Волосы ее потемнели, тугой косой спадали до тонкого стана. На матовой щеке вспыхнул серпик, да так и остался, забыв погаснуть.
Колаш добро посмотрел на дочку:
– Аль не узнаешь старых знакомцев?
Нет, она его узнала мгновенно. Все эти годы вспоминала неулыбчивого отрока, которому озорно подмигивала, рассказывая его сестре о травах.
Но сейчас это был какой-то совсем другой человек: статный, с ржаными усами на загорелом лице, с глазами темными, как ирпеньское озеро. Кто же это ему, бедненькому, ухо повредил? Надо будет траву положить, что рубец снимает, перевязать.
– Узнала! – певучим, новым для Ивашки голосом, от которого замерло у него сердце и упало с высоты, произнесла девушка.
Ему бы броситься к ней, крикнуть: «Сколь ждал, а дождался!» – но он только улыбнулся сдержанно.
Из-за его спины выступила Анна.
– Сестрена! – вскрикнула Сбыслава и бросилась целовать Анну.
– Похлебка-то у тебя готова, хозяйка? – Колаш спросил дочь, когда она с трудом оторвалась от Анны.
– Готова, батусь…
Девушка взяла за руку Анну, и они исчезли в землянке.
Где-то рядом тихий женский голос запел:
То не зверя два собиралися,
Не два лютые собиралися,
Это кривда с правдой сходилися,
Промеж себя они билися…
– Женка Третьяка, Улька, поет. У нас здесь три семьи, – сказал Колаш. – Ну, Ивашка, сын Евсея, ходи ко мне в избу…


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25