Седой Гнатка, здоровенный и молчаливый, как медведь, с готовностью согласился:
– Правда, мы вмиг.
Поев, высыпали на двор глядеть звезды, которыми было сплошь засеяно небо. Стояли, крестились на знамения добра, любовались сиянием небесной скарбницы. Прекрасны были в рождественскую ночь божьи чертоги, ярко светился Возок, в котором сын божий проезжал сейчас над землей, подглядывая, достаточно ли чтит его христианский народ. Сверкала над Возком голубая, самая крупная звезда – серебряный небесный гвоздь, каким прикован был к небу на веки вечные и виделся пятном мрака кровожадный смок. Наглядевшись на далекую, холодную красоту, Андрей стал подсматривать, как Софья счастливо улыбалась мерцавшим в вышине созвездиям. Вдруг девушка чуть повернулась к нему, и боярин встретил быстрый, полный любопытства взгляд – сердце сладостно укололось об острую, подсунутую чертом колючку.
Соглашаясь со старым Росевичем, читавшим по звездам, чего и сколько уродится будущим летом, Андрей теперь не спускал с девушки глаз, но она позабыла о нем, пялилась на небо, словно ждала второго пришествия.
– Ну, намерзлись – погреемся,– сказал старик и зашагал к избе, но сам же первым остановился, услыхав конский галоп, громко разносившийся в тишине морозной ночи. Скоро всадник прискакал под ограду и застучал в ворота.
– Кто стучит? – крикнул Гнатка.
– Я, Юшко! – ответили из-за ворот.– Верещаки наш двор осадили, хотят Миколу убить. Боярин помощи просит!
– Миколу! – зло вскричал старый Росевич.– Яська, меч! Эй, кто стоит –все за мной!
Спокойный двор мигом пришел в движение. Конюхи выводили из стайни лошадей, тащили седла. Боярин Иван опоясывался мечом. Ильинич тоже побежал в избу за мечом и надел под кожух кольчугу.
Жена старика Марфа, размахивая руками, грозно, но тщетно выкрикивала мужу:
– Куда, старый дурень, летишь? Вон, только одного от Кульчихи привезли. Мало тебе Волка. Сам смерти ищешь, так людей пожалей!
– Прочь, баба! – кричал старик.– В дом, к девкам! Чтобы тихо, пока не побил.
Через пять минут ворота распахнулись; Росевич, Гнатка, Андрей впереди, вооруженная топорами и сулицами челядь за ними вырвались со двора. По дороге Ильиничу объяснили, что Миколка Верещака – крестник Росевича, а берут его в осаду старшие братья – Егор и Петра, люди вовсе не плохие, даже хорошие, но не способные долго жить без какого-нибудь опасного буйства. А вот почему осаживают родного брата, почему в колядную ночь, когда надо сидеть в избе и мед пить, ни Гнатка, ни боярин Иван не догадывались. Но уж коли выпили, а не иначе что выпили, то способны натворить непоправимых бед.
Через полчаса прискакали к Миколкиному двору. Тут шла настоящая осада – паробки старших братьев бревном разбивали ворота; во дворе заходились от бешеного лая псы. Несколько всадников, выставив копья, заградили собой дорогу. Последовал вопрос:
– Кто скачет?
– Я скачу! – крикнул старый боярин.– Росевич! Что тут у вас за война?
– Мы с тобой не воюем,– ответил тот же голос.– Возвращайтесь.
– Ты что, Петра, спятил? – зло сказал старик, подъезжая вплотную к копьям.– Что ломитесь к брату, словно тати?
– Что ломимся? А вот крестник твой в латинскую веру идет!
Боярин Иван, раздумчиво помолчав, крикнул:
– Отступите от ворот, сам спрошу!
– Спроси! – ответил Петра. Старик и Гнатка проехали к воротам.
– Микола! – позвал старик.
Из-за ограды звонко отозвался молодой голос.
– Ты что, веру сменил?
– Женюсь на Видимунтовой дочке! – объяснил Микола.
– А бога не боишься?
– Пусть бог судит, не братья.
Росевич и Гнатка отошли от ворот в растерянности. Люди братьев опять взялись за бревно. Старик уставился на Андрея с немым вопросом: что делать?
– Убьют – князь Витовт головы срубит,– сказал Ильинич.– Он не стерпит.
Боярин Иван подумал и крикнул братьям:
– Эй, Егор, Петра! Буду Миколу защищать! Гнатка, стань у ворот!
Богатырь и половина челяди шагом тронулись вперед.
– Ты что, боярин Иван, с нами биться хочешь? – грызливо спросил Егор Верещака.– Не послушаетесь – буду!
Биться с Росевичем братьям было не с руки: тут же в спину ударил бы Микола со своими паробками. Братья выругались и призвали своих на коней.
– Микола! – закричал Егор.– Сегодня спасся, завтра помрешь! Молись немецкому богу!
– Хорошо, Егор,– отозвался младший брат,– помолюсь!
Осада развернула коней и ускакала в темень недалекого леса. Над частоколом высунулся по пояс, видимо стал на седло, широкоплечий молодец и, сняв шлем, поклонился:
– Спасибо, боярин Иван!
– Шел бы к черту! – выкрикнул старый боярин.– Знать тебя не хочу!
На том поездка и завершилась, помчали домой. Была глубокая ночь, но спать никто не спешил, обсуждали войну между Верещаками.
Мать говорила:
– Известные пустодомки! Как понапьются, одно в голове – биться. Брата родного готовы зарубить. Как хороший родится человек, так быстро со света сходит, а этих волков никакая холера не берет. Ну скажите, все люди в хатах сидят, только этих волочуг черти гонят кровь проливать в святой праздник.
Старик велел принести крепкого меда, сели к столу, однако Еленку и Софью, к сильному сожалению Андрея, отец к беседе не допустил: «Идите, не девичье дело полуночничать!» Мишка стал допытывать подробности похода.
– Ну, а если бы Егор и Петра не ушли – побил бы?
– А ты что думал! – хорохорился старик.– Но будь я на их месте, ни за что бы не ушел. Лег бы там, но остался.
– Ну и зачем? – рассудительно сказал Гнатка.
– А просто так. Чтобы сердце не пекло. Да и правы. Каково отцу на том свете? Ты у меня гляди,– старик свирепо засверлил Мишку оком,– не учуди. Сразу убью. Никакая Кульчиха не поднимет. Пополам развалю.
– Наплевали бы Егор и Петра на Миколкину веру,– сказал Мишка.– Видимунт за Данутой Ключи отдает, лучшие в повете земли. Вот им и завидно. А что вера, чем он виноват? Так объявлено: кто на бабе-латинянке женится – давай в латинство. Забычишься – кнутом спину пропашут. Мало ль такого? Раньше так не было, из-за веры не сердились.
– Много ты знаешь, как было! – дернулся боярин Иван.– По-разному было. Всем доставалось – и нашим, и тем. Вон Ольгерд четырнадцать монахов латинских повесил, что пришли в Вильно немецкую веру внушать. Гроздью висели на дубе в черных своих рясах, как шишки на ели. И за грецкую веру казнил. В Свято-Троицкой церкви святые Антоний, Иван и Евстафий лежат. Кто их на дуб вздернул?
– Ну, то своих,– ответил Мишка.– В латинской вере и не было никого. Сами Ольгердовичи в греческую веру крестились, даже Витовт в церкви крест принимал, даже Ягайла в нашу веру крестился. А уж как ушел к полякам – вспять пошло.
– Наша вера древняя, нас бог защитит, если,– старый боярин подозрительно вгляделся в сына,– сами не побежите, как Миколка Верещака за клок земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97