Это сейчас модно, но не все умеют их делать.
Пока Розали болтала без умолку, Лили, слушая ее вполуха, то и дело поглядывала на Уэбба. Она пыталась понять, догадался ли он, где следует искать дневники.
Если Анри действительно умер в своем поместье, то дневники должны находиться именно там. Но как проникнуть в этот дом?
— Тетя Розали, — сказала Лили, — месье Труссебуа — мой солиситор, и мы сейчас говорили с ним о делах.
— О, я могу подождать, — улыбнулась мадам Павиль, потянувшись к подносу с булочками.
Тогда Лили, не желавшая, чтобы гостья слышала ее разговор с Труссебуа, пошла на хитрость.
— Тетя Розали, возможно, Селеста сейчас сможет показать вам, как делать тюрбаны. А мы тем временем закончим наш разговор. Вам будет скучно нас слушать.
— Как ты добра ко мне, моя дорогая! Совсем как твоя мать. Ты такая заботливая.
Лили позвонила Костару и попросила его найти Селесту. Слуга кивнул и вышел из столовой. И тут Лили сообразила, что мадам Павиль может быть ей полезна.
— Месье, — обратилась она к Труссебуа, — мой отец умер не от заразной болезни. Он умер от сердечного приступа. Тогда почему его поместье опечатано? Почему мне, его дочери, нельзя посетить дом, в котором отец провел свои последние дни?
Лили несколько раз всхлипнула — ей даже удалось прослезиться.
Уэбб придвинулся к ней и дал ей свой носовой платок.
— Осторожнее, — шепнул он ей на ухо. Лили снова всхлипнула:
— Мне так хотелось посетить этот дом…
Лили посмотрела на мадам Павиль, утиравшую слезы кружевным платочком.
— Ты обязательно поедешь туда, — сказала пожилая дама. — Месье Труссебуа, скажите бедняжке, что ей можно поехать в этот дом.
— Как ее солиситор, я не допущу этого. Дом опечатан по приказу первого консула. Пока дело не решится, туда никого не впустят.
Узнав о приказе первого консула, мадам Павиль успокоилась. Но тут пришла Селеста и увела болтливую даму. Лили еще несколько раз всхлипнула, потом проговорила:
— Я очень рада, что первый консул, отстаивая мои интересы, принял такие меры. Но почему он так заботится именно о поместье, а не об этом доме?
Труссебуа стал перебирать свои бумаги, делая вид, что не слышал вопроса.
— Месье, — продолжала Лили, — почему первый консул так заботится обо мне? Почему он стремится побыстрее уладить мои дела?
— Не имею ни малейшего представления, — ответил солиситор и вдруг пристально посмотрел Лили в глаза: — А вы? — спросил он.
Лили нахмурилась. Не обращая внимания на Уэбба — тот сжал ее руку, призывая проявить благоразумие, она ответила:
— Возможно, из-за некоторых занятий моего отца. Труссебуа и глазом не моргнул.
— И что это за занятия? — спросил он.
— А вы совсем ничего о нем не знаете? Я думала, что вы, как его солиситор, должны знать, чем он занимался.
Уэбб еще крепче сжал ее руку. Труссебуа покачал головой:
— У меня множество клиентов, и я не в состоянии запомнить, кто чем занимается. У вашего отца было немало талантов. О каком из его увлечений вы говорите?
Лили понимала, что Труссебуа лжет, и уже приготовила ответ. Множество клиентов! Подумать только! Она окинула презрительным взглядом убогий, давно вышедший из моды сюртук солиситора. Затем выразительно взглянула на стоявшую перед ним тарелку — Труссебуа съел все булочки до единой. Едва ли у такого человека было «множество клиентов».
Но почему Труссебуа лжет? Ответ очевиден: он знает о шпионаже Анри де Шевену.
Но как много знает солиситор о своем покойном клиенте? Например, знает ли он, что перед ним вовсе не Аделаида де Шевену, а самозванка?
Впрочем, Лили не собиралась все это выяснять. Чтобы узнать всю правду о Труссебуа, ей пришлось бы надолго задержаться в Париже.
— Конечно, я говорю о его научных занятиях, — ответила Лили. — О каких же еще?
Труссебуа с облегчением вздохнул и улыбнулся. Уэбб выпустил руку Лили и сказал:
— Я слышал, что первый консул — великий знаток искусств и наук. Возможно, он хотел сохранить труды твоего отца, чтобы ими не воспользовались бессовестные люди.
— Я думаю, так оно и есть, — кивнул солиситор. — Теперь позвольте мне перейти к делу. Ведь вы должны подготовиться к слушанию.
Лили продолжала упорствовать:
— Да, мне бы хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Тогда я смогу начать… Это станет делом всей моей жизни.
— И что же это за дело? — поинтересовался солиситор.
— Публикация дневников моего отца.
Уэбб, поднесший к губам чашку с кофе, чуть не захлебнулся.
— Это сюрприз для моего жениха, — объяснила Лили, похлопав Уэбба по спине. Она подала ему салфетку. — Я хочу, чтобы труды моего отца получили признание, но для этого необходимо опубликовать его дневники. Месье Труссебуа, вы не знаете, где он хранил их?
Солиситор густо покраснел.
— У нас еще будет время поговорить об этом, а пока давайте перейдем к слушанию.
— Говорите о слушании? — осведомилась Розали, входя в комнату. Голову мадам Павиль украшал один из самых пестрых тюрбанов Селесты; губы дамы растянулись в улыбке. — Месье Труссебуа, я сомневаюсь, что слушание — это сейчас столь важно. Гораздо важнее, чтобы моя дорогая Аделаида поскорее заняла свое законное место в обществе. — Если мадам Павиль начинала говорить, ее уже невозможно было остановить — разве только специальным указом первого консула.
— Моя дорогая! О моя дорогая! — воскликнула Розали, обращаясь к Лили. — Ты произвела настоящий фурор! Вот именно — фурор. С самого рассвета мне присылают записки и все расспрашивают о тебе. У нас с тобой столько дел до твоего приема сегодня вечером.
— До моего приема? — спросила Лили.
— Ну конечно! — воскликнула Розали с таким видом, будто этот вопрос даже не подлежал обсуждению. — Прием в твою честь. Мадам Бенуа настояла на том, что она первая устроит прием в твою честь, чтобы поздравить тебя с возвращением домой. Все последние три недели она собиралась устроить прием по случаю Рождества, и первый консул объявил, что в этом году рождественские каникулы будут вполне законными. Но сейчас она пригласит тебя как почетную гостью, и ее прием будет иметь ошеломляющий успех. Сегодня утром она была у меня и чуть не расплакалась, узнав, что пропустила прием, на котором была ты. — С заговорщическим видом Розали склонилась к Лили и громко прошептала: — Мадам Бенуа просто позеленела от злости, что пропустила этот прием! Просто позеленела. Она утверждает, что ее целый год продержали в Аббайе, в чем я сильно сомневаюсь. Эту тюрьму не назовешь фешенебельной, просто старая развалина. Никто из важных персон не содержался там. Мы с Жозефиной находились в Кармелит-ской тюрьме, поистине фешенебельной.
Лили невольно усмехнулась — для этой женщины имел значение даже тот факт, что она содержалась именно в «фешенебельной» тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Пока Розали болтала без умолку, Лили, слушая ее вполуха, то и дело поглядывала на Уэбба. Она пыталась понять, догадался ли он, где следует искать дневники.
Если Анри действительно умер в своем поместье, то дневники должны находиться именно там. Но как проникнуть в этот дом?
— Тетя Розали, — сказала Лили, — месье Труссебуа — мой солиситор, и мы сейчас говорили с ним о делах.
— О, я могу подождать, — улыбнулась мадам Павиль, потянувшись к подносу с булочками.
Тогда Лили, не желавшая, чтобы гостья слышала ее разговор с Труссебуа, пошла на хитрость.
— Тетя Розали, возможно, Селеста сейчас сможет показать вам, как делать тюрбаны. А мы тем временем закончим наш разговор. Вам будет скучно нас слушать.
— Как ты добра ко мне, моя дорогая! Совсем как твоя мать. Ты такая заботливая.
Лили позвонила Костару и попросила его найти Селесту. Слуга кивнул и вышел из столовой. И тут Лили сообразила, что мадам Павиль может быть ей полезна.
— Месье, — обратилась она к Труссебуа, — мой отец умер не от заразной болезни. Он умер от сердечного приступа. Тогда почему его поместье опечатано? Почему мне, его дочери, нельзя посетить дом, в котором отец провел свои последние дни?
Лили несколько раз всхлипнула — ей даже удалось прослезиться.
Уэбб придвинулся к ней и дал ей свой носовой платок.
— Осторожнее, — шепнул он ей на ухо. Лили снова всхлипнула:
— Мне так хотелось посетить этот дом…
Лили посмотрела на мадам Павиль, утиравшую слезы кружевным платочком.
— Ты обязательно поедешь туда, — сказала пожилая дама. — Месье Труссебуа, скажите бедняжке, что ей можно поехать в этот дом.
— Как ее солиситор, я не допущу этого. Дом опечатан по приказу первого консула. Пока дело не решится, туда никого не впустят.
Узнав о приказе первого консула, мадам Павиль успокоилась. Но тут пришла Селеста и увела болтливую даму. Лили еще несколько раз всхлипнула, потом проговорила:
— Я очень рада, что первый консул, отстаивая мои интересы, принял такие меры. Но почему он так заботится именно о поместье, а не об этом доме?
Труссебуа стал перебирать свои бумаги, делая вид, что не слышал вопроса.
— Месье, — продолжала Лили, — почему первый консул так заботится обо мне? Почему он стремится побыстрее уладить мои дела?
— Не имею ни малейшего представления, — ответил солиситор и вдруг пристально посмотрел Лили в глаза: — А вы? — спросил он.
Лили нахмурилась. Не обращая внимания на Уэбба — тот сжал ее руку, призывая проявить благоразумие, она ответила:
— Возможно, из-за некоторых занятий моего отца. Труссебуа и глазом не моргнул.
— И что это за занятия? — спросил он.
— А вы совсем ничего о нем не знаете? Я думала, что вы, как его солиситор, должны знать, чем он занимался.
Уэбб еще крепче сжал ее руку. Труссебуа покачал головой:
— У меня множество клиентов, и я не в состоянии запомнить, кто чем занимается. У вашего отца было немало талантов. О каком из его увлечений вы говорите?
Лили понимала, что Труссебуа лжет, и уже приготовила ответ. Множество клиентов! Подумать только! Она окинула презрительным взглядом убогий, давно вышедший из моды сюртук солиситора. Затем выразительно взглянула на стоявшую перед ним тарелку — Труссебуа съел все булочки до единой. Едва ли у такого человека было «множество клиентов».
Но почему Труссебуа лжет? Ответ очевиден: он знает о шпионаже Анри де Шевену.
Но как много знает солиситор о своем покойном клиенте? Например, знает ли он, что перед ним вовсе не Аделаида де Шевену, а самозванка?
Впрочем, Лили не собиралась все это выяснять. Чтобы узнать всю правду о Труссебуа, ей пришлось бы надолго задержаться в Париже.
— Конечно, я говорю о его научных занятиях, — ответила Лили. — О каких же еще?
Труссебуа с облегчением вздохнул и улыбнулся. Уэбб выпустил руку Лили и сказал:
— Я слышал, что первый консул — великий знаток искусств и наук. Возможно, он хотел сохранить труды твоего отца, чтобы ими не воспользовались бессовестные люди.
— Я думаю, так оно и есть, — кивнул солиситор. — Теперь позвольте мне перейти к делу. Ведь вы должны подготовиться к слушанию.
Лили продолжала упорствовать:
— Да, мне бы хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Тогда я смогу начать… Это станет делом всей моей жизни.
— И что же это за дело? — поинтересовался солиситор.
— Публикация дневников моего отца.
Уэбб, поднесший к губам чашку с кофе, чуть не захлебнулся.
— Это сюрприз для моего жениха, — объяснила Лили, похлопав Уэбба по спине. Она подала ему салфетку. — Я хочу, чтобы труды моего отца получили признание, но для этого необходимо опубликовать его дневники. Месье Труссебуа, вы не знаете, где он хранил их?
Солиситор густо покраснел.
— У нас еще будет время поговорить об этом, а пока давайте перейдем к слушанию.
— Говорите о слушании? — осведомилась Розали, входя в комнату. Голову мадам Павиль украшал один из самых пестрых тюрбанов Селесты; губы дамы растянулись в улыбке. — Месье Труссебуа, я сомневаюсь, что слушание — это сейчас столь важно. Гораздо важнее, чтобы моя дорогая Аделаида поскорее заняла свое законное место в обществе. — Если мадам Павиль начинала говорить, ее уже невозможно было остановить — разве только специальным указом первого консула.
— Моя дорогая! О моя дорогая! — воскликнула Розали, обращаясь к Лили. — Ты произвела настоящий фурор! Вот именно — фурор. С самого рассвета мне присылают записки и все расспрашивают о тебе. У нас с тобой столько дел до твоего приема сегодня вечером.
— До моего приема? — спросила Лили.
— Ну конечно! — воскликнула Розали с таким видом, будто этот вопрос даже не подлежал обсуждению. — Прием в твою честь. Мадам Бенуа настояла на том, что она первая устроит прием в твою честь, чтобы поздравить тебя с возвращением домой. Все последние три недели она собиралась устроить прием по случаю Рождества, и первый консул объявил, что в этом году рождественские каникулы будут вполне законными. Но сейчас она пригласит тебя как почетную гостью, и ее прием будет иметь ошеломляющий успех. Сегодня утром она была у меня и чуть не расплакалась, узнав, что пропустила прием, на котором была ты. — С заговорщическим видом Розали склонилась к Лили и громко прошептала: — Мадам Бенуа просто позеленела от злости, что пропустила этот прием! Просто позеленела. Она утверждает, что ее целый год продержали в Аббайе, в чем я сильно сомневаюсь. Эту тюрьму не назовешь фешенебельной, просто старая развалина. Никто из важных персон не содержался там. Мы с Жозефиной находились в Кармелит-ской тюрьме, поистине фешенебельной.
Лили невольно усмехнулась — для этой женщины имел значение даже тот факт, что она содержалась именно в «фешенебельной» тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71