Смех Обри был вымученным и неуверенным, а от мрачного спокойствия Остина исходило уныние, словно тучами окутывавшее стреляющие свечи.
Когда они, наконец, разошлись, Обри вышла из-за ширмы для переодевания и увидела Остина, растирающего больную ногу. Она кинулась снимать повязку, осмотрела колено и обнаружила, что рана, как и обещал доктор, зажила. Краснота оставалась, но при ходьбе рана не будет мешать сгибаться колену. Удовлетворенная осмотром, Обри перевязала ногу чистым бинтом.
– Кажется, падение принесло вам больше пользы, чем вреда. Как жаль, что вы не ударились головой.
– Я, уже подумывая о чем-то подобном. Не хотите ли вы, чтобы я вернулся и попытался снова? – сухо спросил Остин.
Вспышка лукавства осветила ее глаза, когда она посмотрела на него.
– Это может оказаться напрасной попыткой. Лучше я возьму одну из железных сковородок Пейшенс и огрею вас по башке.
– Я в вашем распоряжении. – Остин поднял ее с пола и усадил на здоровое колено. Она уселась, словно на насесте, готовая взлететь, как когда-то раньше, до свадьбы. Он уже потерял ее доверие. Это поразило его, но он не имел выбора. – Мы не поговорили. Почему вы не сказали, что ваш отец писал вам?
Неожиданное нападение застало Обри врасплох. Она попыталась встать, но Остин не отпустил ее. Она не надела халат, и жар его руки прожигал тонкую ткань ее наряда.
– У вас жар, а я и забыла об этом. Где вы его подхватили? – спросила она виновато, жалея, что не отправила письмо отца в огонь.
– Джон принес мне кипу бумаг с моего стола. Ваши котята играли с ними, а там могла быть важная корреспонденция. Вы ничего не читали?
Остин разглядывал ее с любопытством. Записки с выражением сочувствия и симпатии перемешались с приглашениями и официальными документами. Он не пользовался такой популярностью со времен первого брака, и не мог представить себе, что могло вызвать ее сейчас, но реакция Обри озадачила его.
– Я не читала ничего, адресованного мне, что выглядело бы важным. А в ваши дела я не решилась вмешиваться, – сдавленно ответила она.
Остин скептически посмотрел на нее.
– А не говорить мне об их существовании, по-вашему, не означает вмешиваться в мои дела? Вы имели представление, о чем шла речь в письме от вашего отца?
– Я не интересовалась, – сказала она с вызовом, вновь пытаясь высвободиться. – Отпустите меня, Остин. Вы не можете меня отчитывать, словно ребенка.
– Я должен перебросить вас через колено, чтобы выпороть, но так будет проще. – Он резко поднял ее и перевернул на кровати. Она в отчаянии вскрикнула, но звук оказался заглушён покрывалами, к которым он ее прижал. – Вы обещаете мне больше не вмешиваться в мои дела? – спросил Остин с угрозой.
– Нет! – запротестовала она, пытаясь избежать постыдной позы. – Отпустите меня, Остин, – закричала она, но тщетно.
– Если бы вы имели представление, насколько мне хочется отшлепать ваши прелестные ягодицы, вы бы не злили меня, Обри Элизабет. Я многим вам обязан, но вас следует научить послушанию. Вы знали, что было в том письме, и преднамеренно скрыли его от меня. Сколько еще писем вы спрятали? Среди них были еще письма, о которых я должен знать? Скажите, Обри, или я задам трепку, какую вам отец должен был задать много лет назад.
Обри повернула голову и вызывающе посмотрела на него. Он держал ее руки за спиной так, что она не могла выцарапать ему глаза, но ее взгляд мог пронзить его насквозь.
– Сделайте это, Остин. Подтвердите вашу репутацию.
Если она думала остановить его, то ошиблась. С убийственным взглядом Остин звучно шлепнул по ягодицам. Она ничего, не надела под шелковую рубашку, и звук шлепка эхом отразился в полупустой комнате. Это вызвало в нем такое отвращение, что он не смог поднять руку, чтобы повторить.
Обри ожидала следующего удара, но когда его не последовало, она обернулась и наткнулась на выражение ужаса и отвращения на лице Остина. Когда он отпустил ее руки и начал подниматься с кровати, она поборола себя и заставила его опуститься.
– Нет, Остин, – прошептала она, испугавшись ужасного самообвинения, которое прочла в его глазах. Ее руки обвились вокруг его шеи, и он обнял ее за талию, спрятав лицо у нее на груди. – Я не буду больше так поступать, обещаю. Я просто не хотела беспокоить тебя. Ты и так заботишься о такой уйме вещей. Я хочу, чтобы ты был все время счастлив. Пожалуйста, Остин, не сердись на меня. Я ненавижу, когда ты на меня злишься.
Он знал, что она говорила правду. Она была ребенком, который желает только добра. Она нуждалась в его внимании и добивалась его любым способом, который только могла придумать.
– Я не сержусь на вас, я сержусь на себя, кретина. Пожалуйста, не плачьте. Я просто не знал, как дать вам понять, что могу сам о себе позаботиться.
Остин взял ее на руки, прижал к груди и, поцеловав ее в щеку, ощутил соленые следы слез.
– Вы моя жена, и ваш отец не может забрать вас без моего согласия. А теперь посмотрите на меня, Обри, – скомандовал Остин.
Она вытерла глаза о его халат и подозрительно взглянула на него.
– Скажите, что верите мне.
Он говорил грубо, с властностью военного офицера, которым когда-то был.
Она хотела верить. Всем сердцем и душой хотела. Но из разговора с Адрианом она услышала достаточно, чтобы понять, что доверие для него значило одно, а для нее – другое. Доверие – это улица с двусторонним движением, а он еще не ступил на нее.
– Вы отошлете меня назад к моему отцу, – обвинила она его.
– Вы богатая наследница и можете ехать, куда вам вздумается. Я не могу вас никуда отправлять, – терпеливо объяснил он. – Но я думаю, что вы бы хотели повидать Алвана, Пегги и малыша.
– Вы поедете со мной?
Обри отстранилась и настороженно посмотрела на него.
– Могу, но я не задержусь надолго. Ваш отец беспокоится о вашем благополучии и правильно делает. Вы должны успокоить его, а я должен остаться здесь и отстраивать аббатство. Если бы вы только поверили мне…
Обри преднамеренно проигнорировала его мольбу. Он собирался отослать ее прочь, как делал ее отец, но она докажет ему несбыточность таких мыслей.
Она поерзала по его мускулистым бедрам и обняла за шею так, что ее груди распластались по его крепкой груди. Затем игриво куснула его за мочку уха.
– Не говори больше ничего, Остин, – прошептала она.
Она почувствовала его прикосновение к тому месту, которое он отшлепал, и ее возбуждение возросло. Сейчас он действительно все поймет.
Остин понимал, что им манипулируют, но в ее стремлении к нему была новизна, которую он хотел испытать. Когда первая волна схлынула, он перевернул ее на спину и навалился сверху. Кошачьи глаза уставились на него испытующе. Свечи все еще горели, и он мог хорошо ее рассмотреть. Его рука поднялась, чтобы коснуться полной груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Когда они, наконец, разошлись, Обри вышла из-за ширмы для переодевания и увидела Остина, растирающего больную ногу. Она кинулась снимать повязку, осмотрела колено и обнаружила, что рана, как и обещал доктор, зажила. Краснота оставалась, но при ходьбе рана не будет мешать сгибаться колену. Удовлетворенная осмотром, Обри перевязала ногу чистым бинтом.
– Кажется, падение принесло вам больше пользы, чем вреда. Как жаль, что вы не ударились головой.
– Я, уже подумывая о чем-то подобном. Не хотите ли вы, чтобы я вернулся и попытался снова? – сухо спросил Остин.
Вспышка лукавства осветила ее глаза, когда она посмотрела на него.
– Это может оказаться напрасной попыткой. Лучше я возьму одну из железных сковородок Пейшенс и огрею вас по башке.
– Я в вашем распоряжении. – Остин поднял ее с пола и усадил на здоровое колено. Она уселась, словно на насесте, готовая взлететь, как когда-то раньше, до свадьбы. Он уже потерял ее доверие. Это поразило его, но он не имел выбора. – Мы не поговорили. Почему вы не сказали, что ваш отец писал вам?
Неожиданное нападение застало Обри врасплох. Она попыталась встать, но Остин не отпустил ее. Она не надела халат, и жар его руки прожигал тонкую ткань ее наряда.
– У вас жар, а я и забыла об этом. Где вы его подхватили? – спросила она виновато, жалея, что не отправила письмо отца в огонь.
– Джон принес мне кипу бумаг с моего стола. Ваши котята играли с ними, а там могла быть важная корреспонденция. Вы ничего не читали?
Остин разглядывал ее с любопытством. Записки с выражением сочувствия и симпатии перемешались с приглашениями и официальными документами. Он не пользовался такой популярностью со времен первого брака, и не мог представить себе, что могло вызвать ее сейчас, но реакция Обри озадачила его.
– Я не читала ничего, адресованного мне, что выглядело бы важным. А в ваши дела я не решилась вмешиваться, – сдавленно ответила она.
Остин скептически посмотрел на нее.
– А не говорить мне об их существовании, по-вашему, не означает вмешиваться в мои дела? Вы имели представление, о чем шла речь в письме от вашего отца?
– Я не интересовалась, – сказала она с вызовом, вновь пытаясь высвободиться. – Отпустите меня, Остин. Вы не можете меня отчитывать, словно ребенка.
– Я должен перебросить вас через колено, чтобы выпороть, но так будет проще. – Он резко поднял ее и перевернул на кровати. Она в отчаянии вскрикнула, но звук оказался заглушён покрывалами, к которым он ее прижал. – Вы обещаете мне больше не вмешиваться в мои дела? – спросил Остин с угрозой.
– Нет! – запротестовала она, пытаясь избежать постыдной позы. – Отпустите меня, Остин, – закричала она, но тщетно.
– Если бы вы имели представление, насколько мне хочется отшлепать ваши прелестные ягодицы, вы бы не злили меня, Обри Элизабет. Я многим вам обязан, но вас следует научить послушанию. Вы знали, что было в том письме, и преднамеренно скрыли его от меня. Сколько еще писем вы спрятали? Среди них были еще письма, о которых я должен знать? Скажите, Обри, или я задам трепку, какую вам отец должен был задать много лет назад.
Обри повернула голову и вызывающе посмотрела на него. Он держал ее руки за спиной так, что она не могла выцарапать ему глаза, но ее взгляд мог пронзить его насквозь.
– Сделайте это, Остин. Подтвердите вашу репутацию.
Если она думала остановить его, то ошиблась. С убийственным взглядом Остин звучно шлепнул по ягодицам. Она ничего, не надела под шелковую рубашку, и звук шлепка эхом отразился в полупустой комнате. Это вызвало в нем такое отвращение, что он не смог поднять руку, чтобы повторить.
Обри ожидала следующего удара, но когда его не последовало, она обернулась и наткнулась на выражение ужаса и отвращения на лице Остина. Когда он отпустил ее руки и начал подниматься с кровати, она поборола себя и заставила его опуститься.
– Нет, Остин, – прошептала она, испугавшись ужасного самообвинения, которое прочла в его глазах. Ее руки обвились вокруг его шеи, и он обнял ее за талию, спрятав лицо у нее на груди. – Я не буду больше так поступать, обещаю. Я просто не хотела беспокоить тебя. Ты и так заботишься о такой уйме вещей. Я хочу, чтобы ты был все время счастлив. Пожалуйста, Остин, не сердись на меня. Я ненавижу, когда ты на меня злишься.
Он знал, что она говорила правду. Она была ребенком, который желает только добра. Она нуждалась в его внимании и добивалась его любым способом, который только могла придумать.
– Я не сержусь на вас, я сержусь на себя, кретина. Пожалуйста, не плачьте. Я просто не знал, как дать вам понять, что могу сам о себе позаботиться.
Остин взял ее на руки, прижал к груди и, поцеловав ее в щеку, ощутил соленые следы слез.
– Вы моя жена, и ваш отец не может забрать вас без моего согласия. А теперь посмотрите на меня, Обри, – скомандовал Остин.
Она вытерла глаза о его халат и подозрительно взглянула на него.
– Скажите, что верите мне.
Он говорил грубо, с властностью военного офицера, которым когда-то был.
Она хотела верить. Всем сердцем и душой хотела. Но из разговора с Адрианом она услышала достаточно, чтобы понять, что доверие для него значило одно, а для нее – другое. Доверие – это улица с двусторонним движением, а он еще не ступил на нее.
– Вы отошлете меня назад к моему отцу, – обвинила она его.
– Вы богатая наследница и можете ехать, куда вам вздумается. Я не могу вас никуда отправлять, – терпеливо объяснил он. – Но я думаю, что вы бы хотели повидать Алвана, Пегги и малыша.
– Вы поедете со мной?
Обри отстранилась и настороженно посмотрела на него.
– Могу, но я не задержусь надолго. Ваш отец беспокоится о вашем благополучии и правильно делает. Вы должны успокоить его, а я должен остаться здесь и отстраивать аббатство. Если бы вы только поверили мне…
Обри преднамеренно проигнорировала его мольбу. Он собирался отослать ее прочь, как делал ее отец, но она докажет ему несбыточность таких мыслей.
Она поерзала по его мускулистым бедрам и обняла за шею так, что ее груди распластались по его крепкой груди. Затем игриво куснула его за мочку уха.
– Не говори больше ничего, Остин, – прошептала она.
Она почувствовала его прикосновение к тому месту, которое он отшлепал, и ее возбуждение возросло. Сейчас он действительно все поймет.
Остин понимал, что им манипулируют, но в ее стремлении к нему была новизна, которую он хотел испытать. Когда первая волна схлынула, он перевернул ее на спину и навалился сверху. Кошачьи глаза уставились на него испытующе. Свечи все еще горели, и он мог хорошо ее рассмотреть. Его рука поднялась, чтобы коснуться полной груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106