– Я этого не видела. Вы все время трудитесь. Вы никогда не играете. – Она снова подняла кий. – Я должна ударить этой палкой по шару, так? – Не ожидаясь ответ она неловко повертела кий, пытаясь понять, как следует правильно держать его.
Йен наблюдал, как она повернулась к столу, разделявшему их, и наклонилась над ним. Соблазнительница-кокетка, подумал он, глядя на открывшуюся перед ним картину, от которой у него пересохло в горле.
Она протолкнула кий между пальцев и с силой ударила по шару, но, вместо того, чтобы покатиться по сукну, шар перепрыгнул через бортик и слетел со стола, чуть не сбил любимую вазу Грейс из французского фарфора. Шар со стуком упал на ковер.
– Будете продолжать, – сказал он, – что-нибудь разобьете.
Она обошла стол и подняла с пола шар.
– Не разобью, если вы научите меня правильно играть.
Этого ему не следовало делать. Но он сделает. В глубине души он знал это с самого начала. Он направился к ней, сознавая, что приближается к краю бездны, но уже не мог остановиться.
– А вы сыграете со мной в шахматы?
– Конечно, я всегда соблюдаю условия сделки.
Йен встал рядом с ней у бильярдного стола и взял у нее кий и шар. Он показал ей, как правильно держать кий, отдал его ей и смотрел, как она пытается подражать его движениям. Спустя минуту стало ясно, что она по крайней мере здесь не притворялась. Она никогда в жизни не держала в руках бильярдного кия.
– Нет, – сказал он и встал ближе к ней. Хотя он и напоминал себе, что ему в высшей степени недопустимо дотрагиваться до нее, он положил ладонь на ее руку и прилип ее указательный палец к поверхности кия. – Вот так и держите его.
Ее кожа напоминала теплый атлас.
– Следите, чтобы большой палец оставался на серединe кия, – добавил он, устанавливая ее руку в нужное положение. – Вот так. И над средним пальцем тоже.
Йен заставил себя отпустить ее руку, и Лючия ударила кием по шару. Шар сбил красный шар, они оба дюймов восемнадцать прокатились по столу и остановились. Йен наклонился над столом, чтобы поставить шары на место для ее следующей попытки. При этом он бедром дотронулся до нее, короткое, мучительное прикосновение, но чуть не лишило его рассудка.
Он боролся с собой, стараясь вернуть самообладание.
– Ударьте чуть сильнее, – посоветовал он, снова ставя перед ней пару шаров, – но не настолько, чтобы шар слетел со стола.
Даже сказав эти слова, он не мог понять, как он сумел их произнести таким спокойным тоном. Изгиб ее бедра словно оставил неизгладимый след на его теле, обжигающий и лишающий его рассудка.
Он почувствовал необходимость выпить.
– Сделайте несколько ударов для практики. – Он отошел и налил себе бокал портвейна из одного из графинов, стоявших в баре Дилана, напоминая себе, что он заранее знал: это произойдет.
Вернувшись к бильярдному столу, он старался держаться по другую от нее сторону, но даже это превратилось в особую муку, ибо каждый раз, когда она наклонялась, перед ним возникало великолепное зрелище того, что было ему недоступно. Ее улыбку, с которой она смотрела на него при удачном ударе, он ощущал как прикосновение. В отчаянной попытке отвлечься он начал объяснять ей основные правила игры.
– Так в английском бильярде надо набирать очки, – сказала она, когда он закончил.
Она указала на стол.
– Если я попаду красным шаром в лузу и при этом не загоню туда белый шар, я могу набрать три очка?
Он кивнул, и она наклонилась над столом. Он смотрел на ее лицо, наблюдая, как она сосредоточенно хмурит брови. Прикусив нижнюю губу, она нацелилась и ударила по шару.
От удара ее шар стукнулся о красный, который быстро покатился в свой угол, но, вместо того, чтобы упасть в лунку, отлетел на сторону Лючии. Он катился все медленнее, проскользнув вдоль бортика, остановился на самом краю лузы, не желая падать в нее.
– Ма, nо! – Лючия наклонилась, подняла голову и взглянула на шар, заставляя его преодолеть последние доли дьюмаи упасть в лузу. Это было настолько неожиданно и так соответствовало ее характеру, что Йен расхохотался. – Наконец! – воскликнула она и выпрямилась. – Наконец я заставила вас рассмеяться! – тоже со смехом сказала она. – Я уж подумала, что вы не знаете, как это делается.
Ее слова поразили его.
– Конечно, я умею смеяться.
– До этой минуты я никогда не слышала вашего смеха, потому и не знала. У вас приятный смех. Мне он нравится. Он грудной и заразительный, так и должен смеяться мужчина.
– Спасибо, – с поклоном поблагодарил он. – Не означает ли это, что вы изменили свое мнение обо мне? Или я по-прежнему скучный?
Она не сразу ответила. Вместо ответа она положила кий на стол и подошла к Йену. Когда он посмотрел ей в лицо, она ответила долгим пристальным взглядом, как будто глубоко задумалась над его вопросом. Затем, не сказав ни слова, она сделала нечто совершенно неожиданноe. Она подняла руки и пальцами взъерошила ему волосы.
Йен замер от прикосновения ее рук. Казалось, чувствительность, исходившая от кончиков ее пальцев, проникла в его кровь, наполняя его тело жаром итальянского лета.
Он не мог ни шевельнуться, ни дышать, она играла волосами, а он только мог смотреть на ее лицо. Она думала о поставленной перед собой цели, а он был во власти невероятных эротических фантазий, проносившихся в его голове. Он воображал, как он опустится с ней на пол и вынет шпильки из ее волос, и ее длинные черные волосы упадут ему на лицо, как его руки скользнут под ее юбку и он под своими ладонями ощутит ее нежную горячую кожу.
– Теперь уже не такой скучный, – тихо сказала она с улыбкой глядя на его растрепанные волосы, но не отдергивая рук. Она продолжала играть его волосами, и ее запястья касались его лица, а он стоял, неподвижный и окаменевший, на краю бездны.
Рядом не было никого, кто бы увидел его падение.
Дверь была закрыта. Время позднее. Дилана и Грэйс не было дома. Слуги легли спать. Никто не увидит, как его честь рассыпается в прах. Никто не узнает, кроме ее, а она сломит стойкость даже святого и будет упиваться его падением.
Йен не был святым. Давящее, лишающее его сил сопротивляться вожделение стремительно овладевало им угрожая заставить его забыть, что он был джентльменом. А он всегда оставался джентльменом; он не знал, как можно быть иным.
И все же, даже хватаясь за честь, которая всю жить руководила его поступками, он чувствовал, что пытается поймать воздух. В эти минуты он жаждал превратиться в кого-то другого, такого же дерзкого и отчаянного, как она, как Дилан, как все люди, которые делают то, чего им хочется, и берут то, что им нужно, и наслаждаются радостями жизни и не беспокоятся о последствиях.
Если бы только он мог быть таким! Темное тайное желание, всегда таившееся в его душе, сейчас вместе с каждым ударом его сердца нашептывало ему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70