Но Кул продолжал мчаться вперед.
Он узнал деревушку Палин с гигантской сейбой, накрывшей рыночную площадь, потом дорога стала еще хуже. К тому времени, когда Кул добрался до Эскинтла, он весь вспотел. Сказалось не только напряжение, связанное с трудной дорогой, но и перепад высот. Теперь он мчался вниз, к морю, и жара поднималась ему навстречу.
По мере приближения к Сан-Хосе небо светлело, но он пропустил бы поворот, если бы не увидел разбитую машину. Почти новый голубой седан лежал опрокинутым на бок, радиатор превратился в груду металла от удара о дерево. Кул притормозил и увидел узкий поворот, открывшийся слева за стеной листвы. Голубая машина была пуста. Он остановился, вышел, оглядел ее, но ничего не нашел.
"Понтиак" он поставил на маленькой поляне рядом с хижиной, где Джонсон ночевал после их прибытия, и остаток пути прошел пешком. Дорога через джунгли была похожа на тоннель, восходящее солнце с трудом пробивалось сквозь листву над головой. Тропа казалась бесконечной. Он рвался бежать, но заставил себя идти шагом, и все равно дважды споткнулся и упал, поднялся и пошел опять.
Потянуло запахом моря.
Бухточка и белое бунгало на берегу все так же сияли в первых лучах солнца. Кул остановился. Кроме шума океана он услышал нежные звуки музыки, шепот гитары на рассвете, и на мгновение усомнился в своих чувствах, вспомнив про Альфонсо. Потом он понял, что музыка доносится из дома, и заметил, что несколько окон освещено.
Он глубоко вздохнул. Берег был безлюден, нигде ни души. Достав пистолет из кармана, Кул зашагал к маленькому белому домику. Прибрежный песок затягивал его ноги. Земля под ним качалась с каждым шагом. Он не мог идти, остановился и покачнулся, глядя на океан. Там виднелось грузовое судно – темный силуэт на бледной дорожке от восходящего солнца. На нем заморгал огонь, в одном из окон дома тоже погас свет, затем зажегся снова. Сигнал повторился.
Кул выпрямился. Ветер с океана влажной ладонью утер его лицо. Он снова двинулся к дому.
Звуки гитары стихли, и мужской металлический голос заговорил по-испански. Он разобрал слова: "Говорит Мехико". Радио...
Кул снова остановился. К берегу подошла лодка, со стороны домика послышались голоса. Его сознание работало с невероятной ясностью, все обретало свой смысл. Грузовое судно в открытом океане – то, что успело обрубить якорный канат в порту Сан-Хосе, когда пришли новости о событиях в столице. Судно Дельгадо. Кто-то из команды наверняка здесь, в доме.
Он прислушался. Он не понимал по-испански, но ощутил в голосах нетерпение. Интересно, много ли их здесь. Он не знал, сколько патронов оставалось в пистолете. Может быть, два. Самое большое – три. Матросов было по меньшей мере двое.
И Мария – он слышал ее голос.
И дон Луис де Кастро. Значит, их четверо.
А Элис?
Он снова двинулся к дому, ботинки мягко ступали по песку. На этот раз он поднялся на крыльцо и вошел внутрь.
Мир на мгновение замер.
Мария Дельгадо сидела на большом столе красного дерева, который он когда-то взломал. Она рвала бумаги, маленькую горку бумаг, сжигая их в бронзовой пепельнице. В комнате были двое мужчин, больших, неуклюжих, в рабочих брюках из грубой ткани и тельняшках. Лица их были злы и тревожны. Девушка на них не смотрела – она была слишком занята бумагами. На ней была желтая юбка и широкий кожаный пояс с серебряной пряжкой, которую Кул помнил, тонкий коричневый кашемировый свитер и тяжелое серебряное ожерелье. Она казалась раздраженной и неуверенной. В старинном кресле с высокой спинкой у двери сидел дон Луис; его напоминающее рептилию старческое лицо, его согбенное тело подались вперед. Наблюдая за происходящим, он перекатывал в иссохших пальцах длинную гаванскую сигару.
Один из моряков первым увидел Кула.
Он вскрикнул и схватился за пистолет в кобуре на поясе. Кул выстрелил ему в горло, и человек упал навзничь. Хлынула кровь, крик превратился в булькающий звук, выдавивший кровавые пузыри. Второй моряк успел выхватить свой пистолет, прежде чем Кул попал ему в живот. Мария вскрикнула, вскочила и метнулась к двери в спальню. Кул двинулся за ней, но наткнулся на моряка, лежащего на полу.
Выстрелил пистолет, но не его.
Кул едва удержался на ногах и прислонился к стене. Левая рука странно дрожала, кровь текла по рукаву. Он оглянулся на дона Луиса.
Старик все еще восседал в напоминающем трон кресле. Маленький пистолет в его руке казался смешной игрушкой, перламутровой, сверкающей никелем. Калибр не больше двадцати восьми. Из дула шел дымок.
– Не двигайтесь, сеньор Кул.
Питера шатало. Маленький пистолет напоминал глаз, следящий за его движениями. Лицо старика сморщилось, как кожа ящерицы. Он швырнул сигару на ковер.
– Спокойно, сеньор, – в дверях спальни показалась Мария. – Бросай пистолет, Педро!
Кул отшвырнул бесполезный пистолет. Потом покосился на оружие моряков. Слишком далеко... А до старика в кресле вообще вся комната. Очень далеко. Такого расстояния ему не одолеть...
Он прислушался, как стучит кровь в висках, как разбивается прибой на берегу. Левая рука безвольной и бесполезно повисла. Изнутри подкатила слабость. Он бы упал, не ухватись за радиоприемник.
Мария рассмеялась.
– Он пришел за девушкой, дон Луис.
– Конечно.
– Значит, Джонсон мертв.
– Это к лучшему, моя дорогая.
Кул спросил:
– Где она? – голос был неестественным, высоким и хриплым. – Она здесь?
– Конечно, – ответил старик. – Мы хотели быть уверенными. Но нам не приходило в голову, что материалы Гидеона заполучил Мигель Фернандес. Романтический болван Мигель! Вечно лез не в свое дело. И его друзья не лучше. Но для вас они многое сделали. Вы догадывались, что вам предстояло умереть в тюрьме?
Кул кивнул. Глаз маленького пистолета его просто гипнотизировал.
– Но вы сбежали и доставили нам крупные неприятности, мой юный друг.
– Я рад этому.
Старик хихикнул. Глаза его были совершенно безумными, слишком ясными, слишком расширенными. Дышал он тяжело, со свистом.
– Просто удивительно видеть вас все еще на ногах, сеньор Кул. Что помогло вам выжить?
– Вы, – буркнул Кул.
– Желание меня убить?
– Да, положить конец вашей грязной жизни.
– И Марию?
– Ее тоже.
– Вам понравилась роль Дон Кихота, боровшегося с ветряными мельницами? Но ветряные мельницы в реальной жизни могут стать драконами, мой несчастный молодой друг. Роль лихого рыцаря в сверкающих доспехах вам не удалась. Одна из главных слабостей всех ваших соотечественников – это романтический идеализм, который вы все столь нежно лелеете. Идеализм в любви, в жизни, в стремлениях и разочарованиях. Вам не хватает реализма, юный друг. Или, быть может, не хватает моральной силы смотреть фактам в лицо. Вы жертва собственных заблуждений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Он узнал деревушку Палин с гигантской сейбой, накрывшей рыночную площадь, потом дорога стала еще хуже. К тому времени, когда Кул добрался до Эскинтла, он весь вспотел. Сказалось не только напряжение, связанное с трудной дорогой, но и перепад высот. Теперь он мчался вниз, к морю, и жара поднималась ему навстречу.
По мере приближения к Сан-Хосе небо светлело, но он пропустил бы поворот, если бы не увидел разбитую машину. Почти новый голубой седан лежал опрокинутым на бок, радиатор превратился в груду металла от удара о дерево. Кул притормозил и увидел узкий поворот, открывшийся слева за стеной листвы. Голубая машина была пуста. Он остановился, вышел, оглядел ее, но ничего не нашел.
"Понтиак" он поставил на маленькой поляне рядом с хижиной, где Джонсон ночевал после их прибытия, и остаток пути прошел пешком. Дорога через джунгли была похожа на тоннель, восходящее солнце с трудом пробивалось сквозь листву над головой. Тропа казалась бесконечной. Он рвался бежать, но заставил себя идти шагом, и все равно дважды споткнулся и упал, поднялся и пошел опять.
Потянуло запахом моря.
Бухточка и белое бунгало на берегу все так же сияли в первых лучах солнца. Кул остановился. Кроме шума океана он услышал нежные звуки музыки, шепот гитары на рассвете, и на мгновение усомнился в своих чувствах, вспомнив про Альфонсо. Потом он понял, что музыка доносится из дома, и заметил, что несколько окон освещено.
Он глубоко вздохнул. Берег был безлюден, нигде ни души. Достав пистолет из кармана, Кул зашагал к маленькому белому домику. Прибрежный песок затягивал его ноги. Земля под ним качалась с каждым шагом. Он не мог идти, остановился и покачнулся, глядя на океан. Там виднелось грузовое судно – темный силуэт на бледной дорожке от восходящего солнца. На нем заморгал огонь, в одном из окон дома тоже погас свет, затем зажегся снова. Сигнал повторился.
Кул выпрямился. Ветер с океана влажной ладонью утер его лицо. Он снова двинулся к дому.
Звуки гитары стихли, и мужской металлический голос заговорил по-испански. Он разобрал слова: "Говорит Мехико". Радио...
Кул снова остановился. К берегу подошла лодка, со стороны домика послышались голоса. Его сознание работало с невероятной ясностью, все обретало свой смысл. Грузовое судно в открытом океане – то, что успело обрубить якорный канат в порту Сан-Хосе, когда пришли новости о событиях в столице. Судно Дельгадо. Кто-то из команды наверняка здесь, в доме.
Он прислушался. Он не понимал по-испански, но ощутил в голосах нетерпение. Интересно, много ли их здесь. Он не знал, сколько патронов оставалось в пистолете. Может быть, два. Самое большое – три. Матросов было по меньшей мере двое.
И Мария – он слышал ее голос.
И дон Луис де Кастро. Значит, их четверо.
А Элис?
Он снова двинулся к дому, ботинки мягко ступали по песку. На этот раз он поднялся на крыльцо и вошел внутрь.
Мир на мгновение замер.
Мария Дельгадо сидела на большом столе красного дерева, который он когда-то взломал. Она рвала бумаги, маленькую горку бумаг, сжигая их в бронзовой пепельнице. В комнате были двое мужчин, больших, неуклюжих, в рабочих брюках из грубой ткани и тельняшках. Лица их были злы и тревожны. Девушка на них не смотрела – она была слишком занята бумагами. На ней была желтая юбка и широкий кожаный пояс с серебряной пряжкой, которую Кул помнил, тонкий коричневый кашемировый свитер и тяжелое серебряное ожерелье. Она казалась раздраженной и неуверенной. В старинном кресле с высокой спинкой у двери сидел дон Луис; его напоминающее рептилию старческое лицо, его согбенное тело подались вперед. Наблюдая за происходящим, он перекатывал в иссохших пальцах длинную гаванскую сигару.
Один из моряков первым увидел Кула.
Он вскрикнул и схватился за пистолет в кобуре на поясе. Кул выстрелил ему в горло, и человек упал навзничь. Хлынула кровь, крик превратился в булькающий звук, выдавивший кровавые пузыри. Второй моряк успел выхватить свой пистолет, прежде чем Кул попал ему в живот. Мария вскрикнула, вскочила и метнулась к двери в спальню. Кул двинулся за ней, но наткнулся на моряка, лежащего на полу.
Выстрелил пистолет, но не его.
Кул едва удержался на ногах и прислонился к стене. Левая рука странно дрожала, кровь текла по рукаву. Он оглянулся на дона Луиса.
Старик все еще восседал в напоминающем трон кресле. Маленький пистолет в его руке казался смешной игрушкой, перламутровой, сверкающей никелем. Калибр не больше двадцати восьми. Из дула шел дымок.
– Не двигайтесь, сеньор Кул.
Питера шатало. Маленький пистолет напоминал глаз, следящий за его движениями. Лицо старика сморщилось, как кожа ящерицы. Он швырнул сигару на ковер.
– Спокойно, сеньор, – в дверях спальни показалась Мария. – Бросай пистолет, Педро!
Кул отшвырнул бесполезный пистолет. Потом покосился на оружие моряков. Слишком далеко... А до старика в кресле вообще вся комната. Очень далеко. Такого расстояния ему не одолеть...
Он прислушался, как стучит кровь в висках, как разбивается прибой на берегу. Левая рука безвольной и бесполезно повисла. Изнутри подкатила слабость. Он бы упал, не ухватись за радиоприемник.
Мария рассмеялась.
– Он пришел за девушкой, дон Луис.
– Конечно.
– Значит, Джонсон мертв.
– Это к лучшему, моя дорогая.
Кул спросил:
– Где она? – голос был неестественным, высоким и хриплым. – Она здесь?
– Конечно, – ответил старик. – Мы хотели быть уверенными. Но нам не приходило в голову, что материалы Гидеона заполучил Мигель Фернандес. Романтический болван Мигель! Вечно лез не в свое дело. И его друзья не лучше. Но для вас они многое сделали. Вы догадывались, что вам предстояло умереть в тюрьме?
Кул кивнул. Глаз маленького пистолета его просто гипнотизировал.
– Но вы сбежали и доставили нам крупные неприятности, мой юный друг.
– Я рад этому.
Старик хихикнул. Глаза его были совершенно безумными, слишком ясными, слишком расширенными. Дышал он тяжело, со свистом.
– Просто удивительно видеть вас все еще на ногах, сеньор Кул. Что помогло вам выжить?
– Вы, – буркнул Кул.
– Желание меня убить?
– Да, положить конец вашей грязной жизни.
– И Марию?
– Ее тоже.
– Вам понравилась роль Дон Кихота, боровшегося с ветряными мельницами? Но ветряные мельницы в реальной жизни могут стать драконами, мой несчастный молодой друг. Роль лихого рыцаря в сверкающих доспехах вам не удалась. Одна из главных слабостей всех ваших соотечественников – это романтический идеализм, который вы все столь нежно лелеете. Идеализм в любви, в жизни, в стремлениях и разочарованиях. Вам не хватает реализма, юный друг. Или, быть может, не хватает моральной силы смотреть фактам в лицо. Вы жертва собственных заблуждений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45