По странному совпадению, это была та самая комната, которую Роб в память о матери собирался застеклить. Бывшая заложница графа Аргилла, вдова, стала теперь заложницей Гленлиона, правда, весьма необычной. За заложников всегда стремились получить выкуп и побыстрее, но Роб никаких усилий в этом направлении не предпринимал, поскольку после внесения выкупа заложника следовало отпустить на все четыре стороны, а этого ему не хотелось. Поначалу — что греха таить? — он был не прочь получить за вдову кругленькую сумму, но теперь о деньгах и не помышлял. Когда он думал об этой женщине, перед его мысленным взором представали ее изумрудные глаза, чувственная улыбка и белое, пахнувшее вереском тело. После встречи с ней в уединенном покое замка Лохви во время грозы он окончательно утвердился в мысли, что вдова видит в нем не просто тюремщика, а еще и мужчину, не равнодушного к ее прелестям. Роб не раз давал ей это понять. Спускаясь по винтовой лестнице в главный зал, Роб размышлял над тем, совместимо ли чувство долга с теми чувствами, которые он испытывал к вдове. Конечно, похитив заложницу у лэрда Лохви и графа Аргилла, он поступил вопреки бытовавшим тогда правилам. Но это лишь на первый взгляд, ибо лэрд после смерти сыновей страшно ожесточился и мечтал о мщении, потеряв всякое представление о справедливости. Без сомнения, оставить вдову в его руках было все равно что обречь ее на верную смерть. Однако, привезя ее в Гленлион, он подверг смертельной опасности собственную жизнь. Конечно, в случае нападения Роб всегда мог позвать на помощь Макгрегоров, Маккаллумов и Макнэшей, но долго сопротивляться Аргиллу, приди тому в голову блажь вернуть себе заложницу, он бы не смог, поскольку воинов у графа было раз в двадцать больше. Не говоря уже о том, что Роб не очень-то был уверен в преданности своих новых вассалов, поскольку лэрдом стал недавно и заслужить уважение воинственных обитателей здешних мест еще не успел. Словом, Роб ни в чем не был сейчас уверен — за исключением того, что окончательно испортил отношения с отцом и могущественным графом Аргиллом, который при желании мог бы раздавить его, как муху. И самое поразительное, что сделал он это ради женщины, чего прежде никто от него не мог ожидать. Он был уверен, что рыцарские подвиги во имя прекрасной дамы выдумали менестрели, и ни разу не встречал женщины, способной подвигнуть мужчину на геройство и самоотречение. И тем не менее… И тем не менее он сам не заметил, как стал защитником, покровителем и в определенном смысле даже сообщником вдовы Линдсей. Но как это ни странно, никакой награды от нее до сих пор не получил — даже обычных слов благодарности не услышал. Вспоминая, как он увозил вдову из замка Лохви, Роб подчас дивился собственной опрометчивости. Ведь наверняка имелись другие способы спасти женщину. К примеру, он мог написать графу Аргаллу — даже королю, если уж на то пошло. Вряд ли в их намерения входило ссориться с воинственным графом Уэйкфилдом. Но вместо этого он привез вдову в Гленлион — недостроенный замок, который в случае нападения не выдержал бы не только осады, но и одного-единственного штурма. Не иначе как у него помутился рассудок. Кажется, она рассказывала, что скучает по Англии? Вот и отлично — пускай отправляется к своим английским родичам.
— Привет тебе, рыцарь, — проворковал у него за спиной нежный голос, который он с некоторых пор так часто слышал в своих снах. Смутившись, Роб повернулся и увидел, как в зал вплыла вдова Линдсей. На ней было перетянутое поясом в талии шафранового цвета льняное платье, на голове — простой крестьянский платок, скрывавший ее золотистые волосы.
— Там на столе кувшин с элем, — произнес Роб, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Она улыбнулась.
— Действительно, кувшин. И что интересно, стоит на том самом месте, куда я его утром поставила.
— Неужели? — Он не сдержал своей обаятельной улыбки. — Впрочем, чему тут удивляться? Ты ведь всегда была любительницей наводить порядок и возиться по хозяйству.
— В детстве меня учили, что безделье — источник греха. Мама говорила, что, прежде чем командовать слугами, настоящая леди должна научиться все делать собственными руками.
— Может, ты и сапоги умеешь чистить?
— Никогда не пробовала. Зато знаю, как варить гуталин. — Продолжая улыбаться, она прошла к очагу, огонь горел ровным, бездымным пламенем. — В домашнем хозяйстве множество секретов. К примеру, правильно растопить очаг — это целая наука. Но вот хорошая тяга — целиком на совести каменщика, складывавшего очаг. Если он не знает своего дела, очаг всегда будет дымить — как его ни растапливай.
Несмотря на улыбку и нарочитый, показной оптимизм, она ужасно волновалась. Это было видно по ее избыточной жестикуляции и по тому, как подрагивали у нее руки, когда она поправляла на голове платок. Роб был наблюдательным и сделал соответствующие выводы.
— Не беспокойся, я не отошлю тебя к Аргиллу, — сказал он.
Джудит замерла на месте.
— Правда, не отошлешь?
— Правда. Ведь от тебя немало пользы.
— Пользы? — переспросила она, округлив от удивления глаза.
— Ну да. Вряд ли в замке кто-нибудь знает, как варить гуталин или растапливать очаг на английский манер.
Он ожидал, что она улыбнется, но вместо этого щеки у нее вспыхнули, а на лице появилось какое-то странное выражение.
— И это все, что ты можешь обо мне сказать, лэрд Гленлион, — что от меня немало пользы?
В ее глазах полыхнул гнев, и Роб нахмурился.
— А что, по-твоему, я должен был сказать? Что решил отослать тебя к отцу?
— Решил, значит?
— Да, это мне не раз приходило в голову. Разве ты не хочешь домой? Помнится, ты именно об этом говорила мне в Лохви. Или уже передумала? Боже правый, да ты изменчива, как весенний ветер!
— Напротив, я отлично знаю, чего хочу. И очень постоянна в своих желаниях, — сказала она, подходя к Гленлиону и пронзая его взглядом, исполненным такой ярости, какой он, признаться, увидеть в ее глазах никак не ожидал. — Я хочу сейчас того же, что и семь лет назад. Роб отвел глаза и покачал головой.
— Я не обязан знать, чего ты хочешь, и ты не вправе требовать от меня исполнения своих желаний.
— Вот-вот, все так говорили. Мои желания никогда не принимались в расчет. Зато я обязана была исполнять требования других. Всю жизнь меня поучали — что я должна делать, что говорить, даже что я должна думать или чувствовать! Господь свидетель, до чего я устала быть игрушкой в руках тупых, безответственных мужчин! Похоже, я в тебе ошиблась, Роберт Гленлион. Ты увез меня из Лохви не для того, чтобы спасти, а из каких-то своих соображений, не имеющих ничего общего с моими желаниями.
Ее слова были до того несправедливы, что Роб от гнева не сразу нашелся, что сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79