Затаив дыхание, Мария прильнула к Салтердону и крепко ухватилась за него. Они неслись сквозь облака тумана и дождя. Ноги жеребца поднимались и опускались, подобно мощным пружинам. Раскачивающиеся плечи лошади и развевающаяся грива делали скорость еще более пугающей.
Мария вцепилась ногтями в плащ Салтердона и крепко прижалась к нему, повернув лицо навстречу холодному ветру. Странно, но она ощущала себя в безопасности. Хозяин успокоит и защитит ее, освободит от земных пут и унесет прочь от всех печалей и бед.
Казалось, они скачут уже целый час, когда Салтердон что-то тихо сказал жеребцу, и животное замедлило бег. Они остановились под пологом сплетенных ветвей. Салтердон долго молчал, продолжая обнимать ее. Его теплое дыхание касалось щеки Марии. Затем он взял ее за подбородок и повернул лицо девушки к себе.
– Когда-то я считал, что умру, лишившись всего того, что положено мне по рождению. Что я просто перестану существовать. Но последний год… Я был почти мертв, и никому до этого не было никакого дела, кроме тебя, Мария. Как я могу отпустить тебя? – он коснулся губами ее уха, и его горячее дыхание заставило ее вздрогнуть. – Ты мой разум, Мария. Моя сила. Мое… желание.
Его голос прервался, превратившись в тихое рычание, напоминавшее рычание льва. Губы Салтердона щекотали нежную кожу за ее ухом.
– Да, – выдохнул он. – Я хочу тебя.
Беспомощность. Боже, она чувствовала себя совершенно беспомощной. Слабой и испуганной. Она сгорала от желания повернуть лицо навстречу ему, ощутить вкус его губ, почувствовать его руки на своем теле. Но он принадлежал другой – хрупкой девушке с испуганными глазами, которая целый год ждала, чтобы стать его женой. Женщина из его сословия, которая с одобрения их семей должна стать следующей герцогиней Салтердон и родить ему сына, чтобы продолжился этот древний род.
Он соскользнул со спины жеребца, увлекая ее за собой. В его руках она чувствовала себя совершенно беспомощной, ощущая лишь бурю, бушующую в ее сердце. Мария знала, что если он поцелует ее, то она не сможет оттолкнуть его, как в тот памятный день в карете.
Он с жаром обнимал ее, запустив пальцы в ее пепельные волосы.
– Ты понимаешь меня? – спросил он охрипшим голосом, в котором сквозило отчаяние. – Я хочу тебя Мария. Я так сильно хочу тебя, что, кажется, вот-вот взорвусь.
Он положил ее ладонь на вздувшийся бугор между ног. Ощутив своими пальцами его напряженную плоть, она наконец начала понимать смысл его слов. Незнакомая и пугающая часть его тела, казалось жила под ее рукой собственной жизнью.
Мария застыла в ожидании и растерянности. От него исходил запах тумана и ветра, запах кожи и конюшни, сладковатый аромат бренди и пота.
«Не прикасайся ко мне! – хотелось крикнуть ей. – Иначе вся ее твердость исчезнет, гордость рассеется, как окружавший их туман».
– Я хочу тебя, – бормотал он. – Мария, Мария.
Его руки скользили по ее телу, срывая ветхий плащ без лис и соболей.
Почему она не может сопротивляться, не может оттолкнуть его? Почему под его сильными и теплыми руками ее тело становится чужим, дрожащим и слабым? Он опустил ее на землю среди опавших полуистлевших листьев. Его руки начали расстегивать ее мокрое платье, сначала осторожно, а затем все более нетерпеливо, обрывая петли и пуговицы, пока убогая одежда, которую отец заставлял ее носить, не превратилась в клочья.
Мария, обнаженная, лежала перед ним и смотрела в его необыкновенно красивое искаженное желанием лицо, чувствуя, как ее собственное тело захлестывает какая-то властная неконтролируемая волна.
Она раскрыла ему навстречу объятия.
Застонав, он отбросил непромокаемый шерстяной плащ, нетерпеливо стянул через голову рубашку, расстегнул брюки и спустил их с бедер. Она взглянула на его восставшую плоть и быстро опустила глаза. На мгновение ей захотелось убежать, скрыться от своих желаний. Затем он коснулся ее там, где касался в прошлый раз – погружая свои нежные пальцы в ее шелковистое лоно, обхватывая его ладонью, ритмично сжимая и отпуская. Ее тело выгнулось дугой и затрепетало.
На несколько секунд отпустив ее, он снял сапоги и брюки. Его сильное тело этой дождливой ночью выглядело бледным. Он опустился на нее, склонил голову к ее груди, обхватил губами нежный затвердевший сосок и принялся ласкать его языком. Мария застонала. Наслаждение было таким острым, что она изо всех сил сжала его плечи, чувствуя, как они вздрогнули и напряглись под ее ладонями.
– Тише, тише, – прошептал он, целуя ее в губы, лаская их языком. Их языки сплелись в яростной борьбе.
Внезапно она почувствовала какое-то обжигающее давление между ног, вскрикнула и изогнулась дугой… И вот он уже внутри нее. Его плоть заполняла ее, растворялась в ней, пронзала ее огненным мечом, и она стонала от боли и наслаждения, приподнимая бедра ему навстречу.
Не отрывая от рта девушки страждущих губ, он просунул ладони под ее ягодицы и приподнял над мягкой влажной землей, еще глубже проникая в нее. Его ритмичные движения убыстрились.
Внезапно волна наслаждения, подобно горячим потокам с бушующих небес, затопила все ее существо, лишая воли, заставляя громко вскрикивать и извиваться под ним, а он не останавливался, в исступлении все ускоряя темп. А когда ее тело затрепетало в экстазе, он, откинув назад темноволосую голову и приоткрыв рот в беззвучном крике, разрядился в нее, а затем застыл, обессиленный. Его губы еле слышно шептали:
– Мария. Милая Мария. Я люблю тебя.
Глава 17
Мария, завернувшись в плащ Салтердона, сидела рядом с угасающим камином. Мокрая ткань еще сохранила его запах. Гладкая подкладка из красного шелка приятно холодила обнаженное тело девушки, вздрагивающее от воспоминаний о его поцелуях. Все ее тело болело. То место между ног жгло огнем. Ступни ее были в грязи, бедра испачканы травой и листьями, в спадающих на плечи спутанных волосах застряли кусочки бурого мха.
Вернувшись в дом, она убежала наверх, в свою комнату, и заперла дверь. Несколько раз Салтердон пытался войти.
– Открой дверь, Мария. Открой же, черт возьми.
Конечно, она не открыла. Она не осмелится предстать перед ним.
Она не посмеет взглянуть в его серые глаза, когда-то так пугавшие ее, помня, что так просто и бесстыдно отдалась ему, всего лишь ради одной любви.
Разве сможет она признаться, что без памяти влюбилась в него? Хотя чем еще она объяснит свое неразумное поведение ему… и себе? Что она просто хотела доказать, что он полноценный и желанный мужчина? Что нет причин бояться свадьбы с Лаурой… и опасаться, что он не сможет выполнять свои супружеские обязанности? Но разве чувство долга может заводить так далеко? Кроме того, все это было ложью, а она не была уверена, что сможет правдоподобно солгать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71