Гилберт перебирал пряди блестящих шелковистых волос.
— Ты написала жене Мосси?
— Да. Неделю назад. Когда я заговорила с ним о его семье, он очень расстроился. Сначала не хотел говорить. А потом подумал и согласился, чтобы я написала его жене.
Гилберт был рад. Ему не хотелось оставлять Мосси одного. Как и Ли. Но теперь у Ли есть Сарабет, он не так одинок. А у Мосси нет никого, кроме Джулии.
Она зашевелилась, устраиваясь поудобнее.
— Когда ты рассказал о Мосси, я много думала о войне. Почему война приносит много горя таким людям, как Мосси и Ада? А другим — нет… А ты?..
Гилберт посмотрел на нее, не зная, что ответить. Он никогда не задумывался. Просто запрещал себе вспоминать о войне. Но Джулия ждала от него ответа. Внезапно все показалось простым, ответ пришел сам собой.
— Мне довольно легко удалось справиться с воспоминаниями. Наверное, все скандалы я устраивал ради того, чтобы забыть о войне!
— Ты был ранен?
— Нет. Мне было несладко, но я не получил ни единой царапины! — он задумался. — Наверное, слишком боялся умереть. Может быть, даже… боялся встретиться на том свете с мамой.
— Почему? — Джулия встрепенулась, удивленно посмотрела на него.
— Она была квакером, — ответил он, не задумываясь. — Ненавидела оружие, войны, любое насилие. И воспитывала меня в том же духе.
Он замолчал, ожидая, что скажет Джулия. Будет удивлена или шокирована?.. Джулия молчала.
— Ты спрашивала у меня однажды, как моя мать относилась к тому, что я ушел воевать?
— Да. Когда мы сидели на крыльце… Но ты почти ничего не ответил, вернее чего-то недоговорил…
— Да, мы с тобой тогда ели рисовый пудинг.
Джулия улыбнулась. Господи, как с ней легко! Она все понимает. Слова будто бы сами просятся наружу.
— Когда началась война, я рвался сражаться. Мама хорошо понимала, что у меня на уме. Но знала также, что скоро умрет. Перед смертью она умоляла меня не отступать от нашей веры. Говорила, что мы не должны участвовать в смертельной борьбе. Убеждала меня, что на войне я познаю зло и порок. И я пообещал, что не отступлюсь от нашей веры. Я поклялся умирающей маме!
Прошлое и до сих пор не давало ему покоя, тревожило. Он не мог простить себе, что нарушил клятву и обманул мать… Он говорил тихо и медленно, пытаясь как можно полнее выразить чувства, таившиеся в душе много лет.
— Когда мама умерла, мне исполнилось четырнадцать лет. Меня отправили в сиротский приют. Я не мог жить на новом месте, среди чужих мне людей. Потом убежал и вступил в армию.
Джулия молчала. Даже не зная, о чем она сейчас думает, он чувствовал, что она не осуждает его. Он никогда никому не рассказывал, что нарушил клятву, данную матери. Стыдился говорить, упоминать, считая, что этим только доказывает низость своего характера. Он был уверен, что Джулия не подумает так. Похоже, она не собирается видеть в нем только порочное.
— Гиб, ты успокоил ее перед смертью, — тихо сказала Джулия. — Ты сказал то, что ей хотелось услышать, предоставил возможность умереть в мире.
— Она всегда учила меня быть добрым, нежным для того, чтобы я познал милость Божию. Выходит, она зря тратила время. На войне, когда пришлось стрелять, я убивал людей так же, как все остальные. А потом застрелил Хокета. Он заслуживал того, такой человек не имеет права ступать по земле. И все равно после убийства я чувствовал себя самым последним человеком. Потому что еще раз предал свою мать!
Джулия ласково обняла его.
— Люди не должны жить для мертвых. Мы должны жить для себя. Твоя мать была прекрасной, великодушной женщиной. И она тебя очень любила!
— Ты так считаешь? — вздохнул Гилберт.
— На детские плечи легла чересчур тяжкая ноша. Нечего удивляться, что ты такой необузданный!
Гилберт наклонился и поцеловал Джулию. Мягким движением она убрала с его лба жесткие непослушные волосы.
— Гиб, ты очень нежный. Твоя мама воспитала тебя таким. Что бы тебе не приходило в голову, ты очень чуткий мужчина, знай об этом.
Он долго смотрел на ее упругую прекрасную грудь. Наклонился и стал ласкать языком ее соски. Впивался губами в дивные сочные плоды, вдыхал свежий аромат лимона и женского тела. Ее дыхание участилось, стало прерывистым, пальцы охватили его затылок. Волна желания снова окатила его. Он погладил рукой ее живот, пальцы опускались все ниже, наконец, настойчиво и нежно коснулись бутона страсти. Джулия вздрогнула и затрепетала. Он снова хотел ее, желал утонуть в горячем трепещущем теле!
Они отдавались друг другу нежно. В спальне стояла тишина, изредка нарушаемая еле слышными страстными вздохами. Она шептала ласковые слова, которые успокаивали его изболевшуюся душу.
Наконец, он не смог удержаться и овладел ею сильно и жадно. Она закрыла глаза и закричала, но не испуганно, а радостно — от полноты ощущений. Он качался вместе с ней на волнах страсти, а вокруг сверкали и гасли звезды.
Для него исчез весь окружающий мир. Была только эта прекрасная женщина, ее жаркое тело, ее нежность.
Неожиданно ему пригрезился дом, в котором царит мир и покой. Где уютно и тепло, где его ждут с нетерпением. На крыльце в солнечных лучах греется и нежится пушистая кошка. Из окон слышатся веселые журчащие звуки пианино… Мирно жужжат пчелы, ползая по цветам… слышны беззаботные детские голоса…
— Я люблю тебя, Гиб! — прошептала Джулия.
Гилберт закрыл глаза, сцепив зубы, старался отогнать колдовство мечтаний и грез. Если он не будет осторожен, то слишком увязнет. Джулия потребует от него больше, чем он сможет дать!
Джулия проснулась, разнеженно протянула руку. Но подушка была пустой и уже остывшей. Под пальцами зашелестела бумага. Джулия села, подняла записку, прочитала:
«Дорогая Спящая Красавица — ты действительно прекрасна! Я хотел разбудить тебя поцелуем, но не посмел нарушить твои сладкие сны. Увидимся в церкви. Твой Г. Б.»
Она перечитала еще раз.
«Твой Г. Б.»
«Твой! Мой!» — подумала она и посмотрела в окно. Ярко светило солнце, весело щебетали птицы, стоял великолепный летний день.
Надев халат, спустилась вниз. На кухне топилась плита, кофейник полон горячего кофе. Печенье разложено на тарелках. Оставшиеся с прошлого вечера миски и ложки перемыты и вытерты, на столе — чистота. Порядок на кухне был такой, будто здесь прибирала сама Мэри Херли!
«Гиб!» — задумчиво улыбнулась Джулия. Доброе сердце, нежные ласки, страстные поцелуи, сводящие с ума — все, о чем только может мечтать любая женщина!
Она взяла кувшин с горячей водой и поднялась наверх. Умывшись, достала из шкафа темно-розовый костюм из тонкой шерсти. Юбка костюма отделана ниспадающими фалдами, закрепленными на спине турнюром. Облегающий жакет с двумя рядами изящных перламутровых пуговиц. Это был ее выходной наряд. Конечно, он намного изысканнее тех туалетов, которые можно будет увидеть сегодня в церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103