– А потому приходится обращать на них как можно меньше внимания. Не будете ли вы настолько любезны, чтобы показать мне классную комнату? Попытаюсь представить ее заполненной учениками. Я не художник, и мое воображение ограничено. Надеюсь, класс невелик.
– По понедельникам занимаются восемь человек, – пояснила Батшеба. – Что же, пройдемте сюда.
Она вывела настойчивого джентльмена из магазина и направилась вверх по узкой лестнице.
– Представить восьмерых я еще могу, – заметил виконт. В тесном помещении глубокий голос звучал еще ниже. – И кто же они? Мальчики? Девочки? Или и те, и другие?
– Только девочки.
Подъем занимал два лестничных пролета, но Батшеба давно к нему привыкла, а потому не должна была так задыхаться. К счастью, больше вопросов не последовало. Наконец она отперла дверь в класс.
Почти пустая комната оказалась просторной и благодаря большим окнам хорошо освещенной.
– Как видите, со светом здесь все в порядке, – с профессиональной гордостью поведана художница, – особенно после полудня. И всегда очень чисто. Комнату мы снимаем совместно с еще несколькими женщинами и используем по очереди. Оплачиваем очень добросовестную уборщицу.
Потом Батшеба показала на аккуратно составленные в угол мольберты.
– Мои ученицы – дочери преуспевающих торговцев. Некоторые немного избалованы, но все же мне удается объяснить, как важно соблюдать порядок на рабочем месте.
Бенедикт подошел к окну, сложил руки за спиной и посмотрел вниз, на улицу. Только сейчас Батшеба заметила, что шляпы на его голове нет. Оглянулась и увидела ее на стуле. Должно быть, виконт снял головной убор, едва войдя в комнату. Она не могла понять, чему так удивилась. Да и можно ли считать удивлением то чувство, которое она испытывала? Предвечерний свет причудливо играл на чистых, свободных от помады и пудры волосах. Слегка волнистые, под дождем эти волосы наверняка становились кудрявыми.
«Не смей представлять его с мокрыми волосами», – скомандовала себе Батшеба.
Глубокий голос не позволил скатиться в опасную пропасть воображения и вернул к действительности.
– Чему еще вы их учите? – поинтересовался виконт. – В чем суть вашего метода?
Батшеба объяснила, что начинает курс с простых упражнений в натюрморте: просит учениц принести из дома какие-нибудь предметы и расположить их по собственному усмотрению.
– Например, какие-нибудь яркие фрукты или чашку с блюдцем. Позже сама создаю композиции – скажем, шляпку, пару перчаток и книгу. Когда позволяет погода, отправляемся на пленэр. Рисуем деревья, дорожки и аллеи, интересные фасады домов.
– Вы не ходите в Королевскую академию художеств, чтобы копировать работы других художников? – спросил Бенедикт, все еще глядя в окно.
– Для моих учениц это не лучший путь, – спокойно, уверенно ответила Батшеба. – Ведь они не собираются становиться профессиональными художницами. Их цель – приобрести навыки, которые общество считает необходимыми для леди. Родители хотят поднять дочерей в глазах света. Я учу девочек видеть. Обучаю простым техническим приемам. Одновременно в процессе работы они начинают грамотно оценивать качество. Полученные на моих уроках знания и навыки вполне могут применять и в других занятиях, в иных увлечениях.
Она попыталась представить, что вынесет с подобных занятий юный отпрыск аристократического рода.
– Короче говоря, на своих уроках вы даете основы художественного мастерства, – обобщил лорд Ратборн.
– Так оно и есть.
– Это именно то, чего так не хватает Перегрину, – заключил виконт и наконец-то отвернулся от окна. Солнечные лучи сверкнули на волнистых волосах и осветили чеканное лицо. – Мальчику необходима база. Он брал уроки рисования, но, судя по всему, методика прежних учителей оказалась недостаточно эффективной. Возможно, ваша подойдет больше.
– Но молодому графу потребуются индивидуальные занятия, – заметила Батшеба, безжалостно подавляя пробивающийся в душе росток надежды. Ведь он всего лишь сказал «возможно». Сугубо дипломатическое выражение. Скорее всего комната кажется ему убогой, методика обучения чересчур простой и непрофессиональной, а ученицы недостойными. – Я не смогу учить вашего племянника в одном классе с девочками. Его присутствие не пойдет им на пользу. Кто-то из учениц начнет смущаться, кто-то, напротив, излишне возбудится. И все будут вести себя глупо.
– Присутствие Перегрина всегда оказывается разрушительным, – сказал лорд Ратборн. – Причем совершенно безразлично, кто именно находится рядом с ним – мальчики, девочки или взрослые. Учителя, члены семьи, матросы, военные, члены парламента – кто угодно. Мой племянник – истинный Фома неверующий. Требует доказательства абсолютно во всем. Любознателен, крайне логичен и последователен и невозможно упрям. Вопрос «почему?» звучит каждую минуту, а может быть, и чаще. Так что если вы не повысите цену за урок по крайней мере втрое, то совершите непростительную ошибку.
Это наверняка шутка! Утроить гонорар? За уроки с одним-единственным мальчиком? Даже если лорд Лайл очень постарается, он все равно не сможет оказаться сложнее Оливии – до какой бы степени ни разбаловали его родители. Оливия слишком многое унаследовала от ужасных Делюси.
– Раз так, я, пожалуй, назначу цену вчетверо выше обычной, – предположила Батшеба.
– Парень не зря назвал вас разумной леди, – заключил лорд, отходя от окна. – Значит ли это, что вы согласны заниматься с ним, даже несмотря на мое предупреждение?
Батшеба и глазом не моргнула. В свое время отец научил ее хранить непроницаемое выражение при игре в карты.
– Так вы приняли решение? – в свою очередь, спросила она.
Он обвел глазами комнату.
– Бомонду это не понравится, – просто сказал он. – Симпатии общества на стороне семьи вашего покойного мужа.
– О, – едва слышно выдохнула миссис Уингейт. Внезапно навалилась усталость. Она чувствовала себя Сизифом, который изо всех сил пытался затащить на высокую гору огромный камень. Этим камнем было прошлое; оно навалилось на росток надежды и сломало, раздавило его. Сейчас Батшеба чувствовала себя так же, как в среду перед крыльцом художественного магазина, когда имя семьи закрыло перед ней очередную дверь.
– Все эти допотопные правила и предрассудки так утомительны, – продолжил Бенедикт. – Если родители Перегрина узнают, что его учите именно вы, то немедленно впадут в истерику. Эмоциональная несдержанность и экстравагантность у них в крови. Увы, этого не исправишь. Может быть, именно поэтому они не в состоянии воспитывать собственного ребенка. Удалились в шотландское поместье, а Перегрина поручили моим заботам. Но если родственники жены положились на меня, то должны беспрекословно принимать все мои решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– По понедельникам занимаются восемь человек, – пояснила Батшеба. – Что же, пройдемте сюда.
Она вывела настойчивого джентльмена из магазина и направилась вверх по узкой лестнице.
– Представить восьмерых я еще могу, – заметил виконт. В тесном помещении глубокий голос звучал еще ниже. – И кто же они? Мальчики? Девочки? Или и те, и другие?
– Только девочки.
Подъем занимал два лестничных пролета, но Батшеба давно к нему привыкла, а потому не должна была так задыхаться. К счастью, больше вопросов не последовало. Наконец она отперла дверь в класс.
Почти пустая комната оказалась просторной и благодаря большим окнам хорошо освещенной.
– Как видите, со светом здесь все в порядке, – с профессиональной гордостью поведана художница, – особенно после полудня. И всегда очень чисто. Комнату мы снимаем совместно с еще несколькими женщинами и используем по очереди. Оплачиваем очень добросовестную уборщицу.
Потом Батшеба показала на аккуратно составленные в угол мольберты.
– Мои ученицы – дочери преуспевающих торговцев. Некоторые немного избалованы, но все же мне удается объяснить, как важно соблюдать порядок на рабочем месте.
Бенедикт подошел к окну, сложил руки за спиной и посмотрел вниз, на улицу. Только сейчас Батшеба заметила, что шляпы на его голове нет. Оглянулась и увидела ее на стуле. Должно быть, виконт снял головной убор, едва войдя в комнату. Она не могла понять, чему так удивилась. Да и можно ли считать удивлением то чувство, которое она испытывала? Предвечерний свет причудливо играл на чистых, свободных от помады и пудры волосах. Слегка волнистые, под дождем эти волосы наверняка становились кудрявыми.
«Не смей представлять его с мокрыми волосами», – скомандовала себе Батшеба.
Глубокий голос не позволил скатиться в опасную пропасть воображения и вернул к действительности.
– Чему еще вы их учите? – поинтересовался виконт. – В чем суть вашего метода?
Батшеба объяснила, что начинает курс с простых упражнений в натюрморте: просит учениц принести из дома какие-нибудь предметы и расположить их по собственному усмотрению.
– Например, какие-нибудь яркие фрукты или чашку с блюдцем. Позже сама создаю композиции – скажем, шляпку, пару перчаток и книгу. Когда позволяет погода, отправляемся на пленэр. Рисуем деревья, дорожки и аллеи, интересные фасады домов.
– Вы не ходите в Королевскую академию художеств, чтобы копировать работы других художников? – спросил Бенедикт, все еще глядя в окно.
– Для моих учениц это не лучший путь, – спокойно, уверенно ответила Батшеба. – Ведь они не собираются становиться профессиональными художницами. Их цель – приобрести навыки, которые общество считает необходимыми для леди. Родители хотят поднять дочерей в глазах света. Я учу девочек видеть. Обучаю простым техническим приемам. Одновременно в процессе работы они начинают грамотно оценивать качество. Полученные на моих уроках знания и навыки вполне могут применять и в других занятиях, в иных увлечениях.
Она попыталась представить, что вынесет с подобных занятий юный отпрыск аристократического рода.
– Короче говоря, на своих уроках вы даете основы художественного мастерства, – обобщил лорд Ратборн.
– Так оно и есть.
– Это именно то, чего так не хватает Перегрину, – заключил виконт и наконец-то отвернулся от окна. Солнечные лучи сверкнули на волнистых волосах и осветили чеканное лицо. – Мальчику необходима база. Он брал уроки рисования, но, судя по всему, методика прежних учителей оказалась недостаточно эффективной. Возможно, ваша подойдет больше.
– Но молодому графу потребуются индивидуальные занятия, – заметила Батшеба, безжалостно подавляя пробивающийся в душе росток надежды. Ведь он всего лишь сказал «возможно». Сугубо дипломатическое выражение. Скорее всего комната кажется ему убогой, методика обучения чересчур простой и непрофессиональной, а ученицы недостойными. – Я не смогу учить вашего племянника в одном классе с девочками. Его присутствие не пойдет им на пользу. Кто-то из учениц начнет смущаться, кто-то, напротив, излишне возбудится. И все будут вести себя глупо.
– Присутствие Перегрина всегда оказывается разрушительным, – сказал лорд Ратборн. – Причем совершенно безразлично, кто именно находится рядом с ним – мальчики, девочки или взрослые. Учителя, члены семьи, матросы, военные, члены парламента – кто угодно. Мой племянник – истинный Фома неверующий. Требует доказательства абсолютно во всем. Любознателен, крайне логичен и последователен и невозможно упрям. Вопрос «почему?» звучит каждую минуту, а может быть, и чаще. Так что если вы не повысите цену за урок по крайней мере втрое, то совершите непростительную ошибку.
Это наверняка шутка! Утроить гонорар? За уроки с одним-единственным мальчиком? Даже если лорд Лайл очень постарается, он все равно не сможет оказаться сложнее Оливии – до какой бы степени ни разбаловали его родители. Оливия слишком многое унаследовала от ужасных Делюси.
– Раз так, я, пожалуй, назначу цену вчетверо выше обычной, – предположила Батшеба.
– Парень не зря назвал вас разумной леди, – заключил лорд, отходя от окна. – Значит ли это, что вы согласны заниматься с ним, даже несмотря на мое предупреждение?
Батшеба и глазом не моргнула. В свое время отец научил ее хранить непроницаемое выражение при игре в карты.
– Так вы приняли решение? – в свою очередь, спросила она.
Он обвел глазами комнату.
– Бомонду это не понравится, – просто сказал он. – Симпатии общества на стороне семьи вашего покойного мужа.
– О, – едва слышно выдохнула миссис Уингейт. Внезапно навалилась усталость. Она чувствовала себя Сизифом, который изо всех сил пытался затащить на высокую гору огромный камень. Этим камнем было прошлое; оно навалилось на росток надежды и сломало, раздавило его. Сейчас Батшеба чувствовала себя так же, как в среду перед крыльцом художественного магазина, когда имя семьи закрыло перед ней очередную дверь.
– Все эти допотопные правила и предрассудки так утомительны, – продолжил Бенедикт. – Если родители Перегрина узнают, что его учите именно вы, то немедленно впадут в истерику. Эмоциональная несдержанность и экстравагантность у них в крови. Увы, этого не исправишь. Может быть, именно поэтому они не в состоянии воспитывать собственного ребенка. Удалились в шотландское поместье, а Перегрина поручили моим заботам. Но если родственники жены положились на меня, то должны беспрекословно принимать все мои решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86