— И когда же ты встречал этого конунга? — недоверчиво спросила я.
— Я видел его лишь пару раз. А однажды он заговорил об этом сам. Один-единственный раз. «После сражения, — сказал конунг, — наступит мир и спокойствие, и воцарится любовь к Богу». При этих словах он весь светился.
— Он хотел сделать приятное епископу Сигурду.
— Может быть, но мне кажется, ты не права. А о мире после сражения, о тоске по любви и справедливости говорит не только епископ Сигурд, об этом вспоминают даже язычники. Ведь ты знаешь, что написано в одной из песен «Старшей Эдды», в «Прорицаниях Вельвы»?
Я подумала.
— Насколько я помню, речь там идет о ненависти и борьбе.
— Не только. Сначала там рассказывается о жизни богов, до того как Один поднял копье и убил первого человека. А затем говорится, что одно убийство влечет за собой другое. Ненависть порождает ненависть. И когда на земле не останется ни одного человека, который был бы поражен этой вселенской ненавистью, то тогда наступит Рагнарёк — закат богов.
И тогда Солнце померкло,
Земля тонет в море,
Срываются с неба
Светлые звезды,
Пламя бушует
Питателя жизни,
Жар нестерпимый
До неба доходит.
Он закрыл глаза, вслушиваясь в звук стихов. И продолжил:
Но вёльва видит и другое — рождение нового мира.
Видит она:
Вздымается снова
Из моря земля,
Зеленея как прежде,
Падают воды,
Орел пролетает,
Рыбу из волн
Хочет он выловить.
Встречаются асы на
Идавёлль-поле,
О поясе мира
Могучем беседуют
И вспоминают
О славных событьях
И рунах древних
Великого бога.
Заколосятся
Хлеба без посева,
Зло станет благом,
Бальдр вернется,
Жить будет с Хёдом
У Хрофта в чертогах,
В жилище богов —
Довольно ли вам этого?
Чертог она видит,
Солнца чудесней,
На Гимле стоит он.
Сияя золотом,
Там будут жить
Дружины верные,
Вечное счастье
Там суждено им.
— Ты просто выбрал строфы из песни, как тебе захотелось, — после раздумья сказала я.
— Да, но их смысл от этого не изменился.
Я промолчала, а Сигват добавил:
— Мне кажется, что конунг боится показаться слабым. И именно поэтому он везде видит врагов и воспринимает любые слова как оскорбление. И поэтому он жаждет власти. А в результате становится предателем, и предает не только друзей, но и самого себя, поскольку отходит от заповедей Господа нашего. Может быть, если бы нашелся человек, который бы его любил и поддерживал, то конунг смог бы справиться с собой и своим страхом. Если бы он только знал, что с этим человеком ему не нужно быть сильным.
— И какой бы конунг из него получился, если бы он следовал заповедям Христа? — спросила я. — Как ты, Сигват, можешь говорить о мире, когда сам всегда прославлял военные подвиги Олава?
— Может быть, я тоже мечтаю о спокойствии и покое.
— «Воин, вот моя участь, моя жизнь, которую я сам себе выбрал», — я повторила слова из одной песни Сигвата.
— Я сложил эти строфы несколько лет назад. И сейчас я устал от сражений.
— Ты считаешь, что конунгу нужен человек, который помог бы ему освободиться от предательства. И тем не менее ты уезжаешь, бросаешь его. И приходишь ко мне, чтобы просить меня помочь королю. Тогда ты предаешь меня в еще большей степени, чем себя. Ты считаешь, что честь женщины ничего не стоит?
Он ничего не ответил и вскоре покинул мои палаты.
Мне кажется, я наконец поняла Сигвата. Я научилась понимать скальда, что сказал «о пробуждающем горе оружии».
И я много думала над нашей беседой. Я вспомнила, что после битвы у Несьяра Сигват не участвовал ни в каком другом сражении. Он всеми способами старался избегать битв.
Вчера, IV ante Cal. Jan., у меня не было времени на раздумья.
Я отправился в трапезную, как только Астрид удалилась на покой. Я просмотрел свои записи и сделал новые.
Вскоре пришла Гуннхильд, и хотя я продолжал работать, мне было приятно ее присутствие.
Изредка я прерывал работу, и мы обменивались взглядом или словом.
— Я бы хотел поближе познакомиться с этим Сигватом Скальдом, — сказал я.
— Ты опоздал, — ответила Гуннхильд. — Он умер десять зим назад.
— А ты знаешь его висы?
— Да, их часто повторяла королева Астрид. Мне кажется, теперь я знаю большинство из них.
— А о чем он слагал висы?
— Обо всем на свете. Но мне кажется, что ему нравилось больше слагать висы о мире, чем о сражении и смерти. И он был настоящим христианином, в отличие от других скальдов.
Она помолчала.
— У него много мирных вис. И он не призывает к новым сражениям и победам. Сигват очень любил море. Ему совсем не нравилось уезжать вглубь страны.
Она рассмеялась.
— Он сочинил несколько вис, когда ездил за мной в Скару. Он высмеял жадного и негостеприимного хозяина, у которого они остановились:
«Лиха мы нахлебались у злого бонда».
Рассказывает он и о неустойчивой лодке, в которой им пришлось плыть к Рёгнвальду:
В утленьком суденышке По морю мы плыли.
Больше никогда Не пущусь в дорогу!
Мокрым скальд добрался До спасенья — брега,
Тролли пусть утащут Чертову скорлупку!
После ужина королева Астрид принялась рассказывать дальше. Ее состояние ухудшалось на глазах — она часто кашляла и прерывала рассказ.
Гуннхильд предложила Астрид отдохнуть, но старая королева отказалась.
— Сигват уехал.
Все произошло, как он и предсказывал. Власть конунга Олава начала слабнуть. Он терял друзей и наживал все новых и новых врагов. Нити, привязывающие к нему людей, таяли и исчезали.
Кроме того, он все время требовал платить ему дань, не имея на то никакого права.
Той зимой он усиленно готовился к сражению с королем Кнутом. Было построено много кораблей, но особенно хорош получился драккар самого конунга под названием «Зубр». На форштевне вырезали бычью голову с рогами и позолотили ее.
Но когда летом Олав созвал всех, то мы заметили, что многие не пришли. Не было среди друзей конунга и Турира Собаки с Эрлингом Скьяльгссоном. Оба они перешли на сторону короля Кнута.
Тем не менее из Вика поплыло много кораблей. Ветер надувал паруса, дружинники были в праздничных одеждах, а за бортом пенилось море.
Однако конунг собрал корабли не только ради защиты Норвегии. Он отобрал лучшие драккары и направился к берегам Дании.
Я с детьми и частью дружины осталась в Борге. В то жаркое лето с душными ночами у меня было много времени для размышлений.
Со мной остался и епископ Сигурд.
Я не особенно беспокоилась об Олаве. Даже если бы он и проиграл битву, я нашла бы, что сказать королю Кнуту.
Случилось так, что в те дни я много думала о власти. Я видела, как Олав одну за другой обрывает нити дружбы. Он хотел обладать всей властью и не желал ни с кем делить ее. Его власть была груба и непримирима, жестока и холодна, как клинок меча. Что же такого было в этой власти, что сводила людей с ума, делая их больными?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59