Мюртах подтолкнул свою лошадь.
— Я все еще не понимаю, почему ты думаешь, что она властная, — сказал Сирбхолл.
— О, это была шутка. Не говори ей об этом.
За воротами они слезли с лошадей, человек подошел, чтобы принять поводья. Од вышла вперед, улыбаясь, ее юбка билась на ветру вокруг ее лодыжек.
— А ты вернулся домой богаче, чем кто-нибудь мог подумать, — сказала она. — И, естественно, вовремя, чтобы сесть ужинать вместе с нами. Привет, Сирбхолл.
— Папа!
Четыре маленькие существа выскочили к воротам, сверкнули ясными глазками и накинулись на него.
— Освободите меня, — засмеялся Мюртах. — Од…
Четверо детишек визжали, наскакивая на него. Они повисли на его руках, раскачивались на них, карабкались на него, словно на дерево, и тузили его как сумасшедшие. И хохотали. Од взяла Сирбхолла за руку и повела его во двор, а Мюртах, убедившись, что все его дети повисли прочно, последовал за ним, держа в охапке малышню.
На просторном дворе большинство людей вышло, чтобы приветствовать их дома, и все кричали и махали им. Эгон, старший сын Мюртаха, начал петь боевую песню, отбивая ритм на плечах Мюртаха.
— Ты не слишком ли уже вырос для этого? — поддразнил его Мюртах и прошел в дверь своего дома.
— Нет еще, — сказал Эгон.
Мюртах остановился посреди комнаты и стряхнул их. Од подавала Сирбхоллу чашу с каким-то питьем.
— Что за ужин? — спросил он.
— Если это вареное мясо, то я вернусь обратно в Тару, — сказал Мюртах. Эгон был снят с него последним и теперь вел себя почти как взрослый мальчик, но Эйр висла на его руке и кричала:
— Папа, ну посмотри же на меня, ну посмотри! Он посмотрел на нее сверху.
— Ну, ты ничем не отличаешься от того, что я оставил. Все они зашлись от хохота. Эгон и Нил потащили его к скамье и заставили сесть, а двое самых маленьких забрались к нему на колени. Он держал Эйр прямо перед собой одной рукой и спросил через ее голову:
— Ничего не произошло, пока меня не было?
— Ничего особенного, — Од наливала ему аскуибхnote 9 в чашу. Ее большие глаза пытливо вглядывались в него. — А где ты взял этих двух лошадей?
— Мы выменяли их, — Конэлл, самый маленький, начал подпрыгивать на колене Мюртаха. — Одну мертвую лошадь на две, и эти две хорошие, а та мертвая даже не была наша… Конэлл, сиди спокойно.
Од поставила чашу перед Мюртахом и привычным движением сняла ребенка.
— И никто не убит. И все женщины превозносили твое имя.
— Я клянусь, — сказал Сирбхолл, — это была самая скучная поездка, в какой я когда-либо участвовал.
При звуке его голоса все дети перестали возиться и сгрудились за спиной Мюртаха. Од отошла с Конэллом, цепляющимся обеими руками за ее юбки. Мюртах отпил почти половину аскуибха одним глотком и опустил чашу.
Эгон спросил:
— Папа, ты принес мне меч?
— Принес тебе меч? Что ты имеешь в виду, когда спрашиваешь, принес ли я меч?
У Эгона появилось на лице выражение отчаяния:
— Ты обещал, что принесешь мне меч.
— Да, я обещал? — он взглянул на Од.
— Было такое упоминание, — она взяла чашу Сирбхолла и снова наполнила ее. Две ее служанки вошли и стали накрывать стол к ужину.
— Я забыл, — сказал Мюртах Эгону. — У тебя есть твой деревянный меч, играй им.
— О, папа, ты забыл?
— Извини. В любом случае, ты еще недостаточно вырос для этого.
— Господи, — сказал Сирбхолл. — Ты будешь держать этого мальчика в длинной рубашечке всю его оставшуюся жизнь. Ему столько же лет, сколько было мне, когда я получил свой первый меч. Он даже старше и больше.
— Отец…
— Нет, иди во двор.
— Папа, пожалуйста.
— Я сказал, иди.
Эгон пробормотал что-то, повернулся и зашагал через дверь. Нил и Эйр последовали за ним, укоризненно оглядываясь на Мюртаха.
— Не вмешивайся в мои отношения с детьми, — сказал Мюртах Сирбхоллу.
— Ты обещал, — сказала Од. — Разве не так?
— Нет. Я не пом…
— У меня есть старый меч, какой мог бы иметь мальчик, — сказал Сирбхолл.
— Он тогда поотрубает за неделю головы всем пони.
— Ш-ш… — сказала Од. — Финнлэйт заснул. А пока вот вареная баранина.
— Дай ему еще чего-нибудь выпить, — сказал Сирбхолл, — он все еще не отойдет после всего этого в Таре.
— Что же вас там так задело? — спросила она. Она присела, приглядывая искоса за обслуживающей их женщиной.
— Верховному королю пришла в голову мысль, как покончить со всем светом.
— Да? А женщины там присутствовали, или это было только для одних мужчин?
Сирбхолл спросил:
— Сколько лет Эгону? Од выглядела удивленной:
— Он родился в зиму после того, как мы пришли сюда жить.
Мюртах напрягся, зная, что Сирбхолл намерен сказать, и Сирбхолл сказал:
— Ему столько же лет, сколько было тебе, когда тебя провозгласили вождем. Он…
— Перестань совать свои пальцы в жизнь моих детей. Слава Богу, ему только восемь, или еще не исполнилось восемь? Намного моложе тебя. И ты ближе к нему, чем ко мне. Ты…
— Ты разбудишь Финнлэйта, — сказала Од. — Сирбхолл, выйди и позови сюда людей, ладно?
Сирбхолл поднялся, и Од встала между ним и Мюртахом, она наклонилась к Мюртаху, чтобы взять его чашу, и стояла так, пока Сирбхолл не вышел наружу.
Мюртах сказал ей:
— Сколько раз я говорил тебе, чтобы…
— Много раз. Не злись, ты выглядишь таким смешным, когда злишься. Я-то думала, что ты научился улыбаться в ответ на его выпады теперь.
— Гав, гав, гав!
— Перестань вести себя, как ребенок. Между прочим, старик болен.
— Он выходит со своего чердака? Она покачала головой.
— Я вынуждена кормить его там. Ты ему не отнесешь? Я едва не упала в последний раз.
— Что отнести ему?
— Немного хлеба и похлебки. Вот… — Она подошла к очагу и налила похлебки из котла. Мюртах последовал за ней. Ее волосы золотыми кольцами красиво падали на ее спину, он нежно коснулся их.
— Извини меня.
— Ты устал. Ты не можешь выспаться как следует верхом на лошади. Держи.
Он взял у нее чашу, покрытую салфеткой, и вышел наружу. Последний свет угасал во дворе. Эгон и Нил пробежали мимо него на зов матери. Мюртах с чашей в руках поднялся по расшатанным ступенькам на чердак.
Старик лежал перед ним на большой кровати, в ногах его свернулся дирхаундnote 10. Он приподнялся на локтях и сказал:
— Нет, это не Од.
— Это я, дедушка.
— А! Когда ты вернулся? Мне никто уже ничего не говорит. Лайэм говорил, что ты загнал датчан, словно оленей. — Он понюхал похлебку.
— Да. Я не тот человек, который вынимает меч из ножен, а потом произносит длинную речь. Мне сказали, что ты не вставал из кровати эти дни.
— Я понял, когда Сирбхолл вернулся, что мне лучше не показываться. Что-то в нем есть, что мне не нравится.
— Он честный человек и порой бывает очень сообразительным. Он говорил перед Верховным королем, и если то, что он говорил, и не было новым, то, по крайней мере, слова он употреблял правильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Я все еще не понимаю, почему ты думаешь, что она властная, — сказал Сирбхолл.
— О, это была шутка. Не говори ей об этом.
За воротами они слезли с лошадей, человек подошел, чтобы принять поводья. Од вышла вперед, улыбаясь, ее юбка билась на ветру вокруг ее лодыжек.
— А ты вернулся домой богаче, чем кто-нибудь мог подумать, — сказала она. — И, естественно, вовремя, чтобы сесть ужинать вместе с нами. Привет, Сирбхолл.
— Папа!
Четыре маленькие существа выскочили к воротам, сверкнули ясными глазками и накинулись на него.
— Освободите меня, — засмеялся Мюртах. — Од…
Четверо детишек визжали, наскакивая на него. Они повисли на его руках, раскачивались на них, карабкались на него, словно на дерево, и тузили его как сумасшедшие. И хохотали. Од взяла Сирбхолла за руку и повела его во двор, а Мюртах, убедившись, что все его дети повисли прочно, последовал за ним, держа в охапке малышню.
На просторном дворе большинство людей вышло, чтобы приветствовать их дома, и все кричали и махали им. Эгон, старший сын Мюртаха, начал петь боевую песню, отбивая ритм на плечах Мюртаха.
— Ты не слишком ли уже вырос для этого? — поддразнил его Мюртах и прошел в дверь своего дома.
— Нет еще, — сказал Эгон.
Мюртах остановился посреди комнаты и стряхнул их. Од подавала Сирбхоллу чашу с каким-то питьем.
— Что за ужин? — спросил он.
— Если это вареное мясо, то я вернусь обратно в Тару, — сказал Мюртах. Эгон был снят с него последним и теперь вел себя почти как взрослый мальчик, но Эйр висла на его руке и кричала:
— Папа, ну посмотри же на меня, ну посмотри! Он посмотрел на нее сверху.
— Ну, ты ничем не отличаешься от того, что я оставил. Все они зашлись от хохота. Эгон и Нил потащили его к скамье и заставили сесть, а двое самых маленьких забрались к нему на колени. Он держал Эйр прямо перед собой одной рукой и спросил через ее голову:
— Ничего не произошло, пока меня не было?
— Ничего особенного, — Од наливала ему аскуибхnote 9 в чашу. Ее большие глаза пытливо вглядывались в него. — А где ты взял этих двух лошадей?
— Мы выменяли их, — Конэлл, самый маленький, начал подпрыгивать на колене Мюртаха. — Одну мертвую лошадь на две, и эти две хорошие, а та мертвая даже не была наша… Конэлл, сиди спокойно.
Од поставила чашу перед Мюртахом и привычным движением сняла ребенка.
— И никто не убит. И все женщины превозносили твое имя.
— Я клянусь, — сказал Сирбхолл, — это была самая скучная поездка, в какой я когда-либо участвовал.
При звуке его голоса все дети перестали возиться и сгрудились за спиной Мюртаха. Од отошла с Конэллом, цепляющимся обеими руками за ее юбки. Мюртах отпил почти половину аскуибха одним глотком и опустил чашу.
Эгон спросил:
— Папа, ты принес мне меч?
— Принес тебе меч? Что ты имеешь в виду, когда спрашиваешь, принес ли я меч?
У Эгона появилось на лице выражение отчаяния:
— Ты обещал, что принесешь мне меч.
— Да, я обещал? — он взглянул на Од.
— Было такое упоминание, — она взяла чашу Сирбхолла и снова наполнила ее. Две ее служанки вошли и стали накрывать стол к ужину.
— Я забыл, — сказал Мюртах Эгону. — У тебя есть твой деревянный меч, играй им.
— О, папа, ты забыл?
— Извини. В любом случае, ты еще недостаточно вырос для этого.
— Господи, — сказал Сирбхолл. — Ты будешь держать этого мальчика в длинной рубашечке всю его оставшуюся жизнь. Ему столько же лет, сколько было мне, когда я получил свой первый меч. Он даже старше и больше.
— Отец…
— Нет, иди во двор.
— Папа, пожалуйста.
— Я сказал, иди.
Эгон пробормотал что-то, повернулся и зашагал через дверь. Нил и Эйр последовали за ним, укоризненно оглядываясь на Мюртаха.
— Не вмешивайся в мои отношения с детьми, — сказал Мюртах Сирбхоллу.
— Ты обещал, — сказала Од. — Разве не так?
— Нет. Я не пом…
— У меня есть старый меч, какой мог бы иметь мальчик, — сказал Сирбхолл.
— Он тогда поотрубает за неделю головы всем пони.
— Ш-ш… — сказала Од. — Финнлэйт заснул. А пока вот вареная баранина.
— Дай ему еще чего-нибудь выпить, — сказал Сирбхолл, — он все еще не отойдет после всего этого в Таре.
— Что же вас там так задело? — спросила она. Она присела, приглядывая искоса за обслуживающей их женщиной.
— Верховному королю пришла в голову мысль, как покончить со всем светом.
— Да? А женщины там присутствовали, или это было только для одних мужчин?
Сирбхолл спросил:
— Сколько лет Эгону? Од выглядела удивленной:
— Он родился в зиму после того, как мы пришли сюда жить.
Мюртах напрягся, зная, что Сирбхолл намерен сказать, и Сирбхолл сказал:
— Ему столько же лет, сколько было тебе, когда тебя провозгласили вождем. Он…
— Перестань совать свои пальцы в жизнь моих детей. Слава Богу, ему только восемь, или еще не исполнилось восемь? Намного моложе тебя. И ты ближе к нему, чем ко мне. Ты…
— Ты разбудишь Финнлэйта, — сказала Од. — Сирбхолл, выйди и позови сюда людей, ладно?
Сирбхолл поднялся, и Од встала между ним и Мюртахом, она наклонилась к Мюртаху, чтобы взять его чашу, и стояла так, пока Сирбхолл не вышел наружу.
Мюртах сказал ей:
— Сколько раз я говорил тебе, чтобы…
— Много раз. Не злись, ты выглядишь таким смешным, когда злишься. Я-то думала, что ты научился улыбаться в ответ на его выпады теперь.
— Гав, гав, гав!
— Перестань вести себя, как ребенок. Между прочим, старик болен.
— Он выходит со своего чердака? Она покачала головой.
— Я вынуждена кормить его там. Ты ему не отнесешь? Я едва не упала в последний раз.
— Что отнести ему?
— Немного хлеба и похлебки. Вот… — Она подошла к очагу и налила похлебки из котла. Мюртах последовал за ней. Ее волосы золотыми кольцами красиво падали на ее спину, он нежно коснулся их.
— Извини меня.
— Ты устал. Ты не можешь выспаться как следует верхом на лошади. Держи.
Он взял у нее чашу, покрытую салфеткой, и вышел наружу. Последний свет угасал во дворе. Эгон и Нил пробежали мимо него на зов матери. Мюртах с чашей в руках поднялся по расшатанным ступенькам на чердак.
Старик лежал перед ним на большой кровати, в ногах его свернулся дирхаундnote 10. Он приподнялся на локтях и сказал:
— Нет, это не Од.
— Это я, дедушка.
— А! Когда ты вернулся? Мне никто уже ничего не говорит. Лайэм говорил, что ты загнал датчан, словно оленей. — Он понюхал похлебку.
— Да. Я не тот человек, который вынимает меч из ножен, а потом произносит длинную речь. Мне сказали, что ты не вставал из кровати эти дни.
— Я понял, когда Сирбхолл вернулся, что мне лучше не показываться. Что-то в нем есть, что мне не нравится.
— Он честный человек и порой бывает очень сообразительным. Он говорил перед Верховным королем, и если то, что он говорил, и не было новым, то, по крайней мере, слова он употреблял правильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51