Хотя Мэтью выглядел утомленным, лицо его было бледным и осунувшимся, глаза его говорили совсем о другом. Они говорили, что встреча с Рэчел стала глотком живительного напитка для его усталого тела.
На губах Рэчел заиграла улыбка.
— Мэтью, — пробормотала она внезапно охрипшим голосом, не заботясь о том, бросается ли ее влюбленность в глаза присутствующим.
В этот момент дворецкий Деверо Жан Марк, высокий негр с коротко подстриженными седыми волосами, появился в гостиной и своим певучим голосом объявил, что кушать подано. Мэтью протянул Рэчел руку и помог ей подняться со стула.
Он помедлил в гостиной, давая остальным возможность покинуть ее.
— Пойдемте, cherie, — произнес он в своей обычной медлительной манере, и, держась за руки, они вместе проследовали в великолепно обставленную столовую.
Глаза Рэчел широко раскрылись при виде роскошной сервировки и элегантности столовой. Стены ее были бледно-лимонного цвета и прекрасно гармонировали с портьерами шалфейного шелка, закрывавшими французские окна. Столовые приборы были не серебряными, как в большинстве домов, а золотыми. Восковые свечи в золотых канделябрах отражались в золотой посуде мягкими бликами.
Рэчел села и, взяв кольцо, державшее салфетку, обнаружила, что оно тоже золотое с выгравированными на нем цветами.
Над ореховым буфетом красовалась картина, о которой Рэчел несомненно читала. Это было полотно эпохи Возрождения с аллегорическим сюжетом, переданным с помощью мифологических образов.
Ее родители оказались напротив нее, Коннор сидел по левую руку Фрэнсис, а Кэтлин — справа от Эдуарда. Доктор Мэллорен расположился рядом с Рэчел, а между ним и Кэтлин Галлагер сидел кузен Эдуарда с женой.
В меню было представлено все разнообразие даров, щедро доставляемых Мексиканским заливом. Все блюда были типично креольскими, часть подавалась в горячем виде, часть в холодном. Рэчел сочла, что ей и в самом деле пора приобщиться к острой и пряной кухне Луизианы, и с любопытством принялась пробовать каждое появлявшееся перед ней блюдо. Как все это было не похоже на вечные овсянку, картошку и баранину, которыми потчевали ее в пансионе!
Потягивая вино, Рэчел прислушивалась к общему разговору. Похоже было, что запрет, наложенный на застольное обсуждение разгорающегося конфликта между северными и южными штатами, будет вот-вот нарушен. Рэчел чувствовала, что переход к этой теме неизбежен. Она была наиболее животрепещущей и злободневной и горячо обсуждалась в каждом доме, где бывала Рэчел, и во всех газетах, какие только ни попадались ей на глаза.
— Если бы можно было решить вопрос по-джентльменски, — провозгласил доктор Мэллорен, — то ни одна сторона не стремилась бы унизить другую и ничье достоинство не пострадало бы.
— Мы, южане, никогда не покоримся янки, — горячился Ален Делакур, двоюродный брат Эдуарда, — никогда! Это чудовищная глупость с их стороны — считать, что они смогут навязать нам свои порядки. — И он взглянул на Эдуарда, ища поддержки.
Эдуард оказался центром внимания всех присутствующих. Прежде чем ответить, он глубоко вздохнул:
— Глупость — понятие отвлеченное, Ален. — Жребий брошен, и, боюсь, уже слишком поздно, чтобы предотвратить неизбежное.
— А что именно? — спросил Жерве Мэллорен.
— Крушение того мира, который был мне так дорог, милый мой, — грустно ответил Эдуард. Широким жестом он обвел сидящих за столом: — Все мы поставлены перед необходимостью выбора и, сдается мне, сейчас нас испытывают на прочность.
— Я полагаю, что вы все же преувеличиваете, мой друг, — не согласился доктор.
— Отец прав, — вставил Мэтью, опустив на стол хрустальный бокал с рубиновой жидкостью. — Я не сомневаюсь, что страна истечет кровью, красной, как это вино, прежде чем ситуация придет к своему печальному завершению.
— Пш-ш-ш, — пренебрежительно фыркнул Ален Делакур. — У янки нет воли к победе, — пояснил он со злорадным удовлетворением. — Помяни мое слово, они побегут так, что только пятки засверкают.
— Вот тут-то вы и ошибаетесь, — твердо возразил Мэтью.
— Я поставлю на любого нашего парня против какого-нибудь кентуккийца, — снисходительным тоном заметил Ален.
— Речь идет не о личной храбрости, Ален, а о численности, — уточнил Мэтью. — Мужчин, способных носить оружие, на Севере больше, возможностей производить все необходимое для войны — тоже. Если дело затянется, то ключом к победе станет промышленность. Даже Джеймс де Боу в своем «Обозрении» ратует за развитие промышленности на Юге. Он сознает, что наша экономика в этом нуждается.
— Мы джентльмены, Мэтью, а не ростовщики-янки, — запротестовал Ален, — и один джентльмен из Луизианы стоит десяти северян.
— А их ведь и будет десять на одного южанина, не так ли? — уточнил Мэтью, и в тоне его уже звучало раздражение.
Ален пожал плечами:
— Ну так что же?
Рэчел видела, что лицо Мэтью потемнело от сдерживаемого гнева, который поднялся в нем от этого рыцарского бахвальства.
— А то, что мы должны смириться.
Ален и Жерве изумленно уставились на него. Родственник Мэтью первым обрел дар речи.
— У меня в голове не укладывается, что вы считаете наше дело проигранным заранее. — Он бросил на Мэтью высокомерный взгляд. — Вы прекрасно знаете, что, начнись война, вам придется командовать солдатами. Как же вы поведете их в битву с таким пораженческим настроением?
В горле у Рэчел встал ком. Этот разговор внезапно обнажил суровую правду войны, когда каждый молодой человек, быть может нежно любимый какой-то девушкой, имеет вполне реальные шансы погибнуть. Представив себе Мэтью, вынужденного идти сражаться, она сразу же осознала, что его могут ранить, а может быть, и…
«О Боже! — принялась она молиться. — Только не это, только не сейчас, когда мы нашли друг друга!»
Мэтью ответил на вопрос своего родственника ясно и холодно:
— Я не поведу их на битву. Я не стану сражаться на стороне южан.
— Что?! — в один голос вскричали Ален и доктор. Даже застенчивая жена Алена в изумлении открыла рот.
— Вы слышали, что я сказал.
— Это невероятно! — потряс головой Ален. — Вы не можете так поступить! Вы станете сражаться против вашего родного штата, против вашей семьи, против друзей?!
— Я не могу сражаться против моей страны, — ответил Мэтью.
— Как вы осмелитесь после этого вернуться в Луизиану? — гремел Ален. — Вы просто безумны!
Рэчел вспыхнула от возмущения.
Мэтью посмотрел на Алена ледяным взглядом.
— Вы подвергаете сомнению мою храбрость? — спросил он голосом, которого Рэчел еще у него не слышала. В нем звучал металл, хотя тон был самым вежливым.
Ален, прекрасно осведомленный о том, как мастерски его двоюродный племянник владеет пистолетом и саблей, откинулся на спинку своего стула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
На губах Рэчел заиграла улыбка.
— Мэтью, — пробормотала она внезапно охрипшим голосом, не заботясь о том, бросается ли ее влюбленность в глаза присутствующим.
В этот момент дворецкий Деверо Жан Марк, высокий негр с коротко подстриженными седыми волосами, появился в гостиной и своим певучим голосом объявил, что кушать подано. Мэтью протянул Рэчел руку и помог ей подняться со стула.
Он помедлил в гостиной, давая остальным возможность покинуть ее.
— Пойдемте, cherie, — произнес он в своей обычной медлительной манере, и, держась за руки, они вместе проследовали в великолепно обставленную столовую.
Глаза Рэчел широко раскрылись при виде роскошной сервировки и элегантности столовой. Стены ее были бледно-лимонного цвета и прекрасно гармонировали с портьерами шалфейного шелка, закрывавшими французские окна. Столовые приборы были не серебряными, как в большинстве домов, а золотыми. Восковые свечи в золотых канделябрах отражались в золотой посуде мягкими бликами.
Рэчел села и, взяв кольцо, державшее салфетку, обнаружила, что оно тоже золотое с выгравированными на нем цветами.
Над ореховым буфетом красовалась картина, о которой Рэчел несомненно читала. Это было полотно эпохи Возрождения с аллегорическим сюжетом, переданным с помощью мифологических образов.
Ее родители оказались напротив нее, Коннор сидел по левую руку Фрэнсис, а Кэтлин — справа от Эдуарда. Доктор Мэллорен расположился рядом с Рэчел, а между ним и Кэтлин Галлагер сидел кузен Эдуарда с женой.
В меню было представлено все разнообразие даров, щедро доставляемых Мексиканским заливом. Все блюда были типично креольскими, часть подавалась в горячем виде, часть в холодном. Рэчел сочла, что ей и в самом деле пора приобщиться к острой и пряной кухне Луизианы, и с любопытством принялась пробовать каждое появлявшееся перед ней блюдо. Как все это было не похоже на вечные овсянку, картошку и баранину, которыми потчевали ее в пансионе!
Потягивая вино, Рэчел прислушивалась к общему разговору. Похоже было, что запрет, наложенный на застольное обсуждение разгорающегося конфликта между северными и южными штатами, будет вот-вот нарушен. Рэчел чувствовала, что переход к этой теме неизбежен. Она была наиболее животрепещущей и злободневной и горячо обсуждалась в каждом доме, где бывала Рэчел, и во всех газетах, какие только ни попадались ей на глаза.
— Если бы можно было решить вопрос по-джентльменски, — провозгласил доктор Мэллорен, — то ни одна сторона не стремилась бы унизить другую и ничье достоинство не пострадало бы.
— Мы, южане, никогда не покоримся янки, — горячился Ален Делакур, двоюродный брат Эдуарда, — никогда! Это чудовищная глупость с их стороны — считать, что они смогут навязать нам свои порядки. — И он взглянул на Эдуарда, ища поддержки.
Эдуард оказался центром внимания всех присутствующих. Прежде чем ответить, он глубоко вздохнул:
— Глупость — понятие отвлеченное, Ален. — Жребий брошен, и, боюсь, уже слишком поздно, чтобы предотвратить неизбежное.
— А что именно? — спросил Жерве Мэллорен.
— Крушение того мира, который был мне так дорог, милый мой, — грустно ответил Эдуард. Широким жестом он обвел сидящих за столом: — Все мы поставлены перед необходимостью выбора и, сдается мне, сейчас нас испытывают на прочность.
— Я полагаю, что вы все же преувеличиваете, мой друг, — не согласился доктор.
— Отец прав, — вставил Мэтью, опустив на стол хрустальный бокал с рубиновой жидкостью. — Я не сомневаюсь, что страна истечет кровью, красной, как это вино, прежде чем ситуация придет к своему печальному завершению.
— Пш-ш-ш, — пренебрежительно фыркнул Ален Делакур. — У янки нет воли к победе, — пояснил он со злорадным удовлетворением. — Помяни мое слово, они побегут так, что только пятки засверкают.
— Вот тут-то вы и ошибаетесь, — твердо возразил Мэтью.
— Я поставлю на любого нашего парня против какого-нибудь кентуккийца, — снисходительным тоном заметил Ален.
— Речь идет не о личной храбрости, Ален, а о численности, — уточнил Мэтью. — Мужчин, способных носить оружие, на Севере больше, возможностей производить все необходимое для войны — тоже. Если дело затянется, то ключом к победе станет промышленность. Даже Джеймс де Боу в своем «Обозрении» ратует за развитие промышленности на Юге. Он сознает, что наша экономика в этом нуждается.
— Мы джентльмены, Мэтью, а не ростовщики-янки, — запротестовал Ален, — и один джентльмен из Луизианы стоит десяти северян.
— А их ведь и будет десять на одного южанина, не так ли? — уточнил Мэтью, и в тоне его уже звучало раздражение.
Ален пожал плечами:
— Ну так что же?
Рэчел видела, что лицо Мэтью потемнело от сдерживаемого гнева, который поднялся в нем от этого рыцарского бахвальства.
— А то, что мы должны смириться.
Ален и Жерве изумленно уставились на него. Родственник Мэтью первым обрел дар речи.
— У меня в голове не укладывается, что вы считаете наше дело проигранным заранее. — Он бросил на Мэтью высокомерный взгляд. — Вы прекрасно знаете, что, начнись война, вам придется командовать солдатами. Как же вы поведете их в битву с таким пораженческим настроением?
В горле у Рэчел встал ком. Этот разговор внезапно обнажил суровую правду войны, когда каждый молодой человек, быть может нежно любимый какой-то девушкой, имеет вполне реальные шансы погибнуть. Представив себе Мэтью, вынужденного идти сражаться, она сразу же осознала, что его могут ранить, а может быть, и…
«О Боже! — принялась она молиться. — Только не это, только не сейчас, когда мы нашли друг друга!»
Мэтью ответил на вопрос своего родственника ясно и холодно:
— Я не поведу их на битву. Я не стану сражаться на стороне южан.
— Что?! — в один голос вскричали Ален и доктор. Даже застенчивая жена Алена в изумлении открыла рот.
— Вы слышали, что я сказал.
— Это невероятно! — потряс головой Ален. — Вы не можете так поступить! Вы станете сражаться против вашего родного штата, против вашей семьи, против друзей?!
— Я не могу сражаться против моей страны, — ответил Мэтью.
— Как вы осмелитесь после этого вернуться в Луизиану? — гремел Ален. — Вы просто безумны!
Рэчел вспыхнула от возмущения.
Мэтью посмотрел на Алена ледяным взглядом.
— Вы подвергаете сомнению мою храбрость? — спросил он голосом, которого Рэчел еще у него не слышала. В нем звучал металл, хотя тон был самым вежливым.
Ален, прекрасно осведомленный о том, как мастерски его двоюродный племянник владеет пистолетом и саблей, откинулся на спинку своего стула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71