Однако ничего не сказала по этому поводу и лишь кивнула, приглашая ее пройти в спальню.
Тори оказалась в маленькой, тщательно прибранной комнате с узкой кроватью. Единственным украшением был висевший на стене деревянный крест. В нише стояла лампа, на столике лежали свечи. На стуле находились треснувший кувшин и тазик.
— Принести вам воды для умывания, сеньора? — спросила Хуана. — И ваши вещи?
Конечно, у нее не было багажа, но она решила не говорить об этом чересчур бойкой девушке с пытливым взглядом и покачала головой:
— Багаж доставят позже, но вы можете принести воды или показать мне, где находится колодец.
— Si, я охотно покажу вам колодец. Он находится рядом, в маленьком дворике.
Тори взяла кувшин и пошла вслед за девушкой по крыльцу с навесом, обвитым цветущими растениями. Она попала во двор с яркими клумбами и лужайкой. Над патио простирались ветви старого дуба. По двору были разбросаны столики, вдоль низкой каменной ограды стояли скамейки.
— Иногда по вечерам мы играем здесь на музыкальных инструментах и танцуем, — сказала Хуана, выйдя на середину двора к колодцу. Его обнесли невысоким каменным валом. К железному кольцу была привязана веревка с ведром. Тори опустила ведро в колодец, услышала, как оно ударилось о воду, и стала тянуть веревку, слегка улыбаясь. — Падре не нравится, что мы играем на музыкальных инструментах, но когда он уезжает, как сейчас, в горы, чтобы причастить умирающего, мы веселимся. Остальным нет до этого дела, если мужчины не злоупотребляют спиртным и не буянят. Иногда люди приходят посмотреть на танцующих и послушать музыку. Мой брат превосходно играет на гитаре. Думаю, вам тоже понравится.
— Это звучит… весьма соблазнительно, — сказала Тори и подалась вперед, чтобы наполнить кувшин водой из ведра. — Возможно, я приду послушать музыку.
Они немного погрелись в лучах предвечернего солнца. Когда Тори вернулась в комнату, то обнаружила в углу седельные мешки Ника. Ее губы сжались. Он собирается спать с ней в одной комнате, словно они и правда были мужем и женой? Нет, она не согласится на это, как бы он ни воспринял ее отказ. Она переночевала с Ником в пещере, но спать с ним в одной комнате миссии возле висящего на стене креста — это уже чересчур. Это было бы святотатством. Пусть в его глазах снова вспыхнет желтый огонь гнева — все равно она откажется. Такое просто не укладывается в голове.
На всякий случай Тори придвинула кровать к двери, разделась, умылась ледяной водой, воспользовавшись обмылком, лежащим в тазике. Потом постирала нижнее белье, отжала его и положила сушиться на стол. Одежда кое-где порвалась. Она почистила ее, как могла, и снова надела на себя.
В дверь постучали, и Тори напряглась, подняла голову:
— Кто там?
— Сеньора, это Хуана. Ваш муж велел принести чистую одежду, поскольку ваш багаж потерялся. Я могу открыть дверь?
— Одну минуту.
Испытывая чувство неловкости, она отодвинула кровать, подумала о том, не удивит ли Хуану этот шум, и распахнула дверь. Девушка растерянно посмотрела на Тори и протянула чистую одежду — простую свободную рубашку, какие носят крестьянки, и юбку с ярким узором.
Тори взяла одежду, поблагодарила девушку, закрыла дверь и прислонилась к ней. Деревянная панель холодила спину. В маленькой комнате было душно. Тори раздвинула ставни, открыла окна и впустила прохладный, освежающий ветерок. Солнце клонилось к горизонту, окружавшие долину горы тонули в синеватой дымке, их причудливые контуры выделялись на фоне золотисто-розового неба. Над головой переливалась радуга, от красоты которой у Тори перехватило дыхание.
Тори снова подумала о дяде и матери, спросила себя, знает ли Палома, какое большое значение имела для дона Себастьяна бухгалтерская книга. Конечно, знает. Она говорила, что он хотел заполучить ее. Она пыталась сорвать его планы, отплатить за совершенное зло. Подозревала ли Палома, что ее брат повинен в смерти Роберто? Или только хотела отомстить одному из своих родственников, которые причинили ей боль?
Неужели Паломе не было дела до того, что пострадает ее дочь? Эта мысль казалась особенно невыносимой.
Вопросы одолевали Тори с того момента, когда она поняла, как велико желание дяди завладеть бухгалтерской книгой. Даже Ник Кинкейд хотел получить ее. И еще бог знает кто. Речь шла о большой сумме. Кое-кто мог совершить ради нее любое преступление.
Тори наблюдала через открытое окно, как приближается ночь. Она слышала жужжание насекомых, но их становилось все меньше из-за того, что воздух остыл. Скоро в горах начнется зима; с дубов уже падали желтые и оранжевые листья. Где она будет следующей весной? В Бостоне? Или здесь, где дни бывают теплыми, а ночи холодными? Где так приятно согреваться, лежа с мужчиной?
О, почему она позволяет Нику мучить ее? Он присутствовал в ее мыслях и мечтах постоянно, даже когда она не хотела этого. И сейчас Тори ждала, что из-за двери донесутся звуки знакомой поступи и насмешливый голос. Это приводило ее в отчаяние. Почему она ждет его, словно одна из тех несчастных женщин, которых она видела мельком в окне борделя?
La a perdida — пропащая.
Так называют шлюх, подумала она. Точное определение.
Ощущая беспокойство и голод, она покинула комнату, пошла по коридору в сторону двора, в котором ранее была с Хуаной. Тори услышала музыку, еще не успев оказаться в патио. Страстные гитарные аккорды и чарующее пение скрипок уносились в ночное небо. Звучала старая крестьянская мелодия, ритмичная и трепетная. Тори помнила ее с детства.
Подвешенные к стропилам фонари бросали дрожащий свет на столы, за которыми сидели смеющиеся мужчины и женщины в пестрых нарядах из ситца и льна. На мужчинах были рубашки с вырезом на груди, короткие куртки из шелка или набивного ситца, прямые брюки и яркие пояса. На женщинах блестели серебряные украшения и большие серьги в виде колец. Их длинные волосы свободно падали на плечи. Только у замужних они были закреплены широкими испанскими гребнями. Все веселились, подливали друг другу текилу и более крепкий напиток — пульке. В воздухе стоял запах жареного мяса. У Тори заурчало в желудке.
Музыка стала более громкой и быстрой. Люди поднимались из-за стола и пускались в пляс; они щелкали пальцами, стучали каблуками о камни дворика. Тори наблюдала за происходящим из-под длинного навеса. В этом раскованном танце было что-то первобытное, заставившее девушку вспомнить о тех давних вечерах, когда она уходила тайком из дома к слугам и отдавалась во власть такой же неистовой музыки. Это рождало ощущение свободы, избавляло от неудовлетворенности — даже в детстве Тори испытывала потребность в физической разрядке.
Возможно, она пришла сюда сегодня, чтобы послушать музыку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Тори оказалась в маленькой, тщательно прибранной комнате с узкой кроватью. Единственным украшением был висевший на стене деревянный крест. В нише стояла лампа, на столике лежали свечи. На стуле находились треснувший кувшин и тазик.
— Принести вам воды для умывания, сеньора? — спросила Хуана. — И ваши вещи?
Конечно, у нее не было багажа, но она решила не говорить об этом чересчур бойкой девушке с пытливым взглядом и покачала головой:
— Багаж доставят позже, но вы можете принести воды или показать мне, где находится колодец.
— Si, я охотно покажу вам колодец. Он находится рядом, в маленьком дворике.
Тори взяла кувшин и пошла вслед за девушкой по крыльцу с навесом, обвитым цветущими растениями. Она попала во двор с яркими клумбами и лужайкой. Над патио простирались ветви старого дуба. По двору были разбросаны столики, вдоль низкой каменной ограды стояли скамейки.
— Иногда по вечерам мы играем здесь на музыкальных инструментах и танцуем, — сказала Хуана, выйдя на середину двора к колодцу. Его обнесли невысоким каменным валом. К железному кольцу была привязана веревка с ведром. Тори опустила ведро в колодец, услышала, как оно ударилось о воду, и стала тянуть веревку, слегка улыбаясь. — Падре не нравится, что мы играем на музыкальных инструментах, но когда он уезжает, как сейчас, в горы, чтобы причастить умирающего, мы веселимся. Остальным нет до этого дела, если мужчины не злоупотребляют спиртным и не буянят. Иногда люди приходят посмотреть на танцующих и послушать музыку. Мой брат превосходно играет на гитаре. Думаю, вам тоже понравится.
— Это звучит… весьма соблазнительно, — сказала Тори и подалась вперед, чтобы наполнить кувшин водой из ведра. — Возможно, я приду послушать музыку.
Они немного погрелись в лучах предвечернего солнца. Когда Тори вернулась в комнату, то обнаружила в углу седельные мешки Ника. Ее губы сжались. Он собирается спать с ней в одной комнате, словно они и правда были мужем и женой? Нет, она не согласится на это, как бы он ни воспринял ее отказ. Она переночевала с Ником в пещере, но спать с ним в одной комнате миссии возле висящего на стене креста — это уже чересчур. Это было бы святотатством. Пусть в его глазах снова вспыхнет желтый огонь гнева — все равно она откажется. Такое просто не укладывается в голове.
На всякий случай Тори придвинула кровать к двери, разделась, умылась ледяной водой, воспользовавшись обмылком, лежащим в тазике. Потом постирала нижнее белье, отжала его и положила сушиться на стол. Одежда кое-где порвалась. Она почистила ее, как могла, и снова надела на себя.
В дверь постучали, и Тори напряглась, подняла голову:
— Кто там?
— Сеньора, это Хуана. Ваш муж велел принести чистую одежду, поскольку ваш багаж потерялся. Я могу открыть дверь?
— Одну минуту.
Испытывая чувство неловкости, она отодвинула кровать, подумала о том, не удивит ли Хуану этот шум, и распахнула дверь. Девушка растерянно посмотрела на Тори и протянула чистую одежду — простую свободную рубашку, какие носят крестьянки, и юбку с ярким узором.
Тори взяла одежду, поблагодарила девушку, закрыла дверь и прислонилась к ней. Деревянная панель холодила спину. В маленькой комнате было душно. Тори раздвинула ставни, открыла окна и впустила прохладный, освежающий ветерок. Солнце клонилось к горизонту, окружавшие долину горы тонули в синеватой дымке, их причудливые контуры выделялись на фоне золотисто-розового неба. Над головой переливалась радуга, от красоты которой у Тори перехватило дыхание.
Тори снова подумала о дяде и матери, спросила себя, знает ли Палома, какое большое значение имела для дона Себастьяна бухгалтерская книга. Конечно, знает. Она говорила, что он хотел заполучить ее. Она пыталась сорвать его планы, отплатить за совершенное зло. Подозревала ли Палома, что ее брат повинен в смерти Роберто? Или только хотела отомстить одному из своих родственников, которые причинили ей боль?
Неужели Паломе не было дела до того, что пострадает ее дочь? Эта мысль казалась особенно невыносимой.
Вопросы одолевали Тори с того момента, когда она поняла, как велико желание дяди завладеть бухгалтерской книгой. Даже Ник Кинкейд хотел получить ее. И еще бог знает кто. Речь шла о большой сумме. Кое-кто мог совершить ради нее любое преступление.
Тори наблюдала через открытое окно, как приближается ночь. Она слышала жужжание насекомых, но их становилось все меньше из-за того, что воздух остыл. Скоро в горах начнется зима; с дубов уже падали желтые и оранжевые листья. Где она будет следующей весной? В Бостоне? Или здесь, где дни бывают теплыми, а ночи холодными? Где так приятно согреваться, лежа с мужчиной?
О, почему она позволяет Нику мучить ее? Он присутствовал в ее мыслях и мечтах постоянно, даже когда она не хотела этого. И сейчас Тори ждала, что из-за двери донесутся звуки знакомой поступи и насмешливый голос. Это приводило ее в отчаяние. Почему она ждет его, словно одна из тех несчастных женщин, которых она видела мельком в окне борделя?
La a perdida — пропащая.
Так называют шлюх, подумала она. Точное определение.
Ощущая беспокойство и голод, она покинула комнату, пошла по коридору в сторону двора, в котором ранее была с Хуаной. Тори услышала музыку, еще не успев оказаться в патио. Страстные гитарные аккорды и чарующее пение скрипок уносились в ночное небо. Звучала старая крестьянская мелодия, ритмичная и трепетная. Тори помнила ее с детства.
Подвешенные к стропилам фонари бросали дрожащий свет на столы, за которыми сидели смеющиеся мужчины и женщины в пестрых нарядах из ситца и льна. На мужчинах были рубашки с вырезом на груди, короткие куртки из шелка или набивного ситца, прямые брюки и яркие пояса. На женщинах блестели серебряные украшения и большие серьги в виде колец. Их длинные волосы свободно падали на плечи. Только у замужних они были закреплены широкими испанскими гребнями. Все веселились, подливали друг другу текилу и более крепкий напиток — пульке. В воздухе стоял запах жареного мяса. У Тори заурчало в желудке.
Музыка стала более громкой и быстрой. Люди поднимались из-за стола и пускались в пляс; они щелкали пальцами, стучали каблуками о камни дворика. Тори наблюдала за происходящим из-под длинного навеса. В этом раскованном танце было что-то первобытное, заставившее девушку вспомнить о тех давних вечерах, когда она уходила тайком из дома к слугам и отдавалась во власть такой же неистовой музыки. Это рождало ощущение свободы, избавляло от неудовлетворенности — даже в детстве Тори испытывала потребность в физической разрядке.
Возможно, она пришла сюда сегодня, чтобы послушать музыку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102