После того прощания с матерью он больше не видел ее — она скончалась в Дублине от охватившей бедные кварталы города эпидемии инфлюэнцы.
Ненависть Келла к своему дяде приняла болезненный, необратимый характер. Он сопротивлялся ему во всем и бесчисленное число раз подвергался избиениям и другим наказаниям. Иначе, как дьявольским отродьем, дядя его не величал. Споры и ссоры у них происходили беспрерывно и по любому поводу. Дважды Келл убегал из дому и забирал с собой Шона, но деваться им было некуда, их отыскивали и сурово наказывали. Особенно страдал от наказаний Шон, будучи младше и слабее духом, чем брат.
Ради некоторого благополучия Шона Келл заставил себя умерить ненависть к дяде, даже внешне смириться. Он с нетерпением ожидал времени, когда подрастет настолько, что сможет давать ему достойный отпор. Затем вообще избавится от его опеки и станет опекать младшего брата.
В семнадцать лет Келл уехал на учебу в один из университетов. Шон оставался дома, с ним занимались частные учителя, которые часто сменялись, не выдерживая поведения своего трудноуправляемого ученика.
Приезжая домой на каникулы, Келл обращал внимание на то, что характер его брата с возрастом не выравнивается, как он все время надеялся, а наоборот, становится более подавленным, неврастеничным; Шон, казалось, пребывал в постоянном страхе. Однако сколько Келл его ни расспрашивал, тот утверждал, что с ним все в порядке.
Лишь через полтора года, в очередной раз приехав из университета, Келл узнал всю омерзительную правду, которую его тринадцатилетний брат стыдился ему открыть. Правда заключалась в том, что их дядя Уильям Лассетер испытывает неодолимую тягу к подросткам, и Шон стал объектом его притязаний.
В день, когда это открылось Келлу (как раз перед Рождеством), он собирался пойти в церковь на дневную службу и позвал с собой Шона. Тот сидел перед камином у себя в комнате, накинув на плечи одеяло, его била дрожь, у него зуб на зуб не попадал.
— Я не могу идти в церковь, Келл, — пробормотал он в ответ на предложение брата. — Я слишком грязный.
— Что ты такое говоришь, парень! — воскликнул Келл. — Хочешь сказать, что давно не мыл уши и шею?
Шон не улыбнулся от подобного предположения. С тем же страдальческим выражением лица он ответил:
— Я моюсь каждый день. Но не становлюсь от этого чище. Господи, помоги мне!.. Он заставляет меня, Келл! Я ничего не могу с ним поделать!..
Мальчик закрыл лицо руками и разрыдался. Начав говорить, он уже переборол стыд и рассказал Келлу все: как уже несколько месяцев дядя принуждает его к разврату, а он… он боится этого человека и подчиняется ему.
Новые рыдания прервали его рассказ…
Вспоминая об этом сейчас, через десяток лет, Келл, казалось, испытывал те же чувства, что и в тот день: безмерную жалость к брату и дикую ненависть к дяде, которого решил убить, если только тот еще раз притронется к мальчику…
— Мистер Лассетер, сэр… — прервал его мысли голос возницы.
Экипаж уже стоял перед входом в игорный клуб.
Ощущая себя столетним стариком с больной ногой и разламывающейся от мрачных мыслей головою, Келл медленно вылез из экипажа и пошел к дверям, возле которых стоял его управляющий Тиммонз. Тиммонз был слишком вышколен, чтобы спрашивать хозяина о причинах его долгого отсутствия. Однако Келл посчитал нужным сообщить ему, что был занят неотложными делами.
— Все в порядке, сэр, — сказал управляющий. — Мисс Уолш еще спит, она всю ночь была в залах. Группа рисковых джентльменов до рассвета дулась в кости, и ставки у них были ого-го!
«Ого-го» могло означать, что сотни тысяч фунтов переходили из рук в руки, а это, в свою очередь, приносило приличный доход клубу. Что ж, по крайней мере хоть что-то в его жизни идет по налаженной колее, с удовлетворением отметил Келл.
То, что Эмма еще не встала с постели, тоже радовало: он был не в настроении сообщать ей сейчас о своей внезапной женитьбе.
Прихрамывая немного сильнее, чем раньше, он поднялся к себе в кабинет. На столе рядом с бухгалтерскими книгами были аккуратно разложены разнообразные документы: расписки, квитанции, долговые обязательства… У Эммы всегда и во всем был отменный порядок, и он не стал ничего проверять. Эта женщина в состоянии вести дела клуба не хуже его.
Отвернувшись от вороха бумаг, Келл прошел в примыкающую к комнате спальню, где позапрошлой ночью он занимался довольно странным и несвойственным ему делом — пытался вывести из повышенного сексуального возбуждения одну молодую девушку, ставшую зачем-то его женой… Зачем?
Он уже столько раз объяснял это самому себе, ей, ее малоприятным родственникам, а совсем недавно и собственному брату, что больше думать об этом не мог. Хватит!
Бросившись на постель, он прикрыл глаза и попытался изменить направление мыслей… И продолжил думать о своей семье — о брате, о дяде, о себе, о том, что произошло вслед за признанием Шона, что дядя склоняет его к греху содомии…
Келл и его брат оставили дом Уильяма Лассетера, не попрощавшись с ним и не сообщив, куда направляются. А направились они на родину матери, в Ирландию. Там Келл старался сделать все, что мог, чтобы помочь Шону забыть о том, что ему пришлось пережить. Но главное — пытался заработать обоим на жизнь, что было дьявольски трудно. Используя свою природную способность к различного рода играм, в том числе и к азартным, он сумел в сравнительно короткий срок скопить довольно значительную сумму денег. Это позволило ему с наступлением совершеннолетия не заниматься спорами с родственниками по поводу скромного наследства, оставленного ему отцом.
Что касается его отношений с младшим братом, то здесь он с самого начала допустил немало ошибок и промахов. Считая себя виновным чуть ли не во всем плохом, что случилось, Келл снисходительно, слишком мягко относился ко всем вывертам и отклонениям Шона. Не отказывал ему в деньгах, которые с возрастом тот уже тратил не на невинные забавы и сладости, а на кутежи, азартные игры и продажных женщин. Келл пытался его учить и лечить — нанимал ему учителей, приглашал хороших врачей, но все было напрасно. Возможно, если бы в свое время Келл был с ним построже…
Прошло немало лет, прежде чем Келл понял и признал свое поражение, но в нем не утихла боль за брата и чувство собственной вины. Но не все можно было оправдать несчастным детством…
Чего стоит полубезумная реакция брата на отказ одной красотки из высшего света. В конце концов его, избитого и пьяного, подобрали на улице вербовщики и продали на корабль британского королевского флота. Келлу удалось выцарапать его оттуда с помощью больших трудов и немалых денег.
Однако — Келл был теперь убежден в этом — Рейвен Кендрик непосредственно не виновата в его бедах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Ненависть Келла к своему дяде приняла болезненный, необратимый характер. Он сопротивлялся ему во всем и бесчисленное число раз подвергался избиениям и другим наказаниям. Иначе, как дьявольским отродьем, дядя его не величал. Споры и ссоры у них происходили беспрерывно и по любому поводу. Дважды Келл убегал из дому и забирал с собой Шона, но деваться им было некуда, их отыскивали и сурово наказывали. Особенно страдал от наказаний Шон, будучи младше и слабее духом, чем брат.
Ради некоторого благополучия Шона Келл заставил себя умерить ненависть к дяде, даже внешне смириться. Он с нетерпением ожидал времени, когда подрастет настолько, что сможет давать ему достойный отпор. Затем вообще избавится от его опеки и станет опекать младшего брата.
В семнадцать лет Келл уехал на учебу в один из университетов. Шон оставался дома, с ним занимались частные учителя, которые часто сменялись, не выдерживая поведения своего трудноуправляемого ученика.
Приезжая домой на каникулы, Келл обращал внимание на то, что характер его брата с возрастом не выравнивается, как он все время надеялся, а наоборот, становится более подавленным, неврастеничным; Шон, казалось, пребывал в постоянном страхе. Однако сколько Келл его ни расспрашивал, тот утверждал, что с ним все в порядке.
Лишь через полтора года, в очередной раз приехав из университета, Келл узнал всю омерзительную правду, которую его тринадцатилетний брат стыдился ему открыть. Правда заключалась в том, что их дядя Уильям Лассетер испытывает неодолимую тягу к подросткам, и Шон стал объектом его притязаний.
В день, когда это открылось Келлу (как раз перед Рождеством), он собирался пойти в церковь на дневную службу и позвал с собой Шона. Тот сидел перед камином у себя в комнате, накинув на плечи одеяло, его била дрожь, у него зуб на зуб не попадал.
— Я не могу идти в церковь, Келл, — пробормотал он в ответ на предложение брата. — Я слишком грязный.
— Что ты такое говоришь, парень! — воскликнул Келл. — Хочешь сказать, что давно не мыл уши и шею?
Шон не улыбнулся от подобного предположения. С тем же страдальческим выражением лица он ответил:
— Я моюсь каждый день. Но не становлюсь от этого чище. Господи, помоги мне!.. Он заставляет меня, Келл! Я ничего не могу с ним поделать!..
Мальчик закрыл лицо руками и разрыдался. Начав говорить, он уже переборол стыд и рассказал Келлу все: как уже несколько месяцев дядя принуждает его к разврату, а он… он боится этого человека и подчиняется ему.
Новые рыдания прервали его рассказ…
Вспоминая об этом сейчас, через десяток лет, Келл, казалось, испытывал те же чувства, что и в тот день: безмерную жалость к брату и дикую ненависть к дяде, которого решил убить, если только тот еще раз притронется к мальчику…
— Мистер Лассетер, сэр… — прервал его мысли голос возницы.
Экипаж уже стоял перед входом в игорный клуб.
Ощущая себя столетним стариком с больной ногой и разламывающейся от мрачных мыслей головою, Келл медленно вылез из экипажа и пошел к дверям, возле которых стоял его управляющий Тиммонз. Тиммонз был слишком вышколен, чтобы спрашивать хозяина о причинах его долгого отсутствия. Однако Келл посчитал нужным сообщить ему, что был занят неотложными делами.
— Все в порядке, сэр, — сказал управляющий. — Мисс Уолш еще спит, она всю ночь была в залах. Группа рисковых джентльменов до рассвета дулась в кости, и ставки у них были ого-го!
«Ого-го» могло означать, что сотни тысяч фунтов переходили из рук в руки, а это, в свою очередь, приносило приличный доход клубу. Что ж, по крайней мере хоть что-то в его жизни идет по налаженной колее, с удовлетворением отметил Келл.
То, что Эмма еще не встала с постели, тоже радовало: он был не в настроении сообщать ей сейчас о своей внезапной женитьбе.
Прихрамывая немного сильнее, чем раньше, он поднялся к себе в кабинет. На столе рядом с бухгалтерскими книгами были аккуратно разложены разнообразные документы: расписки, квитанции, долговые обязательства… У Эммы всегда и во всем был отменный порядок, и он не стал ничего проверять. Эта женщина в состоянии вести дела клуба не хуже его.
Отвернувшись от вороха бумаг, Келл прошел в примыкающую к комнате спальню, где позапрошлой ночью он занимался довольно странным и несвойственным ему делом — пытался вывести из повышенного сексуального возбуждения одну молодую девушку, ставшую зачем-то его женой… Зачем?
Он уже столько раз объяснял это самому себе, ей, ее малоприятным родственникам, а совсем недавно и собственному брату, что больше думать об этом не мог. Хватит!
Бросившись на постель, он прикрыл глаза и попытался изменить направление мыслей… И продолжил думать о своей семье — о брате, о дяде, о себе, о том, что произошло вслед за признанием Шона, что дядя склоняет его к греху содомии…
Келл и его брат оставили дом Уильяма Лассетера, не попрощавшись с ним и не сообщив, куда направляются. А направились они на родину матери, в Ирландию. Там Келл старался сделать все, что мог, чтобы помочь Шону забыть о том, что ему пришлось пережить. Но главное — пытался заработать обоим на жизнь, что было дьявольски трудно. Используя свою природную способность к различного рода играм, в том числе и к азартным, он сумел в сравнительно короткий срок скопить довольно значительную сумму денег. Это позволило ему с наступлением совершеннолетия не заниматься спорами с родственниками по поводу скромного наследства, оставленного ему отцом.
Что касается его отношений с младшим братом, то здесь он с самого начала допустил немало ошибок и промахов. Считая себя виновным чуть ли не во всем плохом, что случилось, Келл снисходительно, слишком мягко относился ко всем вывертам и отклонениям Шона. Не отказывал ему в деньгах, которые с возрастом тот уже тратил не на невинные забавы и сладости, а на кутежи, азартные игры и продажных женщин. Келл пытался его учить и лечить — нанимал ему учителей, приглашал хороших врачей, но все было напрасно. Возможно, если бы в свое время Келл был с ним построже…
Прошло немало лет, прежде чем Келл понял и признал свое поражение, но в нем не утихла боль за брата и чувство собственной вины. Но не все можно было оправдать несчастным детством…
Чего стоит полубезумная реакция брата на отказ одной красотки из высшего света. В конце концов его, избитого и пьяного, подобрали на улице вербовщики и продали на корабль британского королевского флота. Келлу удалось выцарапать его оттуда с помощью больших трудов и немалых денег.
Однако — Келл был теперь убежден в этом — Рейвен Кендрик непосредственно не виновата в его бедах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87