– Оставляю вас одну, – сказала Грейс, – но сначала вы должны кое-что знать. – Помолчав, она спросила: – Лючия, он причинил вам боль?
Лючия не решалась поднять глаза. Она сжала в руке баночку с мылом.
– Да.
– Пожалуйста, поверьте мне, больно бывает только в первый раз. Неприятное ощущение пройдет, и больше никогда вы не почувствуете боли.
Это несколько успокоило Лючию. Не поднимая головы, она кивнула.
– Есть еще кое-что, что вам надо знать, – продолжала Грейс. – Эта новость распространится повсюду. Сара и ее подруги будут безумно рады рассказать о случившемся всем, кто им встретится. Вы должны быть к этому готовы. Йен женится на вас. Он о вас позаботится. Но вы оба дорого за это заплатите. Ваш отец потребует голову Йена, и одному из вас придется поменять религию.
– Это сделаю я. – Лючия понимала, что это наименьшее, что она может совершить в данных обстоятельствах.
Религия все равно никогда не имела для нее значения.
– Я поменяю веру.
– Это несколько смягчит удар по репутации Йена, и я подозреваю, что премьер-министр лишит его ранга посла. И, без сомнения, король с ним согласится.
Лючия вскинула голову и с ужасом посмотрела на Грейс.
– Йен потеряет свое положение?
– Вполне вероятно.
– О нет, – простонала Лючия, чувствуя приступ тошноты.. – Нет, нет, нет. Что я наделала?
– Послушайте меня, Лючия. – Грейс схватила ее за плечи и слегка встряхнула. – Это не только ваша вина. Он – мужчина, ему тридцать пять, и он знал, что делает. Он должен взять ответственность на себя.
– Вы не понимаете. – Лючия освободилась из рук Грейс. – Я должна увидеть его.
– Конечно. Я скажу ему, что вы хотите с ним поговорить. Надеюсь, он еще не уехал.
– Уехал?
– Как и предполагалось, он сегодня едет в Лондон. Когда прибудет принц Чезаре, он встретится с ним и получит согласие на брак с вами. Если вы хотите поговорить с ним до отъезда, мне лучше поискать его. – Грейс направилась к двери, но остановилась, перед тем как открыть ее. – Лючия, не бойтесь, Йен поступит справедливо. И благородно.
Грейс вышла, и Лючия вступила в горячую воду, наполнявшую переносную ванну.
– Я знаю, он на мне женится, – прошептала она, обращаясь к закрытой двери, и горестно добавила: – Вот почему я и сделала это.
– Удивительные слухи ходят сегодня с утра по городу!
Йен, поправлявший галстук, замер. Он перевел взгляд от собственного отражения в зеркале на брата, стоявшего в дверях его спальни. На лице Дилана было выражение изумления. Но Йен не имел желания что-либо объяснять. Он провел несколько часов, пытаясь не думать, подавить все чувства, как можно глубже похоронить свои эмоции, пока не перестал вообще что-либо чувствовать. Он знал, что это единственный способ пережить то, что он сделал. Однако, когда он снова взглянул на свое отражение, то, что он увидел на своем лице, почти разрушило его с такими стараниями созданное состояние оцепенения, ибо человек, каким он представлял себе себя, исчез, и он больше не узнавал в своем отражении себя.
– Я узнал об этом слухе от самого Тремора, когда мы утром вместе катались верхом, – продолжал Дилан. – Ты не поверишь.
Йен повернулся к стоявшему рядом Харперу.
– Оставь нас.
Слуга кивнул и направился к двери. Дилан подождал, пока за ним закроется дверь, и только тогда вновь заговорил:
– Конечно, все началось с леди Сары. Эта женщина – самое злобное существо на свете. Не могу поверить, что Тремор когда-то подумывал жениться на ней. Она может сказать все, что придет ей в голову.
– Да, может, – согласился Йен.
Он набрал в грудь воздуха и посмотрел брату в глаза.
– Иногда даже она говорит правду.
– Что? – Дилан чуть не рассмеялся. – Ты хочешь сказать… – Он умолк и покачал головой, не веря и не желая верить. – Сара рассказывала всем, кто только хотел ее слушать, что после бала они с кузеном застали тебя с мисс Валенти. – Дилан говорил это медленно, словно думал, что Йен, может быть, не понимает, какие слухи ходят среди гостей Тремора. – Она сказала, что увидела вас обоих в оранжерее. И вы были полуодеты.
Йен смотрел мимо брата на черный фрак и белую рубашку, лежавшие на кровати.
– Да.
– Платье мисс Валенти было разорвано, – продолжал Дилан.
Йен закрыл глаза, вспоминая тот момент, когда он покончил с платьем. Он до сих пор слышал треск разрываемой ткани. Воспоминание об этом звуке даже сейчас возбуждало его, хотя он и стыдился этого. Он чувствовал, как оцепенение отступает, и всеми силами старался сохранить его.
– Да, это так.
– Это, должно быть, какая-то ошибка. Я тебя знаю. Сара, наверное, лжет. Или она неправильно поняла то, что видела.
Йен открыл глаза и снова посмотрел на брата. И ничего не сказал.
Дилан пристально вглядывался в его лицо.
– Так это правда, – прошептал он, проникнув под привычную маску дипломата. – Бог мой, это правда. Моего брата застали в скандальном положении с молодой леди. Мир перевернулся.
– Леди Сара видела конец этой компрометирующей ситуации, но не начало, – услышал Йен собственный голос, и его удивило, что он, самый молчаливый и скрытный из всех мужчин, испытывал потребность как бы исповедаться.
Еще больше его удивляло, что для исповеди он выбрал не кого-нибудь, а своего беспутного брата.
– Уже... – с трудом произнес он, – произошло непоправимое.
– Ты хочешь сказать, что ты... что вы с ней... совершили это? – На лице Дилана начала расплываться улыбка. – Ну и ну, – тихо сказал он. – Так вот как гибнут великие мира сего.
– Я не в том настроении, чтобы слушать твои остроты! – огрызнулся Йен, почти теряя остатки самообладания. – Ни слова больше! Иначе то, что я сделал с тобой, когда тебе было тринадцать, покажется детской игрой в ладушки.
Дилан поднял руку, успокаивая его, и насмешливое выражение исчезло с его лица.
– Прости, прости. Только ты должен понять мое изумление. Ты никогда не делал ничего, что выходило бы за рамки приличий. Ты никогда не совершал ошибок. Ты всегда, черт побери, был совершенством. Всегда. И для меня было потрясающим открытием, что в тебе есть что-то человеческое.
«Вы все же человек», – вспомнил он слова Лючии.
– Конечно, есть. – Он сожалел об этом и с раздражением провел рукой по своему лицу. – Господи, почему все думают, что нет?
– Ну, я всегда был склонен в этом сомневаться. В детстве наши учителя всегда сравнивали нас, и, позволь мне напомнить, сравнение обычно оказывалось не в мою пользу. В твоих работах никогда не было ошибок. У тебя был каллиграфический почерк. На каждый вопрос ты находил ответ. Меня тошнило от отвращения. Когда мне исполнилось семь, я уже знал, что никогда не сравняюсь с тобой, поэтому я и не пытался. Но, о, как я был зол на тебя!
Гнев Йена испарился.
– Какая ирония, – сказал он. – Все это время, когда ты был зол на меня, я ожесточался против тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70