Не слышали, что я вам сказал? — продолжал Бруно, обращаясь к бригадиру и наливая вино в оба стакана.
— Разумеется, слышал, — проговорил бригадир, вставая, — и раз я не сумел вас убить, я выпью с вами, будь вы самим чертом.
С этими словами он решительно подошел к столу, взял стакан, чокнулся с Бруно и залпом выпил вино.
— Как вас зовут? — спросил Бруно.
— Паоло Томмази, жандармский бригадир, к вашим услугам.
— Так вот что, Паоло Томмази, — продолжал Паскаль, кладя руку ему на плечо, — вы храбрый малый, и я хочу кое-что обещать вам.
— Что именно?
— Дать заработать вам одному три тысячи дукатов, обещанных за мою голову.
— Мысль недурна.
— Да, но ее надо зрело обдумать, — ответил Бруно. — А пока что — ведь жить мне еще не надоело — давайте-ка сядем к столу и поужинаем. О серьезных делах поговорим после.
— Можно мне перекреститься перед ужином? — спросил Томмази.
— Разумеется, — ответил Бруно.
— Дело в том… я боюсь, как бы крестное знамение вас не обеспокоило. Всякое бывает.
— Что вы? Нисколько.
Бригадир перекрестился, сел за стол и приступил к бараньей ножке, как человек, совесть которого вполне чиста, ибо, несмотря на сложную обстановку, он сделал все, что может сделать честный солдат. Бруно не отставал от него, и, видя, как эти два человека едят за одним столом, пьют из одной бутылки, опустошают одно и то же блюдо, никто не поверил бы, что на протяжении какого-нибудь часа они сделали все возможное, чтобы убить один другого.
Наступило недолгое молчание, вызванное отчасти важным занятием, которому предавались сотрапезники, отчасти думали, не дававшими им покоя. Паоло Томмази первый нарушил его, чтобы выразить мучившую его мысль.
— Приятель, — сказал он, — кормите вы на славу, что правда, то правда: вино у вас отменное, с этим нельзя не согласиться; угощаете вы как хлебосольный хозяин, все это так. Но, признаться, я нашел бы угощение куда лучше, если бы знал, когда выберусь отсюда.
— Думается мне, что завтра утром.
— Разве я не ваш пленник?
— Пленник? На кой черт вы мне нужны?
— Гм… — пробормотал бригадир, — видно, дела мои не так уж плохи. Но, — продолжал он с явным замешательством, — это еще не все.
— Вас еще что-нибудь тревожит?
— Видите ли… — сказал бригадир, разглядывая лампу сквозь стекло своего стакана, — видите ли… это довольно щекотливый вопрос.
— Говорите, я слушаю.
— Вы не рассердитесь?
— Мне кажется, вы имели возможность узнать мой характер.
— Правда, вы не обидчивы, я в этом убедился. Итак, я хочу сказать, что на дороге есть, вернее был… что я не один был на дороге…
— Конечно, с вами были четверо жандармов.
— Да не о них толк. Я говорю о… некоем фургоне. Вот в чем загвоздка.
— Он во дворе, — ответил Бруно, в свою очередь разглядывая лампу сквозь стекло своего стакана.
— Догадываюсь, что он именно там, — сказал бригадир, — но, видите ли, я не могу покинуть вас один, без этого фургона.
— А посему вы уедете вместе с ним.
— И он окажется в целости и сохранности?
— Как вам сказать? — проговорил Бруно. — Недостача будет невелика по сравнению с общей суммой. Я возьму лишь то, что мне крайне необходимо.
— Вы очень стеснены в деньгах?
— Мне нужны три тысячи унций.
— Что же, это разумно, — сказал бригадир, — и очень многие были бы менее щепетильны, чем вы.
— И можете не сомневаться, я дам вам расписку.
— Да, по поводу расписки, — воскликнул бригадир, вставая. — У меня в седельных сумках были бумаги.
— Не беспокойтесь, — заметил Бруно, — вот они.
— О, спасибо, вы оказали мне огромную услугу.
— Да, понимаю, — молвил Бруно, — я успел убедиться в их важности. Первая бумага — ваш диплом бригадира: я засвидетельствовал на нем, что вы доблестно вели себя и вас следовало бы произвести в унтер-офицеры. Вторая бумага содержит описание моей особы. Я позволил себе внести туда кое-какие исправления, так, например, в разделе особых примет прибавил слово incantato*. Наконец, третья бумага — письмо его светлости к графине Джемме де Кастель-Нуово, я так признателен этой даме, отдавшей в мое распоряжение этот дворец, что не хочу мешать ее любовной переписке. Итак, вот ваши бумаги, любезный. Выпьем последний глоток за ваше здоровье и пожелаем друг другу спокойной ночи. Завтра, в пять утра, вы отправитесь в дорогу. Поверьте мне, путешествовать днем безопаснее, чем ночью. Со мной вам посчастливилось, но вы можете попасть и в другие руки.
></emphasis>
* Заговорен (итал.).
— Пожалуй, вы правы, — сказал Томмази, пряча бумаги. — И сдается мне, что вы гораздо честнее многих честных людей из моих знакомых.
— Очень рад, что у вас составилось столь лестное мнение обо мне, — это поможет вам спокойно уснуть. Кстати, хочу вас предупредить: не спускайтесь во двор, иначе мои псы растерзают вас.
— Благодарю за совет, — ответил бригадир.
— Спокойной ночи, — сказал Бруно.
Он вышел из комнаты, предоставив бригадиру либо продолжить трапезу, либо лечь спать.
Ровно в пять часов утра, как и было условлено, Бруно вошел в комнату своего гостя; тот уже встал и был готов к отъезду; хозяин дома спустился вместе с ним по лестнице и проводил его до ворот. Бригадир увидел там запряженную повозку и превосходную верховую лошадь в сбруе, перенесенной с коня, которого искалечил Али. Бруно попросил своего друга Томмази принять от него на память этот подарок. Бригадир не заставил себя просить; он вскочил на коня, стегнул лошадей, впряженных в повозку, и уехал, явно восхищенный своим новым знакомым.
Бруно смотрел ему вслед: когда бригадир отъехал шагов на двадцать, он крикнул ему вдогонку:
— Главное, не забудьте передать прекрасной графине Джемме письмо князя де Карини.
Томмази утвердительно кивнул и скрылся за поворотом дороги.
Теперь, если читатели спросят нас, почему Паскаль Бруно не был убит выстрелом из карабина Паоло Томмази, мы ответим им словами синьора Чезаре Алетто, нотариуса из Кальварузо:
— Вероятнее всего, что, подъезжая к своей резиденции, бандит из предосторожности разрядил карабин.
Что же касается Паоло Томмази, он всегда считал, что дело тут не обошлось без колдовства.
Мы передаем оба эти мнения на суд читателей и предоставляем им полную возможность выбрать то из них, которое придется им по вкусу.
VII
Легко понять, что слухи об этих подвигах распространились за пределами области, подлежащей юрисдикции судебных властей Баузо. По всей Сицилии только и разговору было, что об отважном разбойнике, который захватил крепость Кастель-Нуово, и, как орел, спускается оттуда в долину, чтобы нападать на знатных и богатых и защищать обездоленных. Поэтому нет ничего удивительного в том, что имя нашего героя упоминалось у князя де Бутера, который давал костюмированный бал в своем дворце на площади Морского министерства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Разумеется, слышал, — проговорил бригадир, вставая, — и раз я не сумел вас убить, я выпью с вами, будь вы самим чертом.
С этими словами он решительно подошел к столу, взял стакан, чокнулся с Бруно и залпом выпил вино.
— Как вас зовут? — спросил Бруно.
— Паоло Томмази, жандармский бригадир, к вашим услугам.
— Так вот что, Паоло Томмази, — продолжал Паскаль, кладя руку ему на плечо, — вы храбрый малый, и я хочу кое-что обещать вам.
— Что именно?
— Дать заработать вам одному три тысячи дукатов, обещанных за мою голову.
— Мысль недурна.
— Да, но ее надо зрело обдумать, — ответил Бруно. — А пока что — ведь жить мне еще не надоело — давайте-ка сядем к столу и поужинаем. О серьезных делах поговорим после.
— Можно мне перекреститься перед ужином? — спросил Томмази.
— Разумеется, — ответил Бруно.
— Дело в том… я боюсь, как бы крестное знамение вас не обеспокоило. Всякое бывает.
— Что вы? Нисколько.
Бригадир перекрестился, сел за стол и приступил к бараньей ножке, как человек, совесть которого вполне чиста, ибо, несмотря на сложную обстановку, он сделал все, что может сделать честный солдат. Бруно не отставал от него, и, видя, как эти два человека едят за одним столом, пьют из одной бутылки, опустошают одно и то же блюдо, никто не поверил бы, что на протяжении какого-нибудь часа они сделали все возможное, чтобы убить один другого.
Наступило недолгое молчание, вызванное отчасти важным занятием, которому предавались сотрапезники, отчасти думали, не дававшими им покоя. Паоло Томмази первый нарушил его, чтобы выразить мучившую его мысль.
— Приятель, — сказал он, — кормите вы на славу, что правда, то правда: вино у вас отменное, с этим нельзя не согласиться; угощаете вы как хлебосольный хозяин, все это так. Но, признаться, я нашел бы угощение куда лучше, если бы знал, когда выберусь отсюда.
— Думается мне, что завтра утром.
— Разве я не ваш пленник?
— Пленник? На кой черт вы мне нужны?
— Гм… — пробормотал бригадир, — видно, дела мои не так уж плохи. Но, — продолжал он с явным замешательством, — это еще не все.
— Вас еще что-нибудь тревожит?
— Видите ли… — сказал бригадир, разглядывая лампу сквозь стекло своего стакана, — видите ли… это довольно щекотливый вопрос.
— Говорите, я слушаю.
— Вы не рассердитесь?
— Мне кажется, вы имели возможность узнать мой характер.
— Правда, вы не обидчивы, я в этом убедился. Итак, я хочу сказать, что на дороге есть, вернее был… что я не один был на дороге…
— Конечно, с вами были четверо жандармов.
— Да не о них толк. Я говорю о… некоем фургоне. Вот в чем загвоздка.
— Он во дворе, — ответил Бруно, в свою очередь разглядывая лампу сквозь стекло своего стакана.
— Догадываюсь, что он именно там, — сказал бригадир, — но, видите ли, я не могу покинуть вас один, без этого фургона.
— А посему вы уедете вместе с ним.
— И он окажется в целости и сохранности?
— Как вам сказать? — проговорил Бруно. — Недостача будет невелика по сравнению с общей суммой. Я возьму лишь то, что мне крайне необходимо.
— Вы очень стеснены в деньгах?
— Мне нужны три тысячи унций.
— Что же, это разумно, — сказал бригадир, — и очень многие были бы менее щепетильны, чем вы.
— И можете не сомневаться, я дам вам расписку.
— Да, по поводу расписки, — воскликнул бригадир, вставая. — У меня в седельных сумках были бумаги.
— Не беспокойтесь, — заметил Бруно, — вот они.
— О, спасибо, вы оказали мне огромную услугу.
— Да, понимаю, — молвил Бруно, — я успел убедиться в их важности. Первая бумага — ваш диплом бригадира: я засвидетельствовал на нем, что вы доблестно вели себя и вас следовало бы произвести в унтер-офицеры. Вторая бумага содержит описание моей особы. Я позволил себе внести туда кое-какие исправления, так, например, в разделе особых примет прибавил слово incantato*. Наконец, третья бумага — письмо его светлости к графине Джемме де Кастель-Нуово, я так признателен этой даме, отдавшей в мое распоряжение этот дворец, что не хочу мешать ее любовной переписке. Итак, вот ваши бумаги, любезный. Выпьем последний глоток за ваше здоровье и пожелаем друг другу спокойной ночи. Завтра, в пять утра, вы отправитесь в дорогу. Поверьте мне, путешествовать днем безопаснее, чем ночью. Со мной вам посчастливилось, но вы можете попасть и в другие руки.
></emphasis>
* Заговорен (итал.).
— Пожалуй, вы правы, — сказал Томмази, пряча бумаги. — И сдается мне, что вы гораздо честнее многих честных людей из моих знакомых.
— Очень рад, что у вас составилось столь лестное мнение обо мне, — это поможет вам спокойно уснуть. Кстати, хочу вас предупредить: не спускайтесь во двор, иначе мои псы растерзают вас.
— Благодарю за совет, — ответил бригадир.
— Спокойной ночи, — сказал Бруно.
Он вышел из комнаты, предоставив бригадиру либо продолжить трапезу, либо лечь спать.
Ровно в пять часов утра, как и было условлено, Бруно вошел в комнату своего гостя; тот уже встал и был готов к отъезду; хозяин дома спустился вместе с ним по лестнице и проводил его до ворот. Бригадир увидел там запряженную повозку и превосходную верховую лошадь в сбруе, перенесенной с коня, которого искалечил Али. Бруно попросил своего друга Томмази принять от него на память этот подарок. Бригадир не заставил себя просить; он вскочил на коня, стегнул лошадей, впряженных в повозку, и уехал, явно восхищенный своим новым знакомым.
Бруно смотрел ему вслед: когда бригадир отъехал шагов на двадцать, он крикнул ему вдогонку:
— Главное, не забудьте передать прекрасной графине Джемме письмо князя де Карини.
Томмази утвердительно кивнул и скрылся за поворотом дороги.
Теперь, если читатели спросят нас, почему Паскаль Бруно не был убит выстрелом из карабина Паоло Томмази, мы ответим им словами синьора Чезаре Алетто, нотариуса из Кальварузо:
— Вероятнее всего, что, подъезжая к своей резиденции, бандит из предосторожности разрядил карабин.
Что же касается Паоло Томмази, он всегда считал, что дело тут не обошлось без колдовства.
Мы передаем оба эти мнения на суд читателей и предоставляем им полную возможность выбрать то из них, которое придется им по вкусу.
VII
Легко понять, что слухи об этих подвигах распространились за пределами области, подлежащей юрисдикции судебных властей Баузо. По всей Сицилии только и разговору было, что об отважном разбойнике, который захватил крепость Кастель-Нуово, и, как орел, спускается оттуда в долину, чтобы нападать на знатных и богатых и защищать обездоленных. Поэтому нет ничего удивительного в том, что имя нашего героя упоминалось у князя де Бутера, который давал костюмированный бал в своем дворце на площади Морского министерства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25