— Не сомневаюсь, в следующем месяце Брэддон соберется сделать мне предложение по крайней мере три или четыре раза, и горе мне, если он направит свое внимание на другую. Моя мать, например, ужасно разозлится… — болтала она.
Но когда они поднимались по лестнице, Софи как бы между прочим сказала, что если Брэддон не увидит ее пару месяцев, то это будет хорошим испытанием его чувств.
У Шарлотты потеплело на сердце, исчезло ощущение пустоты, оставленное слезами.
Глава 19
Алекс действительно ничего не знал о статье в «Сплетнике». В ту минуту, когда Шарлотта оплакивала его отсутствие, он горячо спорил о достоинствах vin santo — крепкого итальянского вина — в зависимости от года его закладки. Даже когда он соглашался с хозяином кабачка, что данное vin santo — очень, но не слишком крепкое, и не соглашался, что щепотка перца улучшает его вкус, он думал о Шарлотте. Когда синьор Тонарелли наконец замолчал и ушел в комнату за стойкой, чтобы принести оттуда пресловутый пакет, Алекс поймал себя на том, что думает не о затянувшейся погоне за этим пакетом, отнявшей у него более пяти месяцев, а о стройных ногах своей жены. Он находил, что они особенно красивы выше колен. Когда она лежала на боку, он медленно гладил изящный изгиб ее тела, ощущая его приятную полноту, и находил пальцем нежное углубление с внутренней стороны бедра.
Алекс рассеянно смотрел на деревянные полки кабачка «Лючия» — единственного, так сказать, ресторана на всю округу. Он нашел дорогу в эту маленькую итальянскую деревушку далеко не сразу. В поисках следов усталого старого француза он медленно проехал через сельскую местность и наконец поднялся в горы. Где проехал этот человек прежде, чем умер в этой деревушке, Алекс не имел ни малейшего представления. Синьор Тонарелли уверял, что никогда раньше его не видел.
Марио Тонарелли вернулся, сжимая в руках небольшой грязный сверток.
— Спасибо, огромное спасибо! — радостно воскликнул Алекс по-итальянски.
Синьор Тонарелли был в восторге от того, что оказал услугу такому богатому и властному незнакомцу. Судя по акценту, этот человек был из Рима, решил синьор Тонарелли. Но он намного приветливее жителей Рима — люди в горах знают, как враждебны и подозрительны римляне. Но что делает этот человек в его маленькой остерии, он не мог понять. Тонарелли знал, что в свертке нет ничего, кроме старой одежды, потому что, когда француз умер, буквально у их порога, они с женой, естественно, внимательно все осмотрели. Он, француз, сказал, что кто-то приедет забрать пакет, и оказался прав. Ни Марио, ни его жена Лючия не могли и представить себе, зачем кому-либо потребуется старая одежда француза.
Они похоронили его на кладбище за деревней, но Марио хранил сверток. И правильно делал: прошло всего шесть месяцев, и за ним явился человек из Рима.
Глаза Марио загорелись: римлянин отсчитал небольшую стопку золотых лир. Кому какое дело, зачем нужны ему эти старые вонючие тряпки!
— Спасибо, — искренне поблагодарил его Тонарелли.
Он постоял в дверях своей остерии, наблюдая, как римлянин садится в свой экипаж. Красивый мужчина этот римлянин: высокий, с твердой походкой. Сам Марио растолстел от слишком большого количества грибной пасты, которой кормила его жена, но и раньше никогда он не передвигался так, как этот человек. «Словно волк», — подумал Марио и крепко зажал в руке золотые монеты.
— Лючия! — позвал он, когда карета Алекса стала спускаться по извилистой дороге.
Громкий голос Марио вспугнул кур, клевавших что-то на пьяцце — базарной площади, обрамленной тремя каменными домами, церковью и его кабачком.
— Уехал?
Из-за дома появилась запыхавшаяся жена. Она стирала белье в каменной ванне за колодцем, и ее платье было забрызгано водой.
Вместо ответа Марио разжал руку, показывая монеты.
Лючия только всплеснула руками.
Марио улыбнулся и подошел к ней, подражая уверенной походке незнакомца.
— Я отнесу сегодня цветы на могилу старику, — добавила Лючия.
Марио кивнул. Он заслужил цветы, этот француз. Умерев на их пороге, он сделал их богатыми. Теперь они смогут не только купить корову, но, возможно, даже останутся деньги еще на одного мула. Их мулу, Лии, было уже шестнадцать лет, и она пошатывалась, когда раз в две недели взбиралась на гору, волоча телегу, полную товара для продажи.
В карете Алекс задумчиво посмотрел на сверток. Он уже ненавидел этот проклятый пакет. Приехав в Париж, он узнал, что дом, который он искал, несколько недель назад был сожжен полицией. Предпочитая не проявлять излишнего интереса, он немедленно покинул город и нанял невзрачного сыщика, чтобы тот вернулся в Париж и выяснил, что произошло и куда исчезли обитатели дома. И это заняло целых два месяца, больше двух месяцев!
Все, что мог сделать сам Алекс, — это притворяться итальянским купцом, интересующимся экспортом французских вин. И вот наконец настал день спасения Брижитт — сестры Люсьена. Спасение девочки прошло гладко как по маслу. Их даже не остановили на границе: скучающий солдат просто махнул рукой, пропуская их.
Слушая рассказ Брижитт о том, как толпа ворвалась в дом Люсьена, как погибли его жена и сын и как спаслась она сама, спрятавшись в куче белья, Алекс почувствовал непреодолимое желание вернуться домой. Конечно, Пиппа с Шарлоттой в Англии здоровы и счастливы. И все же что-то в бледном лице Люсьена, в том, как крепко он прижимал к груди свою сестренку, вызывало в Алексе смертельный страх.
Он заметил, что все время думает о Шарлотте: как она смеялась, когда по утрам Пиппа забиралась к ней в постель и проливала на простыни шоколад; как прикусывала нижнюю губу, когда была поглощена живописью; с каким упорством опровергала его аргументы, когда спорила с ним о решениях, принятых парламентом. Какую гордость он испытывал за них обоих, когда произносил в Палате лордов речь, которая была бы не совсем такой, не обсуди он ее накануне вечером со своей женой. Обсудил, ха? Точнее сказать — дрался из-за нее.
«Я люблю ее, — осознал Алекс однажды утром. — Черт побери, я влюблен в нее!» После этого ледяная стена, которой он окружил свое сердце в браке с Марией, рухнула. Алексу безумно хотелось заключить Шарлотту в объятия, целовать ее всю с головы до ног, пока она не закричит от нетерпеливого желания, и тогда шепнуть ей: «Я люблю тебя». Она заплачет, думал он, мысленно видя перед собой ее большие темные глаза, полные слез радости. Она поймет, что он простил ей все, что было до их свадьбы, что он действительно верит ей. Он даже простил ей, что она не была девственницей, когда они поженились. Он был готов забыть, что она раньше спала с его братом. Алексу так не терпелось поскорее взойти на корабль, отплывающий в Англию, что он не мог усидеть на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Но когда они поднимались по лестнице, Софи как бы между прочим сказала, что если Брэддон не увидит ее пару месяцев, то это будет хорошим испытанием его чувств.
У Шарлотты потеплело на сердце, исчезло ощущение пустоты, оставленное слезами.
Глава 19
Алекс действительно ничего не знал о статье в «Сплетнике». В ту минуту, когда Шарлотта оплакивала его отсутствие, он горячо спорил о достоинствах vin santo — крепкого итальянского вина — в зависимости от года его закладки. Даже когда он соглашался с хозяином кабачка, что данное vin santo — очень, но не слишком крепкое, и не соглашался, что щепотка перца улучшает его вкус, он думал о Шарлотте. Когда синьор Тонарелли наконец замолчал и ушел в комнату за стойкой, чтобы принести оттуда пресловутый пакет, Алекс поймал себя на том, что думает не о затянувшейся погоне за этим пакетом, отнявшей у него более пяти месяцев, а о стройных ногах своей жены. Он находил, что они особенно красивы выше колен. Когда она лежала на боку, он медленно гладил изящный изгиб ее тела, ощущая его приятную полноту, и находил пальцем нежное углубление с внутренней стороны бедра.
Алекс рассеянно смотрел на деревянные полки кабачка «Лючия» — единственного, так сказать, ресторана на всю округу. Он нашел дорогу в эту маленькую итальянскую деревушку далеко не сразу. В поисках следов усталого старого француза он медленно проехал через сельскую местность и наконец поднялся в горы. Где проехал этот человек прежде, чем умер в этой деревушке, Алекс не имел ни малейшего представления. Синьор Тонарелли уверял, что никогда раньше его не видел.
Марио Тонарелли вернулся, сжимая в руках небольшой грязный сверток.
— Спасибо, огромное спасибо! — радостно воскликнул Алекс по-итальянски.
Синьор Тонарелли был в восторге от того, что оказал услугу такому богатому и властному незнакомцу. Судя по акценту, этот человек был из Рима, решил синьор Тонарелли. Но он намного приветливее жителей Рима — люди в горах знают, как враждебны и подозрительны римляне. Но что делает этот человек в его маленькой остерии, он не мог понять. Тонарелли знал, что в свертке нет ничего, кроме старой одежды, потому что, когда француз умер, буквально у их порога, они с женой, естественно, внимательно все осмотрели. Он, француз, сказал, что кто-то приедет забрать пакет, и оказался прав. Ни Марио, ни его жена Лючия не могли и представить себе, зачем кому-либо потребуется старая одежда француза.
Они похоронили его на кладбище за деревней, но Марио хранил сверток. И правильно делал: прошло всего шесть месяцев, и за ним явился человек из Рима.
Глаза Марио загорелись: римлянин отсчитал небольшую стопку золотых лир. Кому какое дело, зачем нужны ему эти старые вонючие тряпки!
— Спасибо, — искренне поблагодарил его Тонарелли.
Он постоял в дверях своей остерии, наблюдая, как римлянин садится в свой экипаж. Красивый мужчина этот римлянин: высокий, с твердой походкой. Сам Марио растолстел от слишком большого количества грибной пасты, которой кормила его жена, но и раньше никогда он не передвигался так, как этот человек. «Словно волк», — подумал Марио и крепко зажал в руке золотые монеты.
— Лючия! — позвал он, когда карета Алекса стала спускаться по извилистой дороге.
Громкий голос Марио вспугнул кур, клевавших что-то на пьяцце — базарной площади, обрамленной тремя каменными домами, церковью и его кабачком.
— Уехал?
Из-за дома появилась запыхавшаяся жена. Она стирала белье в каменной ванне за колодцем, и ее платье было забрызгано водой.
Вместо ответа Марио разжал руку, показывая монеты.
Лючия только всплеснула руками.
Марио улыбнулся и подошел к ней, подражая уверенной походке незнакомца.
— Я отнесу сегодня цветы на могилу старику, — добавила Лючия.
Марио кивнул. Он заслужил цветы, этот француз. Умерев на их пороге, он сделал их богатыми. Теперь они смогут не только купить корову, но, возможно, даже останутся деньги еще на одного мула. Их мулу, Лии, было уже шестнадцать лет, и она пошатывалась, когда раз в две недели взбиралась на гору, волоча телегу, полную товара для продажи.
В карете Алекс задумчиво посмотрел на сверток. Он уже ненавидел этот проклятый пакет. Приехав в Париж, он узнал, что дом, который он искал, несколько недель назад был сожжен полицией. Предпочитая не проявлять излишнего интереса, он немедленно покинул город и нанял невзрачного сыщика, чтобы тот вернулся в Париж и выяснил, что произошло и куда исчезли обитатели дома. И это заняло целых два месяца, больше двух месяцев!
Все, что мог сделать сам Алекс, — это притворяться итальянским купцом, интересующимся экспортом французских вин. И вот наконец настал день спасения Брижитт — сестры Люсьена. Спасение девочки прошло гладко как по маслу. Их даже не остановили на границе: скучающий солдат просто махнул рукой, пропуская их.
Слушая рассказ Брижитт о том, как толпа ворвалась в дом Люсьена, как погибли его жена и сын и как спаслась она сама, спрятавшись в куче белья, Алекс почувствовал непреодолимое желание вернуться домой. Конечно, Пиппа с Шарлоттой в Англии здоровы и счастливы. И все же что-то в бледном лице Люсьена, в том, как крепко он прижимал к груди свою сестренку, вызывало в Алексе смертельный страх.
Он заметил, что все время думает о Шарлотте: как она смеялась, когда по утрам Пиппа забиралась к ней в постель и проливала на простыни шоколад; как прикусывала нижнюю губу, когда была поглощена живописью; с каким упорством опровергала его аргументы, когда спорила с ним о решениях, принятых парламентом. Какую гордость он испытывал за них обоих, когда произносил в Палате лордов речь, которая была бы не совсем такой, не обсуди он ее накануне вечером со своей женой. Обсудил, ха? Точнее сказать — дрался из-за нее.
«Я люблю ее, — осознал Алекс однажды утром. — Черт побери, я влюблен в нее!» После этого ледяная стена, которой он окружил свое сердце в браке с Марией, рухнула. Алексу безумно хотелось заключить Шарлотту в объятия, целовать ее всю с головы до ног, пока она не закричит от нетерпеливого желания, и тогда шепнуть ей: «Я люблю тебя». Она заплачет, думал он, мысленно видя перед собой ее большие темные глаза, полные слез радости. Она поймет, что он простил ей все, что было до их свадьбы, что он действительно верит ей. Он даже простил ей, что она не была девственницей, когда они поженились. Он был готов забыть, что она раньше спала с его братом. Алексу так не терпелось поскорее взойти на корабль, отплывающий в Англию, что он не мог усидеть на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90