Симон де Монтфорт вынужден был выполнять условия своего соглашения с королем, поскольку Генрих придерживался данных графу Лестеру обещаний. Как ни пытался Симон убедить короля, что война с Людовиком Французским заранее обречена на бесславный для Англии конец, как ни уговаривал он его по крайней мере отсрочить ее начало, Генрих был непреклонен. Де Монтфорт собрал значительное войско и получил от баронов Англии немалую сумму денег, чтобы привлечь под знамена Генриха как можно больше наемников. И все же эти войска уступали по численности и боевой мощи армии Людовика.
Хью де Лусиньян, ради интересов которого и была предпринята эта кампания, после первых же боев понял, что поражение неизбежно, и начал мирные переговоры с Людовиком. Генрих должен был дать Совету и английским баронам отчет о тех ста тысячах крон, которые были растрачены попусту. Через месяц после бесславного окончания войны был созван парламент, члены которого в открытую заявляли:
— У нас есть армия, которой командует опытный, смелый и честный человек. Чего же нам еще? Надо воспользоваться этим!
Предвидя дальнейшее развитие событий, Симон поспешил в Кенилворт, чтобы укрепить сторожевые башни и надежнее вооружить гарнизон. Он был рад, что Элинор находится вдали отсюда, в полной безопасности. Чувство собственной правоты не покидало его ни на минуту. Все, что он делал, было продиктовано заботой о благе этой прекрасной страны, ее терпеливого, трудолюбивого народа. Он знал, что сумеет восстановить попранную справедливость и даст гражданам Англии возможность жить в довольстве и покое.
Когда Симон в сопровождении двадцати всадников подъехал к воротам Кенилворта, Элинор, издалека заметившая его приближение, приказала стражам не поднимать решетку и велела лучникам целиться в незваных пришельцев.
— В чем дело, Элинор? — изумился Симон.
— Я защищаю свой замок от захватчиков! — гордо ответила она и поспешила в обеденный зал, где вся челядь собралась на ужин. Она заняла свое место во главе большого стола, твердо зная, что Симон вот-вот появится здесь, но надеясь, что он не станет устраивать ей сцену на глазах у стольких свидетелей.
Не прошло и нескольких минут, как его шаги загремели по каменным плитам зала.
— Объясните, что с вами происходит! — грозно потребовал он, приблизившись к ней вплотную.
— Кенилворт принадлежит мне, — спокойно ответила она. — Вы сами подарили мне его.
— Ну а кому принадлежите вы сами, миледи?!
— Никому. Я буду просить Генриха о признании нашего брака недействительным. Король и архиепископ Кентерберииский исполнят эту просьбу.
— Вы— маленькая сучка, возомнившая о себе невесть что! Я дорого заплатил за наш брак! Я отдал кучу денег вашему брату Ричарду и Папе Римскому, я восстановил против себя трон и Церковь, я отправился в ссылку, я выпросил у короля Кенилворт и подарил его вам! Считайте, что я купил вас и при этом изрядно переплатил!
— Я ни за что не буду делить с вами ложе!
— Что ж, будь по-вашему! Но вы непременно станете выполнять все прочие обязанности хозяйки замка: распоряжаться слугами, вести раходы, сидеть подле меня во время трапез и занимать гостей приятной беседой. Словом, займете место, которое подобает вам как женщине.
Элинор лишь теперь заметила, что все слуги сочли за благо удалиться и они с Симоном остались одни в огромном зале. Сердце ее сжалось от страха. Опустив глаза, она проговорила:
— Когда вы решили вернуться в Англию, вам не пришло в голову взять меня с собой! Разве тогда я не должна была занять место, которое мне подобало?
— А вам не показалось, что ехать сюда одной — слишком большой риск для вас и для маленького Симона?!
— Вы — бессовестная свинья! Я была уверена, что вы едете в Палестину!
— Придержите язык, женщина, предупреждаю вас!
Элинор поднялась на ноги и с достоинством произнесла:
— Что ж, я отправлюсь на свое место в этом доме — на кухню!
— Разве мы договорились, что это должна быть кухня? Почему не постель? — усмехнулся Симон.
— Ах, простите меня, милорд, я не могу разделять вашу пылкую страсть. Знаете, раз в месяц такое бывает с каждой женщиной.
Симон прищурился и пожал плечами:
— Что ж, на эти несколько дней мне придется воспользоваться услугами другой.
— Сукин сын! — Элинор схватила вилку и вонзила ее в руку Симона.
— Ах вот как! — взревел он. — Эй, стража! — В зал вбежали два стражника. — Вы настаивали на том, что имя Элинор проклято. Боюсь, оно принесло горе и мне. — Он кивнул воинам, с ужасом взиравшим на его окровавленную руку. — Отведите ее в Северную башню и заприте там. Пусть посидит неделю на хлебе и воде. Может быть, тогда ее мозги встанут на место.
Элинор не ожидала от него такой реакции. Она была уверена, что он поднимет ее на руки и отнесет в башню Цезаря. Значит, он по-прежнему делит ложе с этой светловолосой шлюхой!
46
В Кенилворт один за другим стали приезжать бароны, решившие вступить в ряды оппозиции против короля и избравшие Симона своим предводителем. Здесь собрались представители самых знатных семейств Англии, те же, кто не смог явиться лично, присылали письменные заверения своей поддержки противников Генриха.
В конце недели такое послание от имени своего дяди и еще нескольких вельмож доставил Симону Рикард де Бург.
Когда сгустились сумерки, Симон с Рикардом вышли на прогулку по внутреннему двору замка. Симона тяготила вина перед Элинор. Он усомнился в необходимости столь суровых мер по отношению к ней и был готов вызволить ее из башни. Вдруг к ногам их упала записка. Симон развернул ее и в наступившей темноте с трудом разобрал наспех нацарапанные слова:
Пришлите ко мне Рикарда де Бурга, чтобыон согрел мою постель, и я готова буду остаться в этой башне до конца моих дней. Семь днейбез мужчины — это выше моих сил!
Лицо Симона расплылось в широкой улыбке. Он извинился перед оторопевшим сэром Рикардом и опрометью бросился к Северной башне. Через несколько секунд он уже вставлял огромный ключ в замочную скважину.
— Элинор! Не стыдно ли тебе порочить имя честного рыцаря! Ведь ты наверняка догадалась, что бедняга по уши влюблен в тебя!
Она смерила его деланно-презрительным взглядом:
— Представь себе, у меня хватило ума даже на то, чтобы предвидеть твою реакцию и догадаться, что ты ни в чем его не заподозришь!
— Я самый счастливый человек на свете! — сказал он, поднимая ее на руки. — Когда ты сердишься, то становишься еще красивее!
— А как же насчет нее? — спросила она, когда Симон уложил ее на узкую кровать и стал расстегивать ворот ее платья.
— О ком ты?
— О твоей белобрысой шлюхе!
— Но помилуй, какие шлюхи?! У меня нет и не было ни одной! И не будет, пока ты со мной!
— Да неужто? Но я своими глазами видела, как ты выезжал из Бриндизи бок о бок с ней!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92