— А он?
— Еще не готов мне поверить. Ждет результатов генетического теста.
Улыбка Пола померкла.
— Неудивительно, — проворчал он.
— Почему?
— Он мне не доверяет. — Старик покачал головой. — Нелегко это — знать, что тебе не верит родной сын.
— А у него есть причины вам не верить?
— Нет, — не отводя глаз, твердо ответил Пол. — Но мне следовало рассказать ему о тебе много, много лет назад.
— А вместо этого вы сказали ему, что я погибла.
— И это уже знаешь? — усмехнулся он.
— А вы думали, я не узнаю?
Она едва держала себя в руках: казалось, воздух между ними сгустился от напряжения, от подавленных чувств и невысказанных упреков.
— Это Ник тебе рассказал?
Саманта промолчала.
— Не хочешь выдавать брата? Что ж, преданность — ценное качество.
С этим Саманта спорить не собиралась, хотя и подозревала, что ее представление о преданности очень расходится с представлением Пола.
— Но тогда, тридцать пять лет назад, действительно кто-то погиб. Чьи тела вы подсунули полиции вместо наших? — спросила она напрямик. Пол снова усмехнулся:
— Да, Томми говорил, что ты смелая. Не забивай себе голову этой ерундой. Те люди умерли своей смертью, а за их тела мы родственникам заплатили сполна.
— Но зачем?
— Если бы некоторые люди — даже из нашей собственной семьи — узнали, что Трейси сбежала, они бы не успокоились, пока не нашли ее.
Лишь мгновение спустя Саманта сообразила, что Трейси — ее мать. Это имя все еще звучало для нее непривычно.
— Выходит, вы ее защищали? — поинтересовалась она, не сумев скрыть скептицизма в голосе.
— Да, — спокойно ответил Пол. — Мы с ней тогда заключили сделку. Страшную сделку — настоящий договор с дьяволом. По доброй воле я бы на такое не согласился, но она твердо решила уйти.
— Почему?
— Ей было тяжело жить с нами.
— Хотите сказать — тяжело жить с преступником?
Он бросил на нее сердитый взгляд из-под нависших век.
— В то время главой семьи был мой отец. С тех пор многое изменилось. Я веду вполне легальный бизнес.
— Какой?
— У моего бизнеса несколько направлений. Услуги по уборке помещений, торговля очистительным оборудованием, прокат униформы, недвижимость..». — Он вдруг замолчал; рука его судорожно сжала подлокотник, а лицо исказилось в гримасе боли.
Саманта вскочила.
— Вам чем-нибудь помочь?
— Таблетки… на столе. И воды.
Саманта быстро нашла на столе коробочку с таблетками, стакан и кувшин с водой. Проглотив две таблетки разом, Пол закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Минуту спустя лицо его разгладилось.
— Спасибо, — проговорил он.
— Как вы? Может быть, позвать кого-нибудь?
— Не надо. Я хочу с тобой поговорить.
— О чем? — прямо спросила она.
— Я разыскивал тебя все эти годы, — произнес он, снова не отвечая на вопрос. — Что бы ни говорила тебе мать, я не хотел с тобой расставаться.
— Однако расстались! Вы с ней заключили действительно дьявольскую сделку: одного ребенка отдали ей, другого оставили себе! — Саманта почувствовала, как снова закипает в жилах ярость.
— Это она тебе сказала?
— Она сказала только, что могла «сохранить» лишь одного ребенка.
— Думаешь, твое детство было счастливее, чем у Ника?
На такой вопрос Саманта не готова была ответить и потому предпочла сменить тему:
— И давно вы меня нашли?
— Совсем недавно, — отозвался он, не сводя с нее пристального взгляда.
— А как? — поинтересовалась Саманта. Она все-таки не вполне ему доверяла.
Пол пожал плечами:
— Благодаря сестре твоей матери.
Значит, мать была права: его люди выследили ее, когда она ездила к сестре.
— Зачем вы меня вызвали? Для чего я вам?
— Ты моя дочь. Я умираю, — произнес он спокойно. — Хочу закончить свои дела.
— Ясно, — не удержалась от сарказма Саманта. — Никаких объятий и поцелуев. Я для вас — просто незаконченное дело.
— Мы совсем не знаем друг друга. Не думаю, что ты…
— Конечно. Разумеется, — поспешно согласилась она, испугавшись, что не сможет удержать в узде переполняющие ее эмоции. Смятение, гнев, сожаление.
— Я ни о чем тебя не прошу. Просто хотелось тебя увидеть. И познакомить с братом.
— Из чистой сентиментальности?
— Не только. Мне недолго осталось. Самое большее — несколько месяцев. Я человек богатый и хочу, чтобы часть моего состояния отошла тебе.
— Мне это не нужно!
— И все же часть всего, чем я владею, — твоя. По праву рождения. Не беспокойся, эти деньги заработаны честно, — быстро добавил он.
— Но тот капитал, с которого вы начали…
— Так вот что тебя смущает! Не хочешь владеть состоянием, начало которого положено нечестным путем?
— Да. И еще больше смущает меня то, что ваши люди угрожали моей матери.
Пол выпрямился в кресле.
— Этого я им не приказывал.
— Пообещайте, что не тронете мою мать.
— Мне незачем ей вредить, — проговорил он.
«Это не ответ, — подумала Саманта. — Это уход от ответа».
— Мне нужно ваше слово, — настаивала она. У нее вдруг задрожали руки, и она изо всех сил стиснула их на коленях.
— А если я дам слово, ты мне поверишь?
— Не знаю, — глядя ему в глаза, ответила Саманта.
Пол усмехнулся:
— Наконец-то у нас в семье появился человек, который говорит то, что думает! Что ж… Клянусь, я не причиню вреда твоей матери, если она не станет причинять вред мне.
Если она не станет причинять вред мне… Эти слова ее словно громом поразили. Что за бессмыслица?! Какой вред может — тридцать лет спустя — причинить ее мать всемогущему главе мафиозного клана? Или все-таки может? Что, если поэтому Пол и вызвал ее в Бостон? Хочет выяснить, что ей известно, а потом…
Внутри у нее похолодело. В голове зазвучали слова Ника: «Старик любит играть людьми…»
Но, может быть, у нее снова разыгралась паранойя? В конце концов, ее отец ни разу не привлекался к суду. Возможно, он говорит правду: его бизнес вполне легален, а все, что пишут о нем в газетах, — сплетни и пустые подозрения.
Больше всего на свете Саманта хотела этому поверить. Но… как-то не верилось.
— Я любил твою мать, — слабым голосом продолжал старик. — Она… — Его лицо исказила судорога, он снова схватился за подлокотник. — Иди. Позови Регги…
Саманта поколебалась; страх гнал ее прочь, сострадание удерживало на месте.
— Ужин, — проговорил Пол сквозь стиснутые зубы. — Сегодня в шесть. Хочу познакомить тебя с семьей.
Саманта молчала, раздираемая противоречивыми эмоциями, и самой сильной из них был гнев. Гнев на мать, которая всю жизнь ей лгала. И на этого человека, слова которого означали, что рассказ матери — очередная ложь.
— Ты останешься?
Трудно сказать, чего было больше в его голосе — приказа или мольбы. Он скорчился в кресле, и Саманта, подавленная жалостью, уже хотела броситься к нему, но вспомнила предупреждения матери и Ника. «Он — прирожденный манипулятор…» Может быть, и своей болезнью он пользуется, чтобы перетянуть ее на свою сторону?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92