— И, заметив недоуменные взгляды стариков, горько усмехнулся: — Еще полгода назад я был беем оранским.
Риа затаила дыхание и возмущенно уставилась на Хамила:
— Пират?! Один из тех разбойников, что нападает на суда и уводит людей в рабство?
— Я их правитель. Вернее, был правителем. Теперь меня считают мертвым.
Антонио воззрился на него, как на трехглавого змея.
— Ты… король?!
— Что-то вроде этого. Бей оранский подвластен алжирскому дею, который, в свою очередь, принес клятву верности турецкому султану.
— Ты язычник, — покачала головой Риа.
— Нет, мусульманин.
Заметив, что Риа медленно повторила одними губами незнакомое слово, Хамил негромко спросил:
— Хотите, чтобы я ушел? Мне так или иначе скоро придется отправиться в Кальяри. Там у меня друзья, влиятельные люди, которые помогут вернуть все, что у меня отняли.
— Нет! — воскликнула Риа, крепче сжимая его плечи. — Мне все равно, пусть ты даже один из них! Не позволю тебе уйти, пока не оправишься! Потом поговорим обо всем. Ешь похлебку, Доно.
— Антонио? — пробормотал Хамил.
— Ешь похлебку, мальчик.
Глава 8
Неаполь
Эдвард Линдхерст улыбнулся дочери, входившей в гостиную вместе с матерью.
— Этот мерзкий климат, кажется, идет тебе на пользу, — заметил он. — Ты становишься настоящей красавицей.
— Спасибо, папа, — кивнула Рейна, искоса, с некоторой настороженностью посматривая на отца. Пить чай было еще рано, а девушка прекрасно знала отца, чтобы уловить решительный блеск в его глазах.
— Садись, дорогая, — предложил Эдвард Линдхерст. — Мы с мамой хотим с тобой поговорить.
Рейна послушно уселась в обитое голубой парчой кресло и улыбнулась отцу.
— Я всегда рада немного побыть с вами, сэр.
— Да… но… — начал отец и остановился, нервно теребя цепочку часов. — Ты всегда была хорошей дочерью, Рейна, и доставляла нам много радости.
«О Господи», — подумала Рейна, выпрямляясь. Голос отца неизменно мягкий всякий раз, когда он обращался к дочери, сейчас звучал напряженно.
— Благодарю, отец.
— Мы не в Англии, дорогая.
— Это чувствуется, папа. У меня на носу выступили веснушки, хотя еще не настало лето. Такого никогда не произошло бы в лондонском тумане.
Эдвард Линдхерст вымученно улыбнулся и посмотрел на жену, прежде чем снова перевести взгляд на дочь.
— Я имел в виду, киска, — смущенно пробормотал он, — что мы в чужой стране и окружены людьми, чьи обычаи и образ жизни отличаются от наших… и гораздо свободнее.
— Папа, — возразила Рейна, — конечно, мы не привыкли к такому. Но я пытаюсь выучить итальянский и нахожу, что между нами и этими людьми гораздо больше общего, чем мы предполагаем. Что же до свободы… Мария, наша экономка, на прошлой неделе сказала, что, будь я итальянкой, только сейчас вернулась бы из монастырской школы, где живут все итальянские девушки благородного происхождения.
— Твой отец, дорогая, — резко вмешалась Дженнифер Линдхерст, — не то имел в виду.
— Твоя мать права. Тебя всегда оберегали, Рейна. Ты ничего не знаешь о мужчинах, которые… которые не всегда оказываются джентльменами. Мы тревожимся за тебя. В будущем, дорогая, когда мы станем посещать балы или приемы, я предпочел бы, чтобы ты не слишком любезничала с поклонниками.
Обычно безмятежное лицо Рейны потемнело, и она бросила на мать взгляд, полный такого укора, что леди ДелфорД неловко поежилась.
— Любезничать, отец? — удивилась она, оборачиваясь к виконту. — По-твоему, я настолько наивна и не разбираюсь в людях, что должна цепляться за твой фрак или материнскую юбку? Или ты предпочтешь, чтобы я провела в монастыре все то время, что мы пробудем в Неаполе?
Эдвард Линдхерст изумленно взглянул на Рейну.
— Прошу прощения, мисс? — осведомился он тоном, который до сих пор употреблял исключительно в разговоре с сыновьями.
— Я спросила, отец, — продолжала, нимало не смутясь, Рейна, — не собираетесь ли вы отослать меня в монастырскую школу?
Несмотря на внешнее спокойствие, сердце девушки бешено колотилось. Впервые в жизни она посчитала, что рассуждения ее отца поистине отдают средневековьем!
— Возможно, мне следовало бы объяснить более доступно, — холодно бросил лорд Эдвард. — Я должен был бы без обиняков сказать, что не допущу открытого флирта с молодыми людьми, которых ты встретишь при дворе.
Рейна едва верила своим ушам. Мать выдала ее отцу, и лишь потому, что она протанцевала два танца с маркизом!
Опустив глаза на изящные лайковые туфельки лимонного цвета, она мягко промолвила:
— Не беспокойся, отец, поскольку молодой человек, о котором идет речь, не настолько мне симпатизирует.
— Кто же это, позвольте спросить? — встрепенулся виконт, прекрасно понимая, о ком идет речь. Но его самолюбие было задето тем, что Адам Уэллз посчитал его дочь не — стоящей внимания. Самовлюбленный щенок! Судя по тому, что рассказала жена, он ничем не отличается от своего папаши! Яблочко от яблоньки…
— Маркиз ди Гальвани, — тихо ответила Рейна.
— И что в этом человеке привлекло тебя, позволь спросить?
Рейна смело взглянула в глаза виконту.
— Он самый прекрасный мужчина, которого я когда-либо видела.
— Этого слишком мало, чтобы узнать о его характере.
— И самый добрый.
Видя, что муж, к сожалению, безнадежно отклонил от темы, леди Делфорд сочла за лучшее вмешаться:
— Рейна, любовь моя, мужчины попросту не мо быть прекрасными! Что это взбрело тебе в голову?
— А маркиз прекрасен, — твердо заявила Рейна. Он сицилиец. Наверное, поэтому у него такие невероятно синие глаза.
Эдвард Линдхерст в противоположность дочери прекрасно знал, от кого унаследовал цвет глаз Адам Уэллз Придется быть построже с дочерью. Будь он проклят, е позволит Рейне увлечься этим наглым отродьем!
— Возможно, тебе придется встречаться с маркизом при дворе, но нигде больше, слышишь?
— Да, папа. Хотя он был неизменно вежлив со мной, однако предпочел наслаждаться обществом Арабеллы. — И склонив голову набок, Рейна недоуменно добавила: — Но я вас не понимаю! В конце концов он маркиз, аристократ…
— Вздор! У каждого итальянца есть титул. Он вполне может оказаться сыном козопаса.
— Но от него не пахнет козами.
— Ты не дерзила мне так до того, как леди Арабелла Уэллз почтила нас визитом! — процедил виконт. — Да, она, бесспорно, красива, но ее манеры весьма развязны! И если маркиз предпочитает ее, это к лучшему.
Виконт решительно подавил угрызения совести из-за того, что вынужден лгать дочери.
— Возможно, — невозмутимо промолвила Рейна, — когда я выучу итальянский, буду такой же остроумной и неотразимой, как Белла. И, папа, что бы ты ни думал, маркиз благороден и человек чести. Ему в голову не придет злоупотребить моими чувствами!
«Он уже сделал это!» — гневно подумал отец, но вслух сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Риа затаила дыхание и возмущенно уставилась на Хамила:
— Пират?! Один из тех разбойников, что нападает на суда и уводит людей в рабство?
— Я их правитель. Вернее, был правителем. Теперь меня считают мертвым.
Антонио воззрился на него, как на трехглавого змея.
— Ты… король?!
— Что-то вроде этого. Бей оранский подвластен алжирскому дею, который, в свою очередь, принес клятву верности турецкому султану.
— Ты язычник, — покачала головой Риа.
— Нет, мусульманин.
Заметив, что Риа медленно повторила одними губами незнакомое слово, Хамил негромко спросил:
— Хотите, чтобы я ушел? Мне так или иначе скоро придется отправиться в Кальяри. Там у меня друзья, влиятельные люди, которые помогут вернуть все, что у меня отняли.
— Нет! — воскликнула Риа, крепче сжимая его плечи. — Мне все равно, пусть ты даже один из них! Не позволю тебе уйти, пока не оправишься! Потом поговорим обо всем. Ешь похлебку, Доно.
— Антонио? — пробормотал Хамил.
— Ешь похлебку, мальчик.
Глава 8
Неаполь
Эдвард Линдхерст улыбнулся дочери, входившей в гостиную вместе с матерью.
— Этот мерзкий климат, кажется, идет тебе на пользу, — заметил он. — Ты становишься настоящей красавицей.
— Спасибо, папа, — кивнула Рейна, искоса, с некоторой настороженностью посматривая на отца. Пить чай было еще рано, а девушка прекрасно знала отца, чтобы уловить решительный блеск в его глазах.
— Садись, дорогая, — предложил Эдвард Линдхерст. — Мы с мамой хотим с тобой поговорить.
Рейна послушно уселась в обитое голубой парчой кресло и улыбнулась отцу.
— Я всегда рада немного побыть с вами, сэр.
— Да… но… — начал отец и остановился, нервно теребя цепочку часов. — Ты всегда была хорошей дочерью, Рейна, и доставляла нам много радости.
«О Господи», — подумала Рейна, выпрямляясь. Голос отца неизменно мягкий всякий раз, когда он обращался к дочери, сейчас звучал напряженно.
— Благодарю, отец.
— Мы не в Англии, дорогая.
— Это чувствуется, папа. У меня на носу выступили веснушки, хотя еще не настало лето. Такого никогда не произошло бы в лондонском тумане.
Эдвард Линдхерст вымученно улыбнулся и посмотрел на жену, прежде чем снова перевести взгляд на дочь.
— Я имел в виду, киска, — смущенно пробормотал он, — что мы в чужой стране и окружены людьми, чьи обычаи и образ жизни отличаются от наших… и гораздо свободнее.
— Папа, — возразила Рейна, — конечно, мы не привыкли к такому. Но я пытаюсь выучить итальянский и нахожу, что между нами и этими людьми гораздо больше общего, чем мы предполагаем. Что же до свободы… Мария, наша экономка, на прошлой неделе сказала, что, будь я итальянкой, только сейчас вернулась бы из монастырской школы, где живут все итальянские девушки благородного происхождения.
— Твой отец, дорогая, — резко вмешалась Дженнифер Линдхерст, — не то имел в виду.
— Твоя мать права. Тебя всегда оберегали, Рейна. Ты ничего не знаешь о мужчинах, которые… которые не всегда оказываются джентльменами. Мы тревожимся за тебя. В будущем, дорогая, когда мы станем посещать балы или приемы, я предпочел бы, чтобы ты не слишком любезничала с поклонниками.
Обычно безмятежное лицо Рейны потемнело, и она бросила на мать взгляд, полный такого укора, что леди ДелфорД неловко поежилась.
— Любезничать, отец? — удивилась она, оборачиваясь к виконту. — По-твоему, я настолько наивна и не разбираюсь в людях, что должна цепляться за твой фрак или материнскую юбку? Или ты предпочтешь, чтобы я провела в монастыре все то время, что мы пробудем в Неаполе?
Эдвард Линдхерст изумленно взглянул на Рейну.
— Прошу прощения, мисс? — осведомился он тоном, который до сих пор употреблял исключительно в разговоре с сыновьями.
— Я спросила, отец, — продолжала, нимало не смутясь, Рейна, — не собираетесь ли вы отослать меня в монастырскую школу?
Несмотря на внешнее спокойствие, сердце девушки бешено колотилось. Впервые в жизни она посчитала, что рассуждения ее отца поистине отдают средневековьем!
— Возможно, мне следовало бы объяснить более доступно, — холодно бросил лорд Эдвард. — Я должен был бы без обиняков сказать, что не допущу открытого флирта с молодыми людьми, которых ты встретишь при дворе.
Рейна едва верила своим ушам. Мать выдала ее отцу, и лишь потому, что она протанцевала два танца с маркизом!
Опустив глаза на изящные лайковые туфельки лимонного цвета, она мягко промолвила:
— Не беспокойся, отец, поскольку молодой человек, о котором идет речь, не настолько мне симпатизирует.
— Кто же это, позвольте спросить? — встрепенулся виконт, прекрасно понимая, о ком идет речь. Но его самолюбие было задето тем, что Адам Уэллз посчитал его дочь не — стоящей внимания. Самовлюбленный щенок! Судя по тому, что рассказала жена, он ничем не отличается от своего папаши! Яблочко от яблоньки…
— Маркиз ди Гальвани, — тихо ответила Рейна.
— И что в этом человеке привлекло тебя, позволь спросить?
Рейна смело взглянула в глаза виконту.
— Он самый прекрасный мужчина, которого я когда-либо видела.
— Этого слишком мало, чтобы узнать о его характере.
— И самый добрый.
Видя, что муж, к сожалению, безнадежно отклонил от темы, леди Делфорд сочла за лучшее вмешаться:
— Рейна, любовь моя, мужчины попросту не мо быть прекрасными! Что это взбрело тебе в голову?
— А маркиз прекрасен, — твердо заявила Рейна. Он сицилиец. Наверное, поэтому у него такие невероятно синие глаза.
Эдвард Линдхерст в противоположность дочери прекрасно знал, от кого унаследовал цвет глаз Адам Уэллз Придется быть построже с дочерью. Будь он проклят, е позволит Рейне увлечься этим наглым отродьем!
— Возможно, тебе придется встречаться с маркизом при дворе, но нигде больше, слышишь?
— Да, папа. Хотя он был неизменно вежлив со мной, однако предпочел наслаждаться обществом Арабеллы. — И склонив голову набок, Рейна недоуменно добавила: — Но я вас не понимаю! В конце концов он маркиз, аристократ…
— Вздор! У каждого итальянца есть титул. Он вполне может оказаться сыном козопаса.
— Но от него не пахнет козами.
— Ты не дерзила мне так до того, как леди Арабелла Уэллз почтила нас визитом! — процедил виконт. — Да, она, бесспорно, красива, но ее манеры весьма развязны! И если маркиз предпочитает ее, это к лучшему.
Виконт решительно подавил угрызения совести из-за того, что вынужден лгать дочери.
— Возможно, — невозмутимо промолвила Рейна, — когда я выучу итальянский, буду такой же остроумной и неотразимой, как Белла. И, папа, что бы ты ни думал, маркиз благороден и человек чести. Ему в голову не придет злоупотребить моими чувствами!
«Он уже сделал это!» — гневно подумал отец, но вслух сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95