Потом речь пошла о приданом, о подарках для обеих невест и прочих условиях.
С приданым Эллисив все было просто — у нее сохранилась большая часть приданого, полученного ею еще от отца. Но это означало, что Свейну придется дать за дочерью гораздо больше, чем он рассчитывал. Кроме того, каждая невеста должна была получить богатые дары.
Потом решали кто, где и как будет жить.
Конунги сошлись на том, что Ингигерд должна воспитываться в Дании у Эллисив. Олав обещал как можно скорее отправить ее на юг вместе с Ауд. Но право выдать сестру замуж, когда придет время, оставалось за ним. Эллисив разрешалось также взять в Данию своего священника из Гардарики, Петр должен был поехать вместе с ней.
— А я отошлю всех своих наложниц! — пообещал Свейн.
Тогда Эллисив в первый раз вмешалась в их разговор.
— Не обещай больше того, что сможешь выполнить, — сказала она.
Наконец Эллисив напомнила, что ее дед по отцу и мать Свейна приходились друг другу сводными братом и сестрой, и спросила, не считаются ли они со Свейном близкими родичами по церковным законам.
Свейн покачал головой.
— Архиепископ Адальберт теперь мой друг, и он согласится на все, если я заплачу ему за это. Видит Бог, раньше это было не так.
В тот же день помолвку Эллисив и Свейна скрепили, ударив по рукам. На другое утро Свейн должен был привезти на берег священника, чтобы тот благословил их союз.
Он сказал, что у них нет причин медлить.
— Конечно, — согласилась с ним Эллисив, вспомнив при этом слова Олава о старом кобеле, который вмиг все уладит. Только Олав был не совсем справедлив: Свейн оказался даже на несколько лет моложе, чем был бы сейчас Харальд.
В этот последний день, накануне венчания со Свейном, Эллисив думала о Харальде, о Сэле, о своей жизни на Борге.
И об Ингигерд. После разговора с братом Бэдой Эллисив словно прорвало. Она каждый день благодарила Господа за Ингигерд, как он ей велел, и делала это с истинной радостью. Ей даже подумать было страшно, что дочь могли бы не отпустить с нею в Данию.
Но больше всего она думала об Олаве и о той ночи. Бремя их общей тайны они оба будут нести до конца жизни. То прекрасное, что они пережили, и грех, в котором оба повинны, — все оставит свой след в их душах. Они никогда никому не доверят этого, даже самому близкому человеку, разве что, быть может, священнику. И наверное, это сделает их более одинокими, чем они могли бы быть.
Что такое грех? Эллисив чувствовала себя библейской блудницей — каждый мог бросить в нее камень, узнав, что она согрешила с сыном своего мужа. И все-таки она почему-то верила, что сам Господь не стал бы ее судить слишком строго, а отпустил бы с миром, велев впредь не грешить.
В этот день Эллисив мало разговаривала с Олавом. Она не чувствовала в этом потребности, да и он, видно, тоже.
Только раз им случилось ненадолго остаться наедине, и он обнял ее.
— Ты думаешь о Харальде? — Он улыбнулся, и она по его лицу поняла, что ответ ему известен.
— Когда ты со мной — нет, — сказала она.
Эллисив разыскала священника Петра.
Она считала, что все-таки нужно и у него спросить, хочет ли он ехать с нею в Данию.
— Как не хотеть, — сказал он. — Ведь в Дании я вам тоже могу понадобиться, королева Елизавета.
Он долго не спускал с нее глаз. Теперь она уже не сомневалась: священник Петр догадывается обо всем.
Когда-нибудь она исповедуется ему.
Но только не сейчас.
Эллисив присматривалась к Свейну, и он ей нравился — он нравился ей еще и в Швеции больше двадцати лет назад. Свейн был добродушный, хотя мог и вспылить, и Эллисив надеялась, что у его жены будет сносная жизнь.
Лишь когда священник благословил их брак и Эллисив принимала поздравления датчан, она вдруг поняла со всей ясностью, что стала королевой Дании.
До сих пор Свейн был для нее просто-напросто Свейном сыном Ульва, а не конунгом соседней державы.
Брачное ложе для Эллисив и Свейна было приготовлено в отдельном доме.
Свейн принес туда кувшин вина и кубки.
Он сказал, что им следует побеседовать и получше узнать друг друга.
Это еще больше расположило к нему Эллисив.
Они пили вино и беседовали, лежа в постели — в покоях не было даже скамьи, чтобы сесть.
Свейн рассказывал о своих походах в чужие земли, о былых временах, о битвах с Харальдом.
— Мне редко выпадала удача, — сказал он.
— Но все-таки власть в Дании досталась тебе, — заметила Эллисив.
— Теперь мне этого мало, у меня другие помыслы. — Свейн вдруг загорелся. — Я собираю корабли. Такого ополчения не было у датчан со времен Кнута Могучего.
— Зачем тебе это? — спросила она.
— Думаю завоевать еще одну страну! Скажи, Эллисив, тебе хочется стать королевой Англии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
С приданым Эллисив все было просто — у нее сохранилась большая часть приданого, полученного ею еще от отца. Но это означало, что Свейну придется дать за дочерью гораздо больше, чем он рассчитывал. Кроме того, каждая невеста должна была получить богатые дары.
Потом решали кто, где и как будет жить.
Конунги сошлись на том, что Ингигерд должна воспитываться в Дании у Эллисив. Олав обещал как можно скорее отправить ее на юг вместе с Ауд. Но право выдать сестру замуж, когда придет время, оставалось за ним. Эллисив разрешалось также взять в Данию своего священника из Гардарики, Петр должен был поехать вместе с ней.
— А я отошлю всех своих наложниц! — пообещал Свейн.
Тогда Эллисив в первый раз вмешалась в их разговор.
— Не обещай больше того, что сможешь выполнить, — сказала она.
Наконец Эллисив напомнила, что ее дед по отцу и мать Свейна приходились друг другу сводными братом и сестрой, и спросила, не считаются ли они со Свейном близкими родичами по церковным законам.
Свейн покачал головой.
— Архиепископ Адальберт теперь мой друг, и он согласится на все, если я заплачу ему за это. Видит Бог, раньше это было не так.
В тот же день помолвку Эллисив и Свейна скрепили, ударив по рукам. На другое утро Свейн должен был привезти на берег священника, чтобы тот благословил их союз.
Он сказал, что у них нет причин медлить.
— Конечно, — согласилась с ним Эллисив, вспомнив при этом слова Олава о старом кобеле, который вмиг все уладит. Только Олав был не совсем справедлив: Свейн оказался даже на несколько лет моложе, чем был бы сейчас Харальд.
В этот последний день, накануне венчания со Свейном, Эллисив думала о Харальде, о Сэле, о своей жизни на Борге.
И об Ингигерд. После разговора с братом Бэдой Эллисив словно прорвало. Она каждый день благодарила Господа за Ингигерд, как он ей велел, и делала это с истинной радостью. Ей даже подумать было страшно, что дочь могли бы не отпустить с нею в Данию.
Но больше всего она думала об Олаве и о той ночи. Бремя их общей тайны они оба будут нести до конца жизни. То прекрасное, что они пережили, и грех, в котором оба повинны, — все оставит свой след в их душах. Они никогда никому не доверят этого, даже самому близкому человеку, разве что, быть может, священнику. И наверное, это сделает их более одинокими, чем они могли бы быть.
Что такое грех? Эллисив чувствовала себя библейской блудницей — каждый мог бросить в нее камень, узнав, что она согрешила с сыном своего мужа. И все-таки она почему-то верила, что сам Господь не стал бы ее судить слишком строго, а отпустил бы с миром, велев впредь не грешить.
В этот день Эллисив мало разговаривала с Олавом. Она не чувствовала в этом потребности, да и он, видно, тоже.
Только раз им случилось ненадолго остаться наедине, и он обнял ее.
— Ты думаешь о Харальде? — Он улыбнулся, и она по его лицу поняла, что ответ ему известен.
— Когда ты со мной — нет, — сказала она.
Эллисив разыскала священника Петра.
Она считала, что все-таки нужно и у него спросить, хочет ли он ехать с нею в Данию.
— Как не хотеть, — сказал он. — Ведь в Дании я вам тоже могу понадобиться, королева Елизавета.
Он долго не спускал с нее глаз. Теперь она уже не сомневалась: священник Петр догадывается обо всем.
Когда-нибудь она исповедуется ему.
Но только не сейчас.
Эллисив присматривалась к Свейну, и он ей нравился — он нравился ей еще и в Швеции больше двадцати лет назад. Свейн был добродушный, хотя мог и вспылить, и Эллисив надеялась, что у его жены будет сносная жизнь.
Лишь когда священник благословил их брак и Эллисив принимала поздравления датчан, она вдруг поняла со всей ясностью, что стала королевой Дании.
До сих пор Свейн был для нее просто-напросто Свейном сыном Ульва, а не конунгом соседней державы.
Брачное ложе для Эллисив и Свейна было приготовлено в отдельном доме.
Свейн принес туда кувшин вина и кубки.
Он сказал, что им следует побеседовать и получше узнать друг друга.
Это еще больше расположило к нему Эллисив.
Они пили вино и беседовали, лежа в постели — в покоях не было даже скамьи, чтобы сесть.
Свейн рассказывал о своих походах в чужие земли, о былых временах, о битвах с Харальдом.
— Мне редко выпадала удача, — сказал он.
— Но все-таки власть в Дании досталась тебе, — заметила Эллисив.
— Теперь мне этого мало, у меня другие помыслы. — Свейн вдруг загорелся. — Я собираю корабли. Такого ополчения не было у датчан со времен Кнута Могучего.
— Зачем тебе это? — спросила она.
— Думаю завоевать еще одну страну! Скажи, Эллисив, тебе хочется стать королевой Англии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62