— Ну, что же ты не ешь? — спросил он. — Еда не отравлена.
— Мне не столько хотелось бы поесть, как поговорить с тобой, — сказал Магрубет и увидел, что фараон поверил ему.
— Ну, давай поговорим. Скажи мне сна-
чала, почему сейчас, когда все бегут от меня, ты решительно называешься моим союзником? Годами раньше ты в своем Пилистиме воевал против наших тамошних отрядов. Уж не в том ли причина, что Яхмос вырвал прямо из рук у тебя мои подарки?
— В том причина, — хмуро сказал Магрубет. — Но не только в подарках дело. Яхмос опозорил мою невесту…
— Как? — с усмешкой прервал его фараон. — Так это про нее мне говорили? Она была, оказывается, твоей невестой, но сама пошла к нему на ночь?
Вместо ответа Магрубет заскрипел зубами. Лицо и шея его побагровели, а каменный кубок в руке хрупнул и острыми краями вонзился в ладонь. Даже фараону в Египте известно об измене его Нави!
Никому на свете Магрубет не простил бы такой насмешливый вопрос, но перед этим человеком он должен был промолчать. Не потому, что он находился сейчас всецело в его власти, и одним лишь словом или движением пальца фараон мог решить его судьбу. Не потому также, что перед ним сидел владыка самого могущественного государства, живой бог всех египтян, а потому, что всего лишь час назад этот человек поразил его тем искусством, которому он, Магрубет, был предан всю свою жизнь и которое ценил выше любых человеческих качеств.
Магрубет до сих пор не мог прийти в себя после этого боя на мечах. Он видел, что для фараона это было не более, чем обычное утреннее упражнение, о котором тот уже забыл. Он видел, что этот старый и уступающий ему в силе человек был причастен к несравненно более высокому, чем сам Магрубет, искусству владения оружием, потому что не дал ему даже провести ни одного приема. Всю жизнь Магрубет с жадностью впитывал военную науку, а оказалось, что никогда не постигал ее высот.
Когда после боя мылись в бассейне, фараон, взглянув на обнаженного Магрубета, сказал задумчиво-бесстрастно, что если бы сбросил своих годков десять, то даже у такого силача все-таки выбил бы меч из рук. Он тяжело вздохнул при этом, а Магрубет почувствовал, что не может возразить ему. Что еще, недоступное для него, хеттского вождя, знал этот человек в военном деле? Сие было загадкой для Магрубета, как и сам фараон.
Только теперь он понял, почему в Палистане среди воинов — это передавалось еще от отцов и дедов — принято было всегда высказываться о египетских войсках особо язвительно и негодующе. Несмотря на храбрость и быстроту своих конников, хетты никогда не могли разбить в бою сильных дисциплиной, сплоченных египтян. Даже отступая, египтяне в оскорбительных выкриках называли хеттов «толпами разбойников» и «варварским сбродом». Магрубет часто задумывался и ранее над преимуществами египетской военной организации, но обычно всегда старался с негодованием отогнать поскорее такие размышления. Хеттские военачальники, прекрасно видя превосходство египетской военной науки, никогда в жизни не согласились бы говорить об этом вслух между собой. Но как бы ни складывалась военная судьба на полях сражений, а сегодня он, славный воин, получил урок в святая-святых военного дела — в личном владении оружием.
Так сидел сейчас Магрубет перед фараоном и ощущал какую-то досадную неловкость. В мыслях его пролетали египетские впечатления. Как поразил его Менефр! Как просветили беседы Амути! Как величествен фараонов дворец! Наконец сам он — Хиан Третий!
Фараон, с пониманием глядя на Магрубета, начал довольно мягким тоном:
— Вот ты своей ручищей сломал каменный кубок. Я такое, признаюсь, впервые вижу. А женщину же твою Яхмос взял у тебя небрежно. Отряд он твой разбил внезапно и отобрал у тебя ценности. Даже меня сегодня ты, сколько ни старался, не смог одолеть. — Тут фараон помолчал и затем спросил с некоторым добродушным ехидством: — Что, наверное, привык к тому, что там у вас в Пилистиме не встречал себе равных? — и не дожидаясь ответа, продолжал как бы рассуждать вслух: — Не одной силой да храбростью творятся божественные дела. Вот вы там со своей конницей носитесь целыми днями по степям и пустыням, а что вы оставите после себя через многие, многие годы? Раньше была у меня надежда на вашу прародину Хеттею: все-таки наш, белый народ. А теперь все чаще меня одолевают горькие мысли. Вряд ли останетесь в веках и вы, и Хеттея. Огромные пространства лежат в стороне восхода солнца, и везде там живет черный враждебный народ. Он будет идти и идти оттуда в наши земли и сметет, рано или поздно, и вас, и Хеттею, и, наверное, Египет. Вот нам, белым гиксосам, уже приходит здесь конец.
Когда-то раньше, очень-очень давно Египет зародился как страна белого народа. Я осматривал многие древние фараоновы саркофаги. Фараоны и благородная знать народа гораздо лучше, чем люди низов, хранят в веках свой истинный первородный облик. Так вот я сам видел, что все фараоны были белыми людьми. Но все меняется с веками. Сейчас вот и мы, гиксосы, доживаем здесь наши последние дни. Я еще попробую держаться. Может быть, умру царем, а может быть, придется стать таким, как ты, вождем и уводить остатки своего племени куда-нибудь далеко на север, за холодные границы владений вашего хеттского табарны.
— Получается, что гиксосы пришли откуда-то в Египет, а не жили здесь всегда, как коренной народ? — спросил Магрубет.
— Конечно! — ответил фараон. — Мои предки — из таких же, как ты, пилистимских вождей пришли в Египет лет сто назад и принесли ему мир и порядок. Мы положили тогда конец многолетней смуте, бунтам и безвластию в Египте. Мы правили крепко и справедливо, но все-таки возрожденный Египет отторг нас.
— А почему вы говорите, что придется уходить на север в холодные края, а не в сторону восхода светила, где лежат теплые, богатые земли? Я слышал от стариков, что когда-то наш белый, говорящий по-хеттски народ пошел в те земли и остался там жить навсегда.
— Правильно тебе говорили старики. Это все описано в моих летописных свитках. Великий воин и жрец Рама повел народ в том направлении. Это было давно, еще раньше, чем мы пошли в Египет. Но, сколько ни посы-я людей для поиска наших белых племен в тех далеких странах, никто до них не добирался. Кому удалось вернуться обратно, говорят, что повсюду там царства черных людей. — Фараон помолчал и продолжал: —Правильнее всего из наших белых народов устроились эллины. Они перебрались через Эгейское море и расселились на прекрасных землях. Но и туда, — он сокрушенно вздохнул. — нам нет пути. Нигде мое племя гиксосов не ждут с подарками. Повсюду нас встретят враждебно.
— Странно это слышать… Мне многое непонятно, — сказал Магрубет. — Если уж известно, что придется уходить в другие места, то, по-моему, это следует сделать заранее, без войны, без гибели многих людей, без своей бесславной гибели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58