— Ты меня вспоминал, ты говорил обо мне, — беззвучно, даже не шевеля губами, сказал одними глазами Леонх, — вот я и явился к тебе.
— Мне трудно, — также беззвучно ответил, словно вздохнул, Магрубет.
Тебе кажется. Это просто сомнения овладели тобой. Иди спокойно дальше, — сказал Леонх и улыбнулся.
При этом глаза его начали излучать необычайный голубой свет, и такой же свет засиял кольцом вокруг его головы.
Он сложил руки на груди, медленно-медленно то ли кивнул головой, то ли опустил ее и стал быстро уменьшаться в размерах, улетая к правому берегу Хапи и еще дальше в сторону родного Палистана.
Магрубет лежал в оцепенении. Сон покинул его, но тело еще долго оставалось недвижно. Наконец он облегченно потянулся, громко зевнул и сел, свесив ноги. «Хорошо, что голова была в тени, пока спал», — подумал он. Протерев глаза, он увидел, что к нему приближается Амути.
Во время вечерней трапезы снова завязалась беседа. Амути все расспрашивал Магрубета о его жизни, о прошлом, о том, кто его учил читать, о хеттских жрецах, об обычаях, похоронах, свадьбах.
Магрубет рассказывал по возможности кратко, так как ему самому хотелось задавать вопросы и слушать в ответ рассуждения мудрого египтянина.
Уже давно светило ушло за левый берег Хапи, снизошла вечерняя прохлада, а они все не могли наговориться.
— Впервые я вижу, что не теряю зря времени в беседе, — в порыве откровенности сказал Магрубет. — Впрочем, — тут же добавил он, — в Египте очень многое я переживаю впервые.
— Прекрасно то, что ты говоришь! — лицо Амути просияло. — Не так, как гиксосы, должны приходить в Египет люди из ваших стран, но для того, чтобы учиться у нас. Я знаю, что к нам приезжают юноши издалека, из-за моря, чтобы воспринимать божественную науку Египта. Это чистые сердцем, как дети, странники из народа эллинов. В менефрских храмах я встречал одного из них по имени Орфеос. С верховными жрецами он беседовал, как равный с равными, но с глубокой почтительностью. Мне он прямо сказал, что понесет своему народу всю мудрость, которую он накопил в Египте, вместе с любовью к нему. Не знаю, как будет, но, глядя на того прекрасного златокудрого и голубоглазого юношу, я верил ему. Вот и твои, любезный спутник, пожелания о том, чтоб пилистимские аристократы посылали своих детей учиться в Египет, очень меня обрадовали. Это — высокоценные мысли. Если другие народы поклоняются божествам, которых они у нас восприняли, это значит, что они содержат в своем духе любовь к Египту. Пусть их боги носят у них свои имена, а вовсе не те, что приняты в Египте, всё равно, они вместе с богами возьмут для себя и понятие о мудром устройстве жизни.
Я не знаю, как живет народ эллинов, — отвечал Магрубет, — я даже плохо знаю страну своих древних предков хеттов, но я вижу, что Палистан с его скопищем народов — это совсем не то, что монолитный Египет. Нам, палистанцам, не подходит многое, что есть в Египте. Египет — это женщина, которая больше всего должна беречь то, что у нее постоянно. Палистан же — мужчина, которому в разном и очень во многом еще предстоит себя утвердить. Это значит — многое еще нужно опробовать.
Легко стать женщиной: достаточно лишь подождать пока вырастут груди, а если при этом хороша, то тем больше преимущества на будущее. Но трудно стать мужчиной. Кем бы ты ни был, если ты молод, ты сопляк. Стать мужчиной, добиться посвящения нелегко. Молодость мужчине не дает преимуществ. Те, кто старше, будут долго сталкивать молодого вниз и не признавать его заслуг. Только к зрелости, когда его сверстница, уже многие годы признанная госпожа, давно выполняет свое жизненное предназначение, он наконец, получает звание «муж».
Египет давно построил свои города и храмы, а хеттам только еще подходит время, чтоб проявить свое мужество.
Амути слушал, и глаза его все больше округлялись от изумления, как стройно и неколебимо выросло на его глазах неправильное рассуждение. И ничего с этим не поделаешь! Так сражающееся за неправое дело войско врага разворачивает на глазах свои боевые порядки, и вот уже вражеские воины готовы ринуться в бой, воодушевленные волей ослепленного в своей неправедной злобе военачальника. Колонны выстраиваются в ровные ряды, ощетиниваются копьями… По изначальному божественному предопределению, обреченное на гибель через несколько часов, войско сейчас поражает своей правильностью и устремленностью.
— Но ты же слишком мало знаешь о Египте, чтоб судить о нем так решительно! —воскликнул Амути.
— Мне не нужно много знать. Истинное знание — не многознание, а глубоко проникающее видение. Так учил меня еще дед, — сказал Магрубет и добавил: — К тому же я достаточно много знаю о своем народе.
— Я не собираюсь оспаривать, что вы можете глубоко проникать в своем кратком видении, но ведь ты не будешь отрицать того, что Египет давным-давно существует помимо твоей воли таким, как он есть. Что же ты отлаешь должного Египту?
Магрубет долго задумчиво молчал, наконец тяжело и медленно выкладывая слова, заговорил:
— Наш палистанский народ находится в таком месте, где сталкиваются между собой Египет, Аккад и наша северная прародительница Хеттея. Кто нас любит? Мы смотрим с недоверием в разные стороны. Некоторые наши вожди поглядывают с тоской даже в сторону дикой пустыни. И вот — я здесь… Египетская жизнь одаривает меня своими обильными благами…— Магрубет встрепенулся. — Не знаю, выйду ли я отсюда живым. Покажет самое ближайшее время. Но то, что я увидел у вас, меня, наверное, сделало сторонником Египта. Если мне суждено будет благополучно уйти в родной Палистан, я все равно вернусь когда-нибудь в Египет с любовью.
Ты держишь путь в Аварис, насколько я знаю, мой любезный друг, — сказал Амути, — и впереди тебя ждут тяжелые дела?
— Легкими я бы их не назвал, — усмехнулся Магрубет, — но я не хочу о них говорить.
— Понимаю, — сказал Амути и спросил участливо: — А, может быть, тебе чем-нибудь помочь?
— Нет. Это дело целиком мое собственное, — Магрубет умолк, но через минуту нерешительно проговорил: — Вот только… я никогда раньше не бывал в Аварисе… Нет ли у тебя там какого-нибудь знакомого поближе к фараонову двору? Я бы ему хорошо заплатил за постой.
— Конечно, мой любезный спутник! Я знаю такого человека, которому я в общем могу доверять и который, в свою очередь, мне очень обязан. Там есть такой Ахарон из сынов Иза-Роиловых. Передай ему мое слово, и он сделает для тебя все, что ты попросишь, — Амути вынул из-за пазухи маленький свиток тонкого папируса. Чертя на нем знаки, он объяснял Магрубету: — Тут рядом с главными воротами храм, тут — базар, за ним — второй дом налево. А это—мой личный знак Ахарону. Он должен его хорошо помнить.
Магрубет молча разглядывал значки на папирусе, стараясь не показать своего радостного удивления:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58