Я даже приблизительно не догадываюсь, что ждет нас в Москве, но почему-то уверен: Бета не откажется от борьбы и, следовательно, ей по-прежнему нужна моя помощь.
Минут через двадцать суровая женщина впускает маленького, но очень важного человека в идеально отглаженном коверкотовом плаще и мягкой шляпе. По случаю его появления зажигаются стенные бра. Человек отпускает шофера, внесшего его чемоданчик, неодобрительно оглядывает заправленные в сапоги брюки Беты и мою видавшую виды лыжную куртку, садится в угол, вынимает из кармана газету и замыкается в гордом молчании. Его присутствие нас окончательно замораживает, и мы искренне радуемся, когда в чисто вымытых стеклах зала замелькали огни подошедшего поезда. Празднично освещенный спальный вагон останавливается прямо против наших окон, и через минуту мы в двухместном купе, среди зеркал, красного дерева и по-корабельному надраенной меди. Вагон довоенной постройки, из тех уже несколько старомодных, но уютных «международных», в каких ездили еще горьковские хлебные воротилы и бунинские прогоревшие аристократы. Верхняя полка под прямым углом к нижней, под ней удобное кресло и настольная лампа со сборчатым на манер китайского фонарика абажуром, льющая молочный, слегка подкрашенный теплым оранжевым тоном свет. Здесь же дверца во встроенный между двумя купе умывальник. Бета хочет переодеться, я выхожу в коридор и через толстое оконное стекло наблюдаю за заполнившей перрон толпой пассажиров. Привычно, как на эскалаторе метро, отмечаю генотип, биологический возраст. Постепенно перрон пустеет, поезд мягко трогается, и, уже отвернувшись от окна, я боковым зрением вижу две стремительно обгоняющие нас легкие фигуры. Вероятно, им удалось вскочить в свой вагон на ходу, потому что больше я их не вижу.
Вернувшись в купе, я не застаю Беты и на секунду пугаюсь. Затем слышу шум льющейся воды и успокаиваюсь – Бета в умывальнике. Проводник, такой же немолодой и вежливый, как привезший нас шофер, приносит крепкий чай в тонкостенных, вымытых до блеска стаканах. Как всегда, с отходом поезда предотъездное напряжение спадает, мешает моему кейфу только одна неоформленная, но от этого еще более беспокойная мысль – в том, как уверенно, но слегка припадая на одну ногу, бежала первая девушка, что-то показалось мне знакомым. Возвращается Бета, посвежевшая после умывания, и мы с наслаждением пьем горячий чай.
– Знаешь, – говорю я, глупо посмеиваясь, – у меня такое впечатление, что с нами в одном поезде едут Галя и Оля.
– Впечатление? Ты их видел?
– Мне показалось, что они промелькнули в окне.
– Ты что же, не веришь своим глазам?
– Привык верить. Но ведь это невозможно?
– Почему? Вездеход на лесных дорогах даже лучше ЗИСа.
Бета улыбается, и я вспыхиваю.
– Ты знала?
– Нет. Но очень ясно представляю себе, что произошло. Галка поругалась с отцом, вывела из гаража вездеход и рванула вдогонку за Илюшей. Она девица с характером.
– Ну а Оля?
– Что Оля? Оля – верная подруга.
– Прелестная девочка, – говорю я.
– Мне тоже нравится, – отзывается Бета с неожиданной иронией. – Да, кстати… – Она вынимает из сумки и протягивает мне нечто завернутое в бумагу. – Это тебе.
Разворачиваю и вижу гладко отполированный ветвистый сучок какого-то твердого, как самшит, дерева. И только приглядевшись, понимаю, что это статуэтка – фантастический тонконогий звереныш, не то жирафенок, не то олененок с наивным и веселым оскалом.
– Велено отдать в Москве, – бесстрастно поясняет Бета, – но раз уж пришлось к слову…
Других комментариев мне не требуется. Я и так понимаю, что это и от кого.
Некоторое время мы обсуждаем, какие шансы у Гали отыскать Илью. И сходимся на том, что шансы невелики. Не объявлять же всесоюзный розыск. Но Галя не отступится, и Оля ее не оставит.
– Прелестная девочка, – повторяю я. – И похожа на Ольгу. Ольга Александровна?
– Да. Почему-то большинство мифических отцов – Александры. Уезжают непременно на Дальний Восток и там бесследно исчезают.
– Смешно, что человеку нужно отчество, даже если у него нет отца. Пережиток патриархата. Разве плохо – Ольга Ольговна?
– Еще лучше – Олеговна.
Что-то в интонации заставляет меня поднять глаза на Бету и встретить ее взгляд. Взгляд даже ласковый, но от него я немею. То, что со мной происходит, вероятно, сопутствует открытиям любого масштаба – от закона Архимеда до неверности любимой. Беспорядочное скопление случайных наблюдений и частных догадок, совпадений, противоречий и прочего строительного материала мгновенно выстраивается в целостную гипотезу, убеждающую уже своей стройностью. Так рождается «возможно». Затем гипотеза проходит испытание на прочность, срочно мобилизуются любые возражения, но они отскакивают от гипотезы как от полированного гранита, и тогда приходит самое ошеломляющее: «Как я мог не видеть этого раньше?»
Я молчу, потрясенный…
– А еще считаешь себя физиономистом, – с жестоким смешком говорит Бета. – Даже манера вскидывать голову твоя. – Выдержав паузу, она добавляет: – Не знаю, как сложится Галкина судьба, а вот у тебя есть прекрасный шанс разом устроить счастье нескольких людей. Пока не поздно.
Я по-прежнему не могу выдавить из себя ни слова. Бета это видит и смягчается.
– Вижу – тебе надо все это переварить. Пойди-ка проветрись, а я тем временем буду укладываться. Завтра у меня тяжелейший день.
Я выхожу в пустой коридор, опускаю тугую оконную раму и подставляю лицо холодному ветру. За окном ночная чернота, в которой с трудом различаются мелькающие стволы деревьев. В такт этому мельканию несутся мои мысли. Думаю об Ольге. Ольга, конечно, замечательная женщина. Я всегда это знал, но только сейчас способен полностью оценить ее бескорыстие и силу духа. Меня гложет чувство вины, и я понимаю: разум и долг повелевают мне поступить так, как подсказывает Бета. Я готов повиноваться разуму и долгу во всем, кроме того, что от меня не зависит. Да и пойдет ли на это Ольга, если поймет, что мною движут именно разум и долг? В искренности Беты также не может быть сомнений, но мне почему-то показалось, что в ее дружеском совете проскользнула – наверняка неосознанная – тень недовольства, и эта тень меня греет. Нет, нынче мне не осилить всего нового, что навалилось на меня за одни только последние сутки. А впрочем, только ли за сутки? За неделю я прожил год. Этот год меня не состарил и если не омолодил, то, во всяком случае, основательно встряхнул. Я еще не знаю себя завтрашнего, но сегодня я уже не тот, что был вчера, моя башня из слоновой кости трещит по всем швам, и когда придет время принимать решения, я не буду прятаться…
Поезд слегка замедляет ход, и в окне пролетает знакомая деревянная платформа без навеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134