– Пора спать. Завтра важный день. Предстоит принять ответственные решения.
Он со стуком поставил пустой стакан на стол.
В ответ Батшеба улыбнулась так, как, должно быть, Калипсо улыбнулась Одиссею в тот самый момент, когда околдовала сына Эллады и заманила на долгие годы.
– Вот это мне в вас и нравится, мистер Дэшвуд, – лукаво произнесла она. – Вы так решительны. Мне вовсе незачем утруждать себя мыслями и заботами.
– А мне в вас нравится несколько иное, миссис Дэшвуд, – не остался в долгу Бенедикт. – Вы так саркастичны. И мне вовсе незачем утруждаться, чтобы выглядеть тактичным и обаятельным.
Она встала. И покачнулась.
– Ты пьяна, – заметил Ратборн. – Знал же я, что последняя бутылка окажется лишней.
– Я – урожденная Делюси, – гордо возразила Батшеба. – Все представители нашего рода в состоянии держать удар.
– Как сказать, – усомнился Бенедикт. – Но во всяком случае, я в состоянии удержать тебя.
Он обошел вокруг стола и заключил ее в объятия. А она обвила руками его шею и положила голову на плечо.
Сделала это так естественно и обаятельно, словно поза была совершенно обычной и вполне привычной.
– Очень хорошо, но только на несколько секунд, пока я соберусь с силами, – проворковала она. – Не забывай, что наши комнаты на втором этаже. Если ты понесешь меня наверх, то можешь надорваться.
– Уж один-то пролет мне под силу, – ответил Ратборн, – как и прочие несложные задания, которые ты придумаешь по пути.
– Хм, – произнесла она, – и что бы такое поручить?
Бенедикт вынес ее из столовой и едва не наткнулся на Томаса, который слонялся по коридору.
– А, это ты! – удивленно воскликнул виконт. – Видишь ли, миссис Дэшвуд слегка перебрала, и я испугался, что она на кого-нибудь упадет.
Он вспомнил, как она изящно упала в обморок прямо в широко раскрытые объятия удивленного и смущенного констебля Хамбера, и негромко рассмеялся.
Батшеба уткнулась носом ему в шею.
– Комната, – пробормотала она. – Ты же обещал отнести меня в комнату и положить в постель.
Ах да, конечно. В постель. Обнаженной.
– Комната, – задумчиво повторил Бенедикт вслух. – Где же эта чертова комната?
Комната оказалась вовсе не такой большой, как в Рединге, да и на кровати лежало всего лишь две перины вместо трех. И тем не менее обстановка манила теплом, уютом, а главное, уединением. Больше Бенедикту ничего и не требовалось.
Он бережно поставил Батшебу на пол, и осмотрелся. Все было в полном порядке. Единственным отклонением от нормы следовало считать качающийся пол. Бенедикт отправил Томаса спать. Она закрыла за слугой дверь и старательно задвинула засов.
Подошла к Бенедикту.
– Хочу тебя.
– Я тебе об этом говорил, – напомнил он. – Но ты, разумеется, принялась рассуждать насчет временного затмения и…
– Замолчи. – Она схватила его за лацканы сюртука. – У меня есть для тебя поручение.
Она посмотрела возлюбленному в глаза и одарила улыбкой сирены.
Он схватил ее за талию и поднял – так что порочные губы оказались как раз напротив его рта. Принялся целовать не осторожно, не лаская и соблазняя, а горячо, жадно и требовательно. Она крепко схватила его за плечи и языком атаковала язык. Вкус ее дыхания захлестнул знойной волной и опьянил сильнее любого вина.
Она прильнула, повисла, прижавшись грудью к его груди, и обвила ногами его талию. Он инстинктивно попятился, ища надежной опоры. Прислонился спиной к стене, позволил рукам дерзко задрать подол платья и зашелестел бесчисленными нижними юбками и юбочками.
Они целовались долго и самозабвенно. Глубокие, требовательные поцелуи обдавали жаром, потом ледяным холодом и вновь жаром. Страсть оказалась сильнее и действеннее любого приворотного снадобья. Она лишала рассудка, заменяя его полным безумием, и заставляла радоваться внезапному приступу необузданной дикости.
Батшеба развязала его шейный платок, расстегнула пуговицы на рубашке, просунула руку под тонкую шелковистую ткань и положила ее на отчаянно бьющееся сердце.
Рука спустилась ниже – по животу, к поясу брюк. Бенедикт оказался беспомощным – ведь он держал ее в объятиях.
Ратборн застонал, не отрывая губ от ее рта, и она прервала поцелуй.
– Сейчас, – скомандовала она. – Немедленно! Не могу ждать. Опусти!
Он тоже хотел сейчас и немедленно. Тоже не мог ждать, а потому позволил ей спуститься на пол – прямо по собственному телу, испытывая при этом изысканно-сладкую муку.
Она подтолкнула его к кровати, и он послушно пошел – смеющийся, разгоряченный и одурманенный – и упал на мягкую перину. Она же мгновенно развязала штанишки, которые тут же упали на пол. Нетерпеливо вырвалась из кружевного плена и взобралась на Бенедикта.
Стащила до колен брюки и белье.
Он поднял голову и взглянул на собственное тело. Картина оказалась самой что ни на есть вызывающей.
– Сапоги, – со смехом произнес он. – Позволь хотя бы…
– Не двигайся, – приказала она и уселась верхом. – Положись на меня.
Он никогда и ни в чем не полагался на женщин, даже в этом. Но она оказалась совсем не такой, как остальные дочери Евы. Он утратил способность думать и не жалел о потере.
Нежная ладонь начала медленно скользить вверх и вниз. Ему показалось, что он не выдержит и тотчас умрет.
– Ты убьешь меня, Батшеба, – прохрипел он.
– Это ты убиваешь меня.
Он что-то выкрикнул – не слова, а какой-то безумный, почти звериный клич. Она приподнялась и вновь опустилась. Двигалась сначала медленно, словно разгоняя волны сладострастия и наслаждения. Постепенно темп ускорялся, а движения становились все энергичнее.
Она властно владела его телом, а он лежал и смотрел в прекрасное лицо. Оно отражало голод столь же ненасытный, как и его собственный, и радость, какой ему еще не доводилось видеть. Она скакала верхом – все отважнее и стремительнее, – а радость переполняла его вены и вместе с потоком горячей крови мчалась к сердцу. Скачка становилась необузданно-дикой, и вот уже Бенедикт чувствовал себя беглецом, который мчится без цели, неизвестно куда. Так они долетели до самого края земли и поднялись в небеса. Воспарили, исполнившись восторга свободы, а потом медленно опустились на родную землю и спокойно поплыли по плавным, надежным волнам сна.
Утром он проснулся и понял, что она исчезла.
А вскоре обнаружилось, что вместе с ней исчезли его бумажник и вся одежда.
Глава 14
Трогмортон,
воскресенье, 7 октября
Батшеба догадывалась, о чем думал дворецкий.
Фамилия Уингейт наверняка была ему знакома.
Престарелый лорд Мандевилл – хозяин этих владений и глава семейства Делюси – чувствовал себя в состоянии перекинуться несколькими ледяными фразами с графом Фосбери, отцом Джека.
Разумный человек вряд ли стал бы обвинять хороших Делюси в том, что натворили ужасные Делюси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Он со стуком поставил пустой стакан на стол.
В ответ Батшеба улыбнулась так, как, должно быть, Калипсо улыбнулась Одиссею в тот самый момент, когда околдовала сына Эллады и заманила на долгие годы.
– Вот это мне в вас и нравится, мистер Дэшвуд, – лукаво произнесла она. – Вы так решительны. Мне вовсе незачем утруждать себя мыслями и заботами.
– А мне в вас нравится несколько иное, миссис Дэшвуд, – не остался в долгу Бенедикт. – Вы так саркастичны. И мне вовсе незачем утруждаться, чтобы выглядеть тактичным и обаятельным.
Она встала. И покачнулась.
– Ты пьяна, – заметил Ратборн. – Знал же я, что последняя бутылка окажется лишней.
– Я – урожденная Делюси, – гордо возразила Батшеба. – Все представители нашего рода в состоянии держать удар.
– Как сказать, – усомнился Бенедикт. – Но во всяком случае, я в состоянии удержать тебя.
Он обошел вокруг стола и заключил ее в объятия. А она обвила руками его шею и положила голову на плечо.
Сделала это так естественно и обаятельно, словно поза была совершенно обычной и вполне привычной.
– Очень хорошо, но только на несколько секунд, пока я соберусь с силами, – проворковала она. – Не забывай, что наши комнаты на втором этаже. Если ты понесешь меня наверх, то можешь надорваться.
– Уж один-то пролет мне под силу, – ответил Ратборн, – как и прочие несложные задания, которые ты придумаешь по пути.
– Хм, – произнесла она, – и что бы такое поручить?
Бенедикт вынес ее из столовой и едва не наткнулся на Томаса, который слонялся по коридору.
– А, это ты! – удивленно воскликнул виконт. – Видишь ли, миссис Дэшвуд слегка перебрала, и я испугался, что она на кого-нибудь упадет.
Он вспомнил, как она изящно упала в обморок прямо в широко раскрытые объятия удивленного и смущенного констебля Хамбера, и негромко рассмеялся.
Батшеба уткнулась носом ему в шею.
– Комната, – пробормотала она. – Ты же обещал отнести меня в комнату и положить в постель.
Ах да, конечно. В постель. Обнаженной.
– Комната, – задумчиво повторил Бенедикт вслух. – Где же эта чертова комната?
Комната оказалась вовсе не такой большой, как в Рединге, да и на кровати лежало всего лишь две перины вместо трех. И тем не менее обстановка манила теплом, уютом, а главное, уединением. Больше Бенедикту ничего и не требовалось.
Он бережно поставил Батшебу на пол, и осмотрелся. Все было в полном порядке. Единственным отклонением от нормы следовало считать качающийся пол. Бенедикт отправил Томаса спать. Она закрыла за слугой дверь и старательно задвинула засов.
Подошла к Бенедикту.
– Хочу тебя.
– Я тебе об этом говорил, – напомнил он. – Но ты, разумеется, принялась рассуждать насчет временного затмения и…
– Замолчи. – Она схватила его за лацканы сюртука. – У меня есть для тебя поручение.
Она посмотрела возлюбленному в глаза и одарила улыбкой сирены.
Он схватил ее за талию и поднял – так что порочные губы оказались как раз напротив его рта. Принялся целовать не осторожно, не лаская и соблазняя, а горячо, жадно и требовательно. Она крепко схватила его за плечи и языком атаковала язык. Вкус ее дыхания захлестнул знойной волной и опьянил сильнее любого вина.
Она прильнула, повисла, прижавшись грудью к его груди, и обвила ногами его талию. Он инстинктивно попятился, ища надежной опоры. Прислонился спиной к стене, позволил рукам дерзко задрать подол платья и зашелестел бесчисленными нижними юбками и юбочками.
Они целовались долго и самозабвенно. Глубокие, требовательные поцелуи обдавали жаром, потом ледяным холодом и вновь жаром. Страсть оказалась сильнее и действеннее любого приворотного снадобья. Она лишала рассудка, заменяя его полным безумием, и заставляла радоваться внезапному приступу необузданной дикости.
Батшеба развязала его шейный платок, расстегнула пуговицы на рубашке, просунула руку под тонкую шелковистую ткань и положила ее на отчаянно бьющееся сердце.
Рука спустилась ниже – по животу, к поясу брюк. Бенедикт оказался беспомощным – ведь он держал ее в объятиях.
Ратборн застонал, не отрывая губ от ее рта, и она прервала поцелуй.
– Сейчас, – скомандовала она. – Немедленно! Не могу ждать. Опусти!
Он тоже хотел сейчас и немедленно. Тоже не мог ждать, а потому позволил ей спуститься на пол – прямо по собственному телу, испытывая при этом изысканно-сладкую муку.
Она подтолкнула его к кровати, и он послушно пошел – смеющийся, разгоряченный и одурманенный – и упал на мягкую перину. Она же мгновенно развязала штанишки, которые тут же упали на пол. Нетерпеливо вырвалась из кружевного плена и взобралась на Бенедикта.
Стащила до колен брюки и белье.
Он поднял голову и взглянул на собственное тело. Картина оказалась самой что ни на есть вызывающей.
– Сапоги, – со смехом произнес он. – Позволь хотя бы…
– Не двигайся, – приказала она и уселась верхом. – Положись на меня.
Он никогда и ни в чем не полагался на женщин, даже в этом. Но она оказалась совсем не такой, как остальные дочери Евы. Он утратил способность думать и не жалел о потере.
Нежная ладонь начала медленно скользить вверх и вниз. Ему показалось, что он не выдержит и тотчас умрет.
– Ты убьешь меня, Батшеба, – прохрипел он.
– Это ты убиваешь меня.
Он что-то выкрикнул – не слова, а какой-то безумный, почти звериный клич. Она приподнялась и вновь опустилась. Двигалась сначала медленно, словно разгоняя волны сладострастия и наслаждения. Постепенно темп ускорялся, а движения становились все энергичнее.
Она властно владела его телом, а он лежал и смотрел в прекрасное лицо. Оно отражало голод столь же ненасытный, как и его собственный, и радость, какой ему еще не доводилось видеть. Она скакала верхом – все отважнее и стремительнее, – а радость переполняла его вены и вместе с потоком горячей крови мчалась к сердцу. Скачка становилась необузданно-дикой, и вот уже Бенедикт чувствовал себя беглецом, который мчится без цели, неизвестно куда. Так они долетели до самого края земли и поднялись в небеса. Воспарили, исполнившись восторга свободы, а потом медленно опустились на родную землю и спокойно поплыли по плавным, надежным волнам сна.
Утром он проснулся и понял, что она исчезла.
А вскоре обнаружилось, что вместе с ней исчезли его бумажник и вся одежда.
Глава 14
Трогмортон,
воскресенье, 7 октября
Батшеба догадывалась, о чем думал дворецкий.
Фамилия Уингейт наверняка была ему знакома.
Престарелый лорд Мандевилл – хозяин этих владений и глава семейства Делюси – чувствовал себя в состоянии перекинуться несколькими ледяными фразами с графом Фосбери, отцом Джека.
Разумный человек вряд ли стал бы обвинять хороших Делюси в том, что натворили ужасные Делюси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86