Арабелла долго молчала, прежде чем пробормотать:
— Знаешь, я не всегда бываю милой и славной.
— Верно, но зато никогда меня не утомляешь и не даешь скучать.
— Вот как.
Она прильнула к нему всем телом и с восторгом почувствовала, как его отвердевшая плоть упирается ей в живот.
— Я заставлю вас жестоко страдать, сэр, если честно не признаетесь во всем!
Его руки скользнули по ее волосам, опустились ниже, стали терзать бедра.
— Потому что ты так чертовски искренна, — выдохнул он. — И преданна.
Арабелла спрятала лицо у него на груди.
— Что нам теперь делать? — прерывисто прошептала она.
— Поговорим об этом утром, — предложил он, продолжая ласкать ее.
Глава 27
Камал положил кусочек лепешки в рот улыбающейся Арабеллы и чмокнул ее в кончик носа.
— Черствый!
— Если бы ты, дорогая, выпустила меня из своих объятий хотя бы на полчаса, я смог бы поохотиться.
Арабелла расстроено вздохнула и наморщила лоб.
— Нет, — решила она наконец, — предпочитаю обойтись без еды, чем без тебя.
— Бессовестная девчонка! Ты загонишь меня в гроб еще до того, как мне исполнится тридцать!
Арабелла широко улыбнулась.
— Теперь я настоящая женщина, — заявила она, чрезвычайно довольная собой. — Мне двадцать, Камал, и я уже считала себя холодной, безразличной к мужчинам и боялась, что никогда не найду человека, который заставит меня испытать такие… чудесные ощущения.
Камал наклонился и прижался губами к ее шее.
— Это не так чудесно, — хихикнула она, — но для начала неплохо!
Она бросилась ему на грудь и оба упали, причем Арабелла ухитрилась свалиться на Камала и чувственно потереться о него, нескрываемо наслаждаясь прикосновениями к его мускулистому телу.
— Как ты могла считать себя холодной? Арабелла подняла голову.
— Ну… до сих пор меня целовал лишь один мужчина, и мне это совсем не понравилось. Честно говоря, я пнула его в коленку.
— Уж лучше в коленку, чем туда, куда ты ударила меня.
— Прости, — прошептала она, — я так боялась и не помнила себя от гнева.
Камал осторожно откинул волосы у нее со лба и заправил волнистые прядки за маленькие ушки.
— Арабелла, ты поклянешься мне в верности?
Он спросил так серьезно, что девушка оцепенела, не находя ответа. Перед глазами вереницей пронеслись образы — ее родители, Адам, мать Камала.
— Но как я могу? — вскричала она, пытаясь отстраниться.
Камал удержал ее.
— Я не позволю тебе убежать, и не вздумай сопротивляться.
Арабелла успокоилась, но он понимал, что внешний мир грубо вторгся в их воздушный замок и от действительности не уйти.
— Я на все пойду, чтобы сберечь тебя, Арабелла.
Веришь?
— Но если ты отомстишь моим родителям, значит, ранишь меня.
— Знаю. Веришь, что я хочу положить конец этому безумию?
— А ты веришь, что мои родители невиновны?
Он судорожно сжал кулаки, но тут же обмяк и нежно погладил ее по спине.
— Если я смогу убедиться в их невиновности, то без сожаления обличу мать, как коварную лгунью.
Камал глубоко вздохнул, жалея, что они не могут отложить этот спор хотя бы на сутки, страстно поцеловал Арабеллу и отстранил ее. Покорность судьбе, так присущая мусульманам, леденила его сердце, мешая хладнокровно мыслить и действовать.
— Дьявол! — воскликнул он наконец, ударив кулаком по ладони, и поспешно поднялся. В глазах Арабеллы он увидел страх и нерешительность и, быстро опустившись на корточки, привлек ее к себе.
— Я люблю тебя и не желаю расставаться с тобой. И мы будем вместе, Арабелла, даю слово.
«Неужели стоит лишь захотеть, и все исполнится?» — вздохнула Арабелла, припав к любимому.
По взаимному безмолвному соглашению остаток дня они не возвращались к этому разговору. Камал отправился поохотиться и принес к ужину еще одного кролика. Они вместе искупались в маленьком озерке, с лихорадочной исступленной поспешностью наслаждаясь друг другом. А когда ночью, насытившиеся ласками, они лежали в шатре, Камал шепнул:
— Ты даришь мне столько радости.
— Да, — тихо ответила она, — ведь ты окутываешь меня солнечным сиянием.
— Ты не только колдунья, но еще и поэтесса, — пробормотал он и, распахнув халат, положил ладонь на ее плоский живот. Она такая маленькая и изящная!
Ему стало страшно при мысли о том, что когда-нибудь в ее утробе будет расти его ребенок.
— Ты сложена, как мать?
Он почти касался средоточия ее женственности, и желание вновь вспыхнуло в Арабелле с такой силой, что она сначала не поняла вопроса.
— Ты похожа на мать? — повторил он.
— Да… кажется.
— Она сильно мучилась, рожая твоего брата?
— Помню, как-то моя старая няня Бекки твердила матери, что той повезло с мужем. Во время родов отец не отходил от нее и помог брату появиться на свет. Но почему ты спрашиваешь?
— Не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.
— Я уже тоскую по твоим ласкам, — выдохнула Арабелла, прижимаясь к нему.
Камал нерешительно улыбнулся, на миг отвлекшись от тяжелых мыслей.
— А ты знаешь, что меня специально обучали искусству любви?
— К-как это? — заикаясь, пробормотала Арабелла.
— Когда мне было тринадцать лет, опытная женщина, вероятно, твоя ровесница, дорогая, открыла мне тайны женского тела. — Его пальцы легко коснулись ее. — Вот тут, как она сказала, кроется женская сущность. Она наставляла меня, как гладить, ласкать этот бугорок пальцами и ртом, дарить любовнице наслаждение и сдерживать собственное желание, пока женщина не забьется в экстазе.
— Но… но все это кажется таким расчетливым, — ахнула Арабелла, потрясенная его словами.
— Тогда, вероятно, все так и было, — продолжал он, удовлетворенно улыбаясь: девушка судорожно повела бедрами, крепче прижимаясь к его пальцам.
— Она приводила мне других женщин и сама оставалась в спальне наблюдать, строго ли я следую ее наставлениям. Это немного выводило из себя и, конечно, расхолаживало. Помню, одна совсем молодая девушка, которая мне симпатизировала и, возможно, жалела, стала стонать и вздыхать едва ли не прежде, чем я начал ласкать ее. В тот раз я возомнил себя самым искусным любовником в мире, но Эйда, моя наставница, так хохотала, что без сил свалилась на подушки. Да, для тринадцатилетнего мальчика все это довольно тяжелое испытание.
— Если ты когда-нибудь хотя бы посмотришь на другую, — пригрозила она, стиснув его плечи, — я не… ах-х-х… не отвечаю… о Боже… за свои поступки!
До нее словно издалека донесся смех Камала: почти болезненные ощущения усиливались, терзая ее мучительными спазмами наслаждения. Она трепетала и, задыхаясь, молила о чем-то… пока Камал наконец не вошел в нее и не накрыл своим телом.
— Я люблю тебя, — прошептал он и медленно задвигался, то глубоко вонзаясь, то покидая ее, лаская снова и снова, и скоро она превратилась в сгусток жгучего желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Знаешь, я не всегда бываю милой и славной.
— Верно, но зато никогда меня не утомляешь и не даешь скучать.
— Вот как.
Она прильнула к нему всем телом и с восторгом почувствовала, как его отвердевшая плоть упирается ей в живот.
— Я заставлю вас жестоко страдать, сэр, если честно не признаетесь во всем!
Его руки скользнули по ее волосам, опустились ниже, стали терзать бедра.
— Потому что ты так чертовски искренна, — выдохнул он. — И преданна.
Арабелла спрятала лицо у него на груди.
— Что нам теперь делать? — прерывисто прошептала она.
— Поговорим об этом утром, — предложил он, продолжая ласкать ее.
Глава 27
Камал положил кусочек лепешки в рот улыбающейся Арабеллы и чмокнул ее в кончик носа.
— Черствый!
— Если бы ты, дорогая, выпустила меня из своих объятий хотя бы на полчаса, я смог бы поохотиться.
Арабелла расстроено вздохнула и наморщила лоб.
— Нет, — решила она наконец, — предпочитаю обойтись без еды, чем без тебя.
— Бессовестная девчонка! Ты загонишь меня в гроб еще до того, как мне исполнится тридцать!
Арабелла широко улыбнулась.
— Теперь я настоящая женщина, — заявила она, чрезвычайно довольная собой. — Мне двадцать, Камал, и я уже считала себя холодной, безразличной к мужчинам и боялась, что никогда не найду человека, который заставит меня испытать такие… чудесные ощущения.
Камал наклонился и прижался губами к ее шее.
— Это не так чудесно, — хихикнула она, — но для начала неплохо!
Она бросилась ему на грудь и оба упали, причем Арабелла ухитрилась свалиться на Камала и чувственно потереться о него, нескрываемо наслаждаясь прикосновениями к его мускулистому телу.
— Как ты могла считать себя холодной? Арабелла подняла голову.
— Ну… до сих пор меня целовал лишь один мужчина, и мне это совсем не понравилось. Честно говоря, я пнула его в коленку.
— Уж лучше в коленку, чем туда, куда ты ударила меня.
— Прости, — прошептала она, — я так боялась и не помнила себя от гнева.
Камал осторожно откинул волосы у нее со лба и заправил волнистые прядки за маленькие ушки.
— Арабелла, ты поклянешься мне в верности?
Он спросил так серьезно, что девушка оцепенела, не находя ответа. Перед глазами вереницей пронеслись образы — ее родители, Адам, мать Камала.
— Но как я могу? — вскричала она, пытаясь отстраниться.
Камал удержал ее.
— Я не позволю тебе убежать, и не вздумай сопротивляться.
Арабелла успокоилась, но он понимал, что внешний мир грубо вторгся в их воздушный замок и от действительности не уйти.
— Я на все пойду, чтобы сберечь тебя, Арабелла.
Веришь?
— Но если ты отомстишь моим родителям, значит, ранишь меня.
— Знаю. Веришь, что я хочу положить конец этому безумию?
— А ты веришь, что мои родители невиновны?
Он судорожно сжал кулаки, но тут же обмяк и нежно погладил ее по спине.
— Если я смогу убедиться в их невиновности, то без сожаления обличу мать, как коварную лгунью.
Камал глубоко вздохнул, жалея, что они не могут отложить этот спор хотя бы на сутки, страстно поцеловал Арабеллу и отстранил ее. Покорность судьбе, так присущая мусульманам, леденила его сердце, мешая хладнокровно мыслить и действовать.
— Дьявол! — воскликнул он наконец, ударив кулаком по ладони, и поспешно поднялся. В глазах Арабеллы он увидел страх и нерешительность и, быстро опустившись на корточки, привлек ее к себе.
— Я люблю тебя и не желаю расставаться с тобой. И мы будем вместе, Арабелла, даю слово.
«Неужели стоит лишь захотеть, и все исполнится?» — вздохнула Арабелла, припав к любимому.
По взаимному безмолвному соглашению остаток дня они не возвращались к этому разговору. Камал отправился поохотиться и принес к ужину еще одного кролика. Они вместе искупались в маленьком озерке, с лихорадочной исступленной поспешностью наслаждаясь друг другом. А когда ночью, насытившиеся ласками, они лежали в шатре, Камал шепнул:
— Ты даришь мне столько радости.
— Да, — тихо ответила она, — ведь ты окутываешь меня солнечным сиянием.
— Ты не только колдунья, но еще и поэтесса, — пробормотал он и, распахнув халат, положил ладонь на ее плоский живот. Она такая маленькая и изящная!
Ему стало страшно при мысли о том, что когда-нибудь в ее утробе будет расти его ребенок.
— Ты сложена, как мать?
Он почти касался средоточия ее женственности, и желание вновь вспыхнуло в Арабелле с такой силой, что она сначала не поняла вопроса.
— Ты похожа на мать? — повторил он.
— Да… кажется.
— Она сильно мучилась, рожая твоего брата?
— Помню, как-то моя старая няня Бекки твердила матери, что той повезло с мужем. Во время родов отец не отходил от нее и помог брату появиться на свет. Но почему ты спрашиваешь?
— Не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.
— Я уже тоскую по твоим ласкам, — выдохнула Арабелла, прижимаясь к нему.
Камал нерешительно улыбнулся, на миг отвлекшись от тяжелых мыслей.
— А ты знаешь, что меня специально обучали искусству любви?
— К-как это? — заикаясь, пробормотала Арабелла.
— Когда мне было тринадцать лет, опытная женщина, вероятно, твоя ровесница, дорогая, открыла мне тайны женского тела. — Его пальцы легко коснулись ее. — Вот тут, как она сказала, кроется женская сущность. Она наставляла меня, как гладить, ласкать этот бугорок пальцами и ртом, дарить любовнице наслаждение и сдерживать собственное желание, пока женщина не забьется в экстазе.
— Но… но все это кажется таким расчетливым, — ахнула Арабелла, потрясенная его словами.
— Тогда, вероятно, все так и было, — продолжал он, удовлетворенно улыбаясь: девушка судорожно повела бедрами, крепче прижимаясь к его пальцам.
— Она приводила мне других женщин и сама оставалась в спальне наблюдать, строго ли я следую ее наставлениям. Это немного выводило из себя и, конечно, расхолаживало. Помню, одна совсем молодая девушка, которая мне симпатизировала и, возможно, жалела, стала стонать и вздыхать едва ли не прежде, чем я начал ласкать ее. В тот раз я возомнил себя самым искусным любовником в мире, но Эйда, моя наставница, так хохотала, что без сил свалилась на подушки. Да, для тринадцатилетнего мальчика все это довольно тяжелое испытание.
— Если ты когда-нибудь хотя бы посмотришь на другую, — пригрозила она, стиснув его плечи, — я не… ах-х-х… не отвечаю… о Боже… за свои поступки!
До нее словно издалека донесся смех Камала: почти болезненные ощущения усиливались, терзая ее мучительными спазмами наслаждения. Она трепетала и, задыхаясь, молила о чем-то… пока Камал наконец не вошел в нее и не накрыл своим телом.
— Я люблю тебя, — прошептал он и медленно задвигался, то глубоко вонзаясь, то покидая ее, лаская снова и снова, и скоро она превратилась в сгусток жгучего желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95