– Человек, который бегает от малейшего намека на ответственность.
– И что, к дьяволу, это должно означать? – осведомился он.
– По-моему, это очевидно.
Колин откинул назад голову, устремив на нее оценивающий взгляд.
– Не могу поверить, что ты говоришь со мной в таком тоне.
– Не можешь поверить, что я это делаю, – поинтересовалась Пенелопа, – или что у меня хватило на это смелости?
Он не ответил, явно озадаченный такой постановкой вопроса.
– Я способна на большее, чем тебе казалось, Колин, – сказала она. И уже тише добавила: – И чем думала я сама.
Несколько мгновений Колин молча смотрел на нее, затем, словно через силу, процедил:
– Что ты имела в виду, когда сказала, будто я бегаю от ответственности?
Пенелопа сделала глубокий вдох в надежде, что это поможет ей успокоиться.
– Почему, по-твоему, ты так много путешествуешь?
– Потому что мне это нравится, – отрывисто произнес он.
– А еще потому, что тебе безумно скучно в Англии.
– И это означает?..
– Что ты не желаешь стать взрослым и сделать что-нибудь, что удерживало бы тебя на месте.
– Например?
Пенелопа развела руками в красноречивом жесте.
– Например, жениться.
– Ты делаешь мне предложение? – поинтересовался Колин, приподняв уголок рта в довольно нахальной ухмылке.
Ее щеки загорелись, но она заставила себя продолжить:
– Ты прекрасно знаешь, что нет, и не пытайся сменить тему намеренной грубостью. – Пенелопа выдержала паузу, предоставив ему возможность извиниться. Не дождавшись ничего, кроме оскорбительного молчания, она пренебрежительно хмыкнула. – Ради Бога, Колин, тебе уже тридцать три года.
– А тебе двадцать восемь, – сказал он не слишком любезным тоном.
Это подействовало на Пенелопу как удар под дых, но она была слишком рассержена, чтобы прятаться в свою привычную скорлупу.
– В отличие от тебя, – раздельно произнесла она, – я не могу позволить себе роскошь сделать кому-нибудь предложение. И в отличие от тебя, – добавила она теперь уже с единственным намерением вызвать у него чувство вины, в которой она упрекнула его ранее, – у меня никогда не было обширного круга поклонников, чтобы я могла позволить себе такую роскошь, как отказывать им.
Губы Колина сжались.
– И ты полагаешь, что разоблачение тебя как леди Уистлдаун увеличит число твоих поклонников?
– Ты пытаешься унизить меня? – процедила она.
– Я пытаюсь быть реалистом! А ты, похоже, совсем упустила это из виду.
– Я никогда не говорила, что собираюсь признаваться и том, что я леди Уистлдаун.
Колин поднял конверт с ее последней заметкой с сиденья кареты.
– В таком случае что это?
Пенелопа выхватила у него конверт и вытащила из него листок бумаги.
– Какая досада, – произнесла она полным сарказма тоном. – Я, кажется, пропустила предложение, где сообщается мое имя.
– Думаешь, эта твоя лебединая песня охладит интерес к личности леди Уистлдаун? О, прошу прощения, – он шутовским жестом приложил руку к сердцу, – видимо, мне следовало сказать – к твоей личности. Я вовсе не хочу лишать тебя заслуженной славы.
– А теперь ты говоришь гадости, – сказала Пенелопа. Удивительно, как это она до сих пор не расплакалась. Колин, которого она любила всю свою сознательную жизнь, ведет себя так, словно ненавидит ее. Разве есть на свете что-нибудь более печальное?
А может, вся эта печаль, которая накапливается внутри ее, – прощание с мечтой. Она создала в своем сознании идеальный образ Колина, но с каждым словом, которое он бросал ей в лицо, становилось все более очевидным, что ее мечта далека от реальности.
– Отнюдь. – Он выхватил у нее листок. – Подумай сама. Это может быть воспринято как приглашение к дальнейшему расследованию. Ты дразнишь светское общество, бросая ему вызов.
– Ничего подобного!
– Возможно, это не входило в твои намерения, но именно этим все и кончится.
В словах Колина был смысл, но Пенелопа не желала даже думать о том, чтобы отдать ему должное.
– Что ж, придется рискнуть, – заявила она, демонстративно отвернувшись. – Если меня не разоблачили за одиннадцать лет, не понимаю, почему я должна беспокоиться сейчас.
Колин испустил раздраженный вздох.
– Боюсь, ты плохо понимаешь, что такое деньги. Представляешь, сколько народу позарится на тысячу фунтов леди Данбери?
– Я прекрасно понимаю, что такое деньги, – возмущенно отозвалась Пенелопа. – К тому же награда, предложенная леди Данбери, не делает мое положение более уязвимым.
– Награда разжигает интерес к твоей персоне, а следовательно, делает тебя более уязвимой. Не говоря уже, – добавил он с кривой улыбкой, – как выразилась моя младшая сестра, о славе.
– Гиацинта?
Колин мрачно кивнул, положив листок на сиденье.
– Думаю, она не единственная, кто считает, что можно прославиться, разоблачив тебя. Вполне возможно, именно это подвигло Крессиду на ее дурацкий обман.
– Крессида сделала это из-за денег, – проворчала Пенелопа. – Я уверена.
– Не важно, чем она руководствовалась. Важен сам факт. И как только ты опровергнешь ее заявление с помощью этой идиотской заметки – он шлепнул ладонью по листку, лежавшему на сиденье, заставив Пенелопу поморщиться от громкого хлопка, – кто-нибудь другой займет ее место.
– Ничего нового ты мне не сообщил, – заявила она, не желая, чтобы за ним осталось последнее слово.
– В таком случае, ради всего святого, женщина, – взорвался Колин, – позволь Крессиде осуществить ее план. Она – ответ на наши молитвы.
Пенелопа вскинула на него глаза.
– Тебе неведомы мои молитвы.
Что-то в ее тоне поразило Колина. Он не изменил своего мнения, даже не усомнился в нем, но почему-то не смог найти слов, чтобы заполнить возникшую паузу. С минуту он смотрел на Пенелопу, затем повернулся к окну, рассеянно созерцая купол собора Святого Павла.
– Похоже, мы действительно двигаемся к дому окружным путем, – заметил он.
Пенелопа промолчала. Колин и не ждал ответа. Это была ничего не значащая реплика, попытка разрядить натянутую обстановку.
– Если ты позволишь Крессиде… – начал он.
– Прошу тебя, – взмолилась она. – Не говори больше ничего. Я не могу позволить ей сделать это.
– Ты хоть подумала, чего ты этим добьешься? Пенелопа бросила на него раздраженный взгляд.
– Неужели ты думаешь, что я была способна думать о чем-нибудь еще в последнее время?
Колин попробовал изменить тактику.
– Разве так уж важно, чтобы все знали, что леди Уистлдаун – это ты? Достаточно того, что ты сама знаешь, что одурачила всех нас. Тебе этого мало?
– Как ты не понимаешь? – Она недоверчиво уставилась на него, словно не могла поверить в подобную тупость. – Мне не нужно, чтобы все знали, что это я. Но я не хочу, чтобы все думали, что это она.
– Однако ты не против, чтобы все считали, что леди Уистлдаун – кто-то другой, – упорствовал Колин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– И что, к дьяволу, это должно означать? – осведомился он.
– По-моему, это очевидно.
Колин откинул назад голову, устремив на нее оценивающий взгляд.
– Не могу поверить, что ты говоришь со мной в таком тоне.
– Не можешь поверить, что я это делаю, – поинтересовалась Пенелопа, – или что у меня хватило на это смелости?
Он не ответил, явно озадаченный такой постановкой вопроса.
– Я способна на большее, чем тебе казалось, Колин, – сказала она. И уже тише добавила: – И чем думала я сама.
Несколько мгновений Колин молча смотрел на нее, затем, словно через силу, процедил:
– Что ты имела в виду, когда сказала, будто я бегаю от ответственности?
Пенелопа сделала глубокий вдох в надежде, что это поможет ей успокоиться.
– Почему, по-твоему, ты так много путешествуешь?
– Потому что мне это нравится, – отрывисто произнес он.
– А еще потому, что тебе безумно скучно в Англии.
– И это означает?..
– Что ты не желаешь стать взрослым и сделать что-нибудь, что удерживало бы тебя на месте.
– Например?
Пенелопа развела руками в красноречивом жесте.
– Например, жениться.
– Ты делаешь мне предложение? – поинтересовался Колин, приподняв уголок рта в довольно нахальной ухмылке.
Ее щеки загорелись, но она заставила себя продолжить:
– Ты прекрасно знаешь, что нет, и не пытайся сменить тему намеренной грубостью. – Пенелопа выдержала паузу, предоставив ему возможность извиниться. Не дождавшись ничего, кроме оскорбительного молчания, она пренебрежительно хмыкнула. – Ради Бога, Колин, тебе уже тридцать три года.
– А тебе двадцать восемь, – сказал он не слишком любезным тоном.
Это подействовало на Пенелопу как удар под дых, но она была слишком рассержена, чтобы прятаться в свою привычную скорлупу.
– В отличие от тебя, – раздельно произнесла она, – я не могу позволить себе роскошь сделать кому-нибудь предложение. И в отличие от тебя, – добавила она теперь уже с единственным намерением вызвать у него чувство вины, в которой она упрекнула его ранее, – у меня никогда не было обширного круга поклонников, чтобы я могла позволить себе такую роскошь, как отказывать им.
Губы Колина сжались.
– И ты полагаешь, что разоблачение тебя как леди Уистлдаун увеличит число твоих поклонников?
– Ты пытаешься унизить меня? – процедила она.
– Я пытаюсь быть реалистом! А ты, похоже, совсем упустила это из виду.
– Я никогда не говорила, что собираюсь признаваться и том, что я леди Уистлдаун.
Колин поднял конверт с ее последней заметкой с сиденья кареты.
– В таком случае что это?
Пенелопа выхватила у него конверт и вытащила из него листок бумаги.
– Какая досада, – произнесла она полным сарказма тоном. – Я, кажется, пропустила предложение, где сообщается мое имя.
– Думаешь, эта твоя лебединая песня охладит интерес к личности леди Уистлдаун? О, прошу прощения, – он шутовским жестом приложил руку к сердцу, – видимо, мне следовало сказать – к твоей личности. Я вовсе не хочу лишать тебя заслуженной славы.
– А теперь ты говоришь гадости, – сказала Пенелопа. Удивительно, как это она до сих пор не расплакалась. Колин, которого она любила всю свою сознательную жизнь, ведет себя так, словно ненавидит ее. Разве есть на свете что-нибудь более печальное?
А может, вся эта печаль, которая накапливается внутри ее, – прощание с мечтой. Она создала в своем сознании идеальный образ Колина, но с каждым словом, которое он бросал ей в лицо, становилось все более очевидным, что ее мечта далека от реальности.
– Отнюдь. – Он выхватил у нее листок. – Подумай сама. Это может быть воспринято как приглашение к дальнейшему расследованию. Ты дразнишь светское общество, бросая ему вызов.
– Ничего подобного!
– Возможно, это не входило в твои намерения, но именно этим все и кончится.
В словах Колина был смысл, но Пенелопа не желала даже думать о том, чтобы отдать ему должное.
– Что ж, придется рискнуть, – заявила она, демонстративно отвернувшись. – Если меня не разоблачили за одиннадцать лет, не понимаю, почему я должна беспокоиться сейчас.
Колин испустил раздраженный вздох.
– Боюсь, ты плохо понимаешь, что такое деньги. Представляешь, сколько народу позарится на тысячу фунтов леди Данбери?
– Я прекрасно понимаю, что такое деньги, – возмущенно отозвалась Пенелопа. – К тому же награда, предложенная леди Данбери, не делает мое положение более уязвимым.
– Награда разжигает интерес к твоей персоне, а следовательно, делает тебя более уязвимой. Не говоря уже, – добавил он с кривой улыбкой, – как выразилась моя младшая сестра, о славе.
– Гиацинта?
Колин мрачно кивнул, положив листок на сиденье.
– Думаю, она не единственная, кто считает, что можно прославиться, разоблачив тебя. Вполне возможно, именно это подвигло Крессиду на ее дурацкий обман.
– Крессида сделала это из-за денег, – проворчала Пенелопа. – Я уверена.
– Не важно, чем она руководствовалась. Важен сам факт. И как только ты опровергнешь ее заявление с помощью этой идиотской заметки – он шлепнул ладонью по листку, лежавшему на сиденье, заставив Пенелопу поморщиться от громкого хлопка, – кто-нибудь другой займет ее место.
– Ничего нового ты мне не сообщил, – заявила она, не желая, чтобы за ним осталось последнее слово.
– В таком случае, ради всего святого, женщина, – взорвался Колин, – позволь Крессиде осуществить ее план. Она – ответ на наши молитвы.
Пенелопа вскинула на него глаза.
– Тебе неведомы мои молитвы.
Что-то в ее тоне поразило Колина. Он не изменил своего мнения, даже не усомнился в нем, но почему-то не смог найти слов, чтобы заполнить возникшую паузу. С минуту он смотрел на Пенелопу, затем повернулся к окну, рассеянно созерцая купол собора Святого Павла.
– Похоже, мы действительно двигаемся к дому окружным путем, – заметил он.
Пенелопа промолчала. Колин и не ждал ответа. Это была ничего не значащая реплика, попытка разрядить натянутую обстановку.
– Если ты позволишь Крессиде… – начал он.
– Прошу тебя, – взмолилась она. – Не говори больше ничего. Я не могу позволить ей сделать это.
– Ты хоть подумала, чего ты этим добьешься? Пенелопа бросила на него раздраженный взгляд.
– Неужели ты думаешь, что я была способна думать о чем-нибудь еще в последнее время?
Колин попробовал изменить тактику.
– Разве так уж важно, чтобы все знали, что леди Уистлдаун – это ты? Достаточно того, что ты сама знаешь, что одурачила всех нас. Тебе этого мало?
– Как ты не понимаешь? – Она недоверчиво уставилась на него, словно не могла поверить в подобную тупость. – Мне не нужно, чтобы все знали, что это я. Но я не хочу, чтобы все думали, что это она.
– Однако ты не против, чтобы все считали, что леди Уистлдаун – кто-то другой, – упорствовал Колин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83