сильнее, быстрее, глубже, воплощая ее фантазии куда полнее, чем она воображала.
— Еще… еще!
Она проводила глубокие борозды по его спине и сжимавшимся ягодицам, чтобы получить все, что можно, все, что она желала… Интересно, будет ли она в состоянии подняться утром?
— Не останавливайся, Роберт, пожалуйста, не останавливайся!
— Откройся шире, Абигейл. Моли меня о большем. Плачь, проси, требуй. Заставь меня забыть о том, что я убивал, черт тебя возьми! Отдай мне все, что у тебя есть. Кончи для меня, сейчас, сейчас, сейчас!
Ярость. Боль. Желание.
Абигейл должна бы испугаться, не в силах сказать, кто этот человек в ней: полковник, требующий повиновения, любовник, жаждущий забыться, или солдат, убивавший из чувства долга? Да и сам Роберт вряд ли знал это. Особенно в такие мгновения.
Но черное небо вдруг раскололось под безжалостным давлением, и Абигейл выкрикнула имя Роберта как раз в тот момент, когда он показал, что мужчина и в самом деле способен дать женщине наслаждение.
— Роберт! — звенело в ночи.
И когда она распалась на миллион блаженных частиц, он придавил ее всем телом, словно желая стать частью ее самой. А может, хотел похоронить в ней свое прошлое. Потом в нее излился раскаленный поток жидкости, и из горла Роберта вырвался сдавленный крик.
В книжках описывалось извержение мужчин, но не ощущение женщины в ту минуту, когда семя наполняло ее лоно.
Мужчина из мечты не истекал потом, не падал бессильно на женщину, измученный страстью, не возвещал всему миру о своем экстазе.
Мужчина мечты не прогоняет одиночество, не способен дать такого удовлетворения.
— Спасибо, Роберт.
Глава 3
До вступления в армию Роберт был просто Робби. В армии он стал Коули. Рядовым Коули. Капралом Коули. Сержантом Коули. Капитаном Коули с правом величаться сэром. И спустя целую жизнь, посвященную убийствам и насилию, стал полковником Коули. В перерывах между боями, а иногда и прямо во время сражений полковник утешался со случайными шлюхами или обозными проститутками, неизменно оставаясь при этом безымянным. Никто, кроме Абигейл, не звал его Робертом.
И ни одна женщина не выкрикивала его имени в момент наивысшего наслаждения.
Маленькие твердые груди упирались в его торс. Она все еще еле заметно содрогалась в экстазе.
Наслаждение Абигейл.
Она настоящая леди, судя по манерам и выговору, в этом нет сомнения.
Двадцатидевятилетняя старая дева, с восторгом и добровольно пожертвовавшая своей невинностью.
Она приняла его боль и страсть и принесла в дар свое тело. Не будь ее, он погиб бы в бурю.
И он сознавал так же отчетливо, как то, что ему следовало сразу же подняться и провести остаток ночи в туалете, что не сделает ничего подобного. Заставит Абигейл исполнить свое обещание. И к концу бури познает ее всю. Всю до конца.
И поймет причины, по которым она предпочла скрыть свое положение в обществе и запереться в уединенной хижине, захватив с собой груду эротической литературы.
Приподнявшись на локтях, чтобы не давить на Абигейл своим весом, он прижал губы к ее уху — , и сладостно-горькая волна наслаждения омыла его.
Такая невинная вещь — женское ушко.
Но ему внезапно захотелось обвести языком каждый завиток раковинки, впиться зубами в мочку.
Сделать Абигейл частью самого себя.
Какая красивая форма ушка: обманчиво прохладного и внешне деликатного, совсем как сама Абигейл.
Он медленно просунул кончик языка в жаркий узкий канал. Содрогания ее лона усилились.
Роберт погладил узкую спину и сжал мягкую ягодицу, проникнув при этом немного глубже.
— Я сделал тебе больно?
— Немного, — хрипловато призналась она. — Кажется, ты причинил мне боль не… не своей плотью, а пальцами.
— Потому что пытался растянуть твою девственную перегородку.
Роберт нашел ее губы, распухшие, смятые его поцелуями, инстинктивно смягчившиеся под давлением его рта. Губы, целованные им одним.
Он проник в нее еще дальше — языком и набухающим отростком.
— А что делает мужчина твоей мечты после того, как возьмет твою невинность?
— Он… готов разделить со мной свое тело.
Отросток зашевелился, пробуждаясь к жизни. Немыслимо!
— Каким же это образом? — осведомился Роберт, делая первый выпад. Абигейл затаила дыхание. Коротко остриженные ногти вдавились в его спину.
— Позволяет касаться себя. Целовать. Пробовать на вкус. Все то, что ты делал со мной.
Потаскухи целовали Роберта, брали в рот его плоть, но за деньги. Ни одна женщина не выражала до сих пор желания проделать это ради удовольствия.
Он мягко вышел из нее и перекатился на спину.
Роберт не был готовок встрече с такой женщиной. В своих мечтах партнерша брала его тело и страсть и давала лишь наслаждение. И вовсе не мечтала узнать его тело.
Матрац просел. Прохладные пальцы нерешительно легли на живот, прошлись по торсу.
— А мужская грудь так же чувствительна, как… — Она легко обвела его соски. — Ты в этом месте меньше, чем я.
— Я мужчина, — проворчал Роберт, уставившись в темноту.
— Но такой же твердый. Стоит тебе дотронуться до моего соска, и между ног мокро становится. Что ты испытываешь, когда я касаюсь твоего?
Она провела подушечкой большого пальца по его соску. Еще раз. Еще. Еще.
Белое пламя ударило прямо в чресла. Роберт схватил ее за руку, прижал к своей груди, вдыхая запах тел. Ее. Своего. Запах предыдущего жаркого соития. Запах секса.
И задался вопросом, почему женщина, подобная Абигейл, исполненная чистой, невинной страсти, способна принять мужчину, который убивал раньше и признался, что готов убивать снова.
— А женщина из грез сосала твою грудь, Роберт?
— Мне нужно одно, Абигейл, — чтобы женщина отдалась мне, — спокойно, чуть отстранение пояснил Роберт. — Я не мечтаю отдаться женщине. Этого в моих фантазиях нет.
— Но отдался бы?
«До этой ночи — нет», — мрачно подумал он.
— Твои фантазии, Абигейл, — главное. Чего ты хочешь?
— Взять тебя в рот, Роберт.
У Роберта закружилась голова, когда пухлые влажные губы нашли сосок в гнездышке жестких волос. Неожиданное чувство беспомощности завладело им.
Мужчины, которые убивают, не нуждаются в нежности.
Мужчины, которые убивают, не способны ничего предложить леди.
Закрыв глаза, он притянул поближе ее голову. И понял, что ее волосы до сих пор стянуты уродливым узлом, возвещавшим всему миру, что она заскорузлая старая дева, хотя в ней пылали и бурлили те же потребности и нужды, что и в нем. Но она — пленница общества, отрицавшего ее женственность. Не признававшего горевшей в ней страсти. А он искалечен карьерой, которую выбрал, когда был слишком молод, чтобы понять, что делает.
Он ощупью нашел шпильку. Вытащил.
Влажное тепло в груди неожиданно сменилось холодком. Тонкие пальцы схватили его за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Еще… еще!
Она проводила глубокие борозды по его спине и сжимавшимся ягодицам, чтобы получить все, что можно, все, что она желала… Интересно, будет ли она в состоянии подняться утром?
— Не останавливайся, Роберт, пожалуйста, не останавливайся!
— Откройся шире, Абигейл. Моли меня о большем. Плачь, проси, требуй. Заставь меня забыть о том, что я убивал, черт тебя возьми! Отдай мне все, что у тебя есть. Кончи для меня, сейчас, сейчас, сейчас!
Ярость. Боль. Желание.
Абигейл должна бы испугаться, не в силах сказать, кто этот человек в ней: полковник, требующий повиновения, любовник, жаждущий забыться, или солдат, убивавший из чувства долга? Да и сам Роберт вряд ли знал это. Особенно в такие мгновения.
Но черное небо вдруг раскололось под безжалостным давлением, и Абигейл выкрикнула имя Роберта как раз в тот момент, когда он показал, что мужчина и в самом деле способен дать женщине наслаждение.
— Роберт! — звенело в ночи.
И когда она распалась на миллион блаженных частиц, он придавил ее всем телом, словно желая стать частью ее самой. А может, хотел похоронить в ней свое прошлое. Потом в нее излился раскаленный поток жидкости, и из горла Роберта вырвался сдавленный крик.
В книжках описывалось извержение мужчин, но не ощущение женщины в ту минуту, когда семя наполняло ее лоно.
Мужчина из мечты не истекал потом, не падал бессильно на женщину, измученный страстью, не возвещал всему миру о своем экстазе.
Мужчина мечты не прогоняет одиночество, не способен дать такого удовлетворения.
— Спасибо, Роберт.
Глава 3
До вступления в армию Роберт был просто Робби. В армии он стал Коули. Рядовым Коули. Капралом Коули. Сержантом Коули. Капитаном Коули с правом величаться сэром. И спустя целую жизнь, посвященную убийствам и насилию, стал полковником Коули. В перерывах между боями, а иногда и прямо во время сражений полковник утешался со случайными шлюхами или обозными проститутками, неизменно оставаясь при этом безымянным. Никто, кроме Абигейл, не звал его Робертом.
И ни одна женщина не выкрикивала его имени в момент наивысшего наслаждения.
Маленькие твердые груди упирались в его торс. Она все еще еле заметно содрогалась в экстазе.
Наслаждение Абигейл.
Она настоящая леди, судя по манерам и выговору, в этом нет сомнения.
Двадцатидевятилетняя старая дева, с восторгом и добровольно пожертвовавшая своей невинностью.
Она приняла его боль и страсть и принесла в дар свое тело. Не будь ее, он погиб бы в бурю.
И он сознавал так же отчетливо, как то, что ему следовало сразу же подняться и провести остаток ночи в туалете, что не сделает ничего подобного. Заставит Абигейл исполнить свое обещание. И к концу бури познает ее всю. Всю до конца.
И поймет причины, по которым она предпочла скрыть свое положение в обществе и запереться в уединенной хижине, захватив с собой груду эротической литературы.
Приподнявшись на локтях, чтобы не давить на Абигейл своим весом, он прижал губы к ее уху — , и сладостно-горькая волна наслаждения омыла его.
Такая невинная вещь — женское ушко.
Но ему внезапно захотелось обвести языком каждый завиток раковинки, впиться зубами в мочку.
Сделать Абигейл частью самого себя.
Какая красивая форма ушка: обманчиво прохладного и внешне деликатного, совсем как сама Абигейл.
Он медленно просунул кончик языка в жаркий узкий канал. Содрогания ее лона усилились.
Роберт погладил узкую спину и сжал мягкую ягодицу, проникнув при этом немного глубже.
— Я сделал тебе больно?
— Немного, — хрипловато призналась она. — Кажется, ты причинил мне боль не… не своей плотью, а пальцами.
— Потому что пытался растянуть твою девственную перегородку.
Роберт нашел ее губы, распухшие, смятые его поцелуями, инстинктивно смягчившиеся под давлением его рта. Губы, целованные им одним.
Он проник в нее еще дальше — языком и набухающим отростком.
— А что делает мужчина твоей мечты после того, как возьмет твою невинность?
— Он… готов разделить со мной свое тело.
Отросток зашевелился, пробуждаясь к жизни. Немыслимо!
— Каким же это образом? — осведомился Роберт, делая первый выпад. Абигейл затаила дыхание. Коротко остриженные ногти вдавились в его спину.
— Позволяет касаться себя. Целовать. Пробовать на вкус. Все то, что ты делал со мной.
Потаскухи целовали Роберта, брали в рот его плоть, но за деньги. Ни одна женщина не выражала до сих пор желания проделать это ради удовольствия.
Он мягко вышел из нее и перекатился на спину.
Роберт не был готовок встрече с такой женщиной. В своих мечтах партнерша брала его тело и страсть и давала лишь наслаждение. И вовсе не мечтала узнать его тело.
Матрац просел. Прохладные пальцы нерешительно легли на живот, прошлись по торсу.
— А мужская грудь так же чувствительна, как… — Она легко обвела его соски. — Ты в этом месте меньше, чем я.
— Я мужчина, — проворчал Роберт, уставившись в темноту.
— Но такой же твердый. Стоит тебе дотронуться до моего соска, и между ног мокро становится. Что ты испытываешь, когда я касаюсь твоего?
Она провела подушечкой большого пальца по его соску. Еще раз. Еще. Еще.
Белое пламя ударило прямо в чресла. Роберт схватил ее за руку, прижал к своей груди, вдыхая запах тел. Ее. Своего. Запах предыдущего жаркого соития. Запах секса.
И задался вопросом, почему женщина, подобная Абигейл, исполненная чистой, невинной страсти, способна принять мужчину, который убивал раньше и признался, что готов убивать снова.
— А женщина из грез сосала твою грудь, Роберт?
— Мне нужно одно, Абигейл, — чтобы женщина отдалась мне, — спокойно, чуть отстранение пояснил Роберт. — Я не мечтаю отдаться женщине. Этого в моих фантазиях нет.
— Но отдался бы?
«До этой ночи — нет», — мрачно подумал он.
— Твои фантазии, Абигейл, — главное. Чего ты хочешь?
— Взять тебя в рот, Роберт.
У Роберта закружилась голова, когда пухлые влажные губы нашли сосок в гнездышке жестких волос. Неожиданное чувство беспомощности завладело им.
Мужчины, которые убивают, не нуждаются в нежности.
Мужчины, которые убивают, не способны ничего предложить леди.
Закрыв глаза, он притянул поближе ее голову. И понял, что ее волосы до сих пор стянуты уродливым узлом, возвещавшим всему миру, что она заскорузлая старая дева, хотя в ней пылали и бурлили те же потребности и нужды, что и в нем. Но она — пленница общества, отрицавшего ее женственность. Не признававшего горевшей в ней страсти. А он искалечен карьерой, которую выбрал, когда был слишком молод, чтобы понять, что делает.
Он ощупью нашел шпильку. Вытащил.
Влажное тепло в груди неожиданно сменилось холодком. Тонкие пальцы схватили его за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26