Опытным взглядом лейтенант полиции немедленно установил, что у подателя письма фальшивые волосы и наклеенная борода. Письмо, которое Хикель тотчас же вскрыл, было зашифровано; на расшифровку такового, хотя ключ и был известен Хикелю, у него ушел весь остаток дня. В письме речь шла о поездке, в которой ему предстояло сопровождать президента. Хикель читал и перечитывал. Он все уразумел сразу и читал только, чтобы избавить себя от необходимости думать.
Ровно в семь вечера он поднялся из-за письменного стола и минут десять прошагал взад и вперед по комнате. Потом открыл застекленный шкафчик, достал бутылку виски, подаренную ему графом Стэнхопом, налил дополна изящный серебряный стаканчик и залпом его осушил. Наконец взял щетку, вычистил мундир, пристегнул саблю, кликнул свою собаку и в половине восьмого вышел из дому. Он, видимо, пребывал в отличном расположении духа, так как продолжал тихонько насвистывать какую-то песенку, да еще изредка трещал пальцами. Но под аркой Херридовой башни вдруг остановился и внимательно посмотрел себе под ноги. Ручная тележка, которую толкал перед собою какой-то человек, ударила его в бедро, и он счел за благо отойти немного подальше, за угол к караульной будке. Там его и заметили возвращавшиеся в город фрау фон Каннавурф и Каспар.
Мы недооценили бы характер лейтенанта полиции, предположив, что такое затемнение разума длилось у него дольше, чем это бывает обычно при внезапном отливе крови от головы. В восемь часов он, вместе с несколькими коллегами, уже ел рыбу в «Золотой вилке», а в девять явился в казино. Может быть, столь точное указание времени произведет неприятное впечатление на читателя, но мы все же обязаны добавить, что от девяти вечера до четырех утра до его слуха не доносилось ничего, кроме шороха карт. На сей раз Хикель оказался в выигрыше. Когда же в сером предрассветном сумраке он возвращался домой, с ним произошло нечто странное: возле гостиницы «Звезда» он вдруг остановился посреди улицы, прижал саблю к ноге и долгим пронзительным взглядом впился в то самое окно, в котором однажды видел прекрасную незнакомку.
Он спал долго и утром, когда полицейский явился с рапортом, слушал его в пол-уха. Шильдкнехту вменялось в обязанности каждое утро докладывать, где он днем или вечером побывал с Каспаром. С некоторых пор его доклады звучали достаточно однообразно: «Мы зашли за фрау Каннавурф», – или: «Нам встретилась фрау Каннавурф, и мы вместе отправились на прогулку», – или: «Шел дождь, и мы сидели в беседке у фрау Имхоф». Впрочем, это «мы» звучало в устах Шильдкнехта весьма скромно: о Каспаре он говорил с неизменной почтительной сдержанностью. Заметив же, что начальник с тревогой выслушивает сообщения о регулярных встречах Каспара с фрау фон Каннавурф, старался самим своим тоном засвидетельствовать полнейшую невинность этих встреч. Так, например, он добавлял: «Они много говорили о погоде», – или: «Разговор у них шел об ученых вещах».
Все эти подробности Шильдкнехт выдумывал, ибо на самом деле ухитрялся все время держаться на почтительном расстоянии от обоих.
Хикель стал относиться к парню с недоверием.
Однажды вечером он застал его на кухне. Устроившись в уголке и поставив перед собою свечку, Шильдкнехт, водя пальцем по строчкам, читал какую-то книгу. Заметив вошедшего, он вконец растерялся, его румяные щеки покрылись бледностью. Хикель взял книгу у него из рук и стал темнее ночи, убедившись, что это брошюра Фейербаха.
– Где ты это взял? – набросился он на Шильдкнехта. Парень отвечал, что нашел книжку на шкафу у господина лейтенанта.
– Ты не имел права ее трогать, – гремел Хикель, – если такое безобразие еще раз повторится, я тебя выгоню взашей, да еще наложу дисциплинарное взыскание, заруби это себе на носу!
Наверно, любая пиратская история в той же мере возбудила бы любопытство этого олуха, позднее успокаивал себя Хикель, сознавая бессмысленность своей вспышки. Тем не менее он уже почуял опасность, парень ему попался явно неподходящий, и его следовало поскорее сплавить. Повод к тому не замедлил представиться.
Зайдя на следующий день за Каспаром, Шильдкнехт заметил, что юноша чем-то расстроен. Он попытался развлечь его игривой историйкой из казарменной жизни. Каспар и вправду разговорился, спросил, откуда Шильдкнехт родом, кто его родители; парень старался возможно веселее отвечать на эти вопросы, хотя детство было достаточно печальной главою в его жизни. Рос он у мачехи, отец рано отдал мальчонку в люди, и не успел тот покинуть родной дом, как мачехин любовник в драке убил его отца. Теперь и он и она сидели в тюрьме, а братья Шильдкнехта промотали все имущество.
Шильдкнехт отважился спросить, почему Каспар отменил сегодня встречу со своей подругой.
– Она идет в театр, – отвечал Каспар.
– Почему же вы ее не сопровождаете? – настаивал Шильдкнехт.
– У меня нет денег.
– Денег? А много их надо?
– Шесть грошей.
– Столько у меня и при себе найдется, – сказал Шильдкнехт, – я вам дам взаймы.
Каспар с радостью взял деньги. Сегодня давали «Дон Карлоса», а он давно мечтал посмотреть эту пьесу. За исключением взбалмошной женщины, пытающейся соблазнить принца, все в ней восхищало его. А что творилось в его душе, когда маркиз говорил королю:
Напрасно
Вступили вы в жестокий бой с природой;
Свою большую царственную жизнь
Напрасно посвятили разрушенью.
Нет, человек и выше и достойней,
Чем думаете вы. Он разобьет
Оковы слишком длительного сна
И возвратит свое святое право…
Каспар приподнялся на своем кресле, жадным, горящим взором пожирая сцену и едва удерживая крик восторга. К счастью, в темноте зала никто не заметил его порыва; только сосед, желчный старикашка – канцелярский советник, дернув за полу, грубо усадил его на место.
Весь вечер Каспар отсутствовал, и учитель поспешил учинить ему допрос. Каспар признался, что был в Дворцовом театре.
– Откуда у вас деньги? – поинтересовался Квант. Юноша отвечал, что ему подарили билет.
– Кто именно подарил?
Бездумно, все еще во власти Шиллеровой драмы, Каспар назвал первое попавшееся имя. Назавтра Квант навел справки и, разумеется, выяснил, что Каспар его надул. Загнанный в тупик, тот рассказал, как это было, и Квант обо всем доложил лейтенанту полиции.
В пять часов пополудни во дворе под окном Каспара послышался знакомый свист – две мелодических триоли; так Шильдкнехт обычно возвещал о своем приходе. Каспар поспешил вниз.
– Все у нас с вами врозь пошло, – объявил Шильдкнехт, – лейтенант полиции уволил меня за то, что я дал вам денег взаймы. Придется мне опять нести службу в казарме.
Каспар поник головой.
– Так оно всегда бывает, – пробормотал он. – Они не терпят, если кто-нибудь по-хорошему со мной обходится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Ровно в семь вечера он поднялся из-за письменного стола и минут десять прошагал взад и вперед по комнате. Потом открыл застекленный шкафчик, достал бутылку виски, подаренную ему графом Стэнхопом, налил дополна изящный серебряный стаканчик и залпом его осушил. Наконец взял щетку, вычистил мундир, пристегнул саблю, кликнул свою собаку и в половине восьмого вышел из дому. Он, видимо, пребывал в отличном расположении духа, так как продолжал тихонько насвистывать какую-то песенку, да еще изредка трещал пальцами. Но под аркой Херридовой башни вдруг остановился и внимательно посмотрел себе под ноги. Ручная тележка, которую толкал перед собою какой-то человек, ударила его в бедро, и он счел за благо отойти немного подальше, за угол к караульной будке. Там его и заметили возвращавшиеся в город фрау фон Каннавурф и Каспар.
Мы недооценили бы характер лейтенанта полиции, предположив, что такое затемнение разума длилось у него дольше, чем это бывает обычно при внезапном отливе крови от головы. В восемь часов он, вместе с несколькими коллегами, уже ел рыбу в «Золотой вилке», а в девять явился в казино. Может быть, столь точное указание времени произведет неприятное впечатление на читателя, но мы все же обязаны добавить, что от девяти вечера до четырех утра до его слуха не доносилось ничего, кроме шороха карт. На сей раз Хикель оказался в выигрыше. Когда же в сером предрассветном сумраке он возвращался домой, с ним произошло нечто странное: возле гостиницы «Звезда» он вдруг остановился посреди улицы, прижал саблю к ноге и долгим пронзительным взглядом впился в то самое окно, в котором однажды видел прекрасную незнакомку.
Он спал долго и утром, когда полицейский явился с рапортом, слушал его в пол-уха. Шильдкнехту вменялось в обязанности каждое утро докладывать, где он днем или вечером побывал с Каспаром. С некоторых пор его доклады звучали достаточно однообразно: «Мы зашли за фрау Каннавурф», – или: «Нам встретилась фрау Каннавурф, и мы вместе отправились на прогулку», – или: «Шел дождь, и мы сидели в беседке у фрау Имхоф». Впрочем, это «мы» звучало в устах Шильдкнехта весьма скромно: о Каспаре он говорил с неизменной почтительной сдержанностью. Заметив же, что начальник с тревогой выслушивает сообщения о регулярных встречах Каспара с фрау фон Каннавурф, старался самим своим тоном засвидетельствовать полнейшую невинность этих встреч. Так, например, он добавлял: «Они много говорили о погоде», – или: «Разговор у них шел об ученых вещах».
Все эти подробности Шильдкнехт выдумывал, ибо на самом деле ухитрялся все время держаться на почтительном расстоянии от обоих.
Хикель стал относиться к парню с недоверием.
Однажды вечером он застал его на кухне. Устроившись в уголке и поставив перед собою свечку, Шильдкнехт, водя пальцем по строчкам, читал какую-то книгу. Заметив вошедшего, он вконец растерялся, его румяные щеки покрылись бледностью. Хикель взял книгу у него из рук и стал темнее ночи, убедившись, что это брошюра Фейербаха.
– Где ты это взял? – набросился он на Шильдкнехта. Парень отвечал, что нашел книжку на шкафу у господина лейтенанта.
– Ты не имел права ее трогать, – гремел Хикель, – если такое безобразие еще раз повторится, я тебя выгоню взашей, да еще наложу дисциплинарное взыскание, заруби это себе на носу!
Наверно, любая пиратская история в той же мере возбудила бы любопытство этого олуха, позднее успокаивал себя Хикель, сознавая бессмысленность своей вспышки. Тем не менее он уже почуял опасность, парень ему попался явно неподходящий, и его следовало поскорее сплавить. Повод к тому не замедлил представиться.
Зайдя на следующий день за Каспаром, Шильдкнехт заметил, что юноша чем-то расстроен. Он попытался развлечь его игривой историйкой из казарменной жизни. Каспар и вправду разговорился, спросил, откуда Шильдкнехт родом, кто его родители; парень старался возможно веселее отвечать на эти вопросы, хотя детство было достаточно печальной главою в его жизни. Рос он у мачехи, отец рано отдал мальчонку в люди, и не успел тот покинуть родной дом, как мачехин любовник в драке убил его отца. Теперь и он и она сидели в тюрьме, а братья Шильдкнехта промотали все имущество.
Шильдкнехт отважился спросить, почему Каспар отменил сегодня встречу со своей подругой.
– Она идет в театр, – отвечал Каспар.
– Почему же вы ее не сопровождаете? – настаивал Шильдкнехт.
– У меня нет денег.
– Денег? А много их надо?
– Шесть грошей.
– Столько у меня и при себе найдется, – сказал Шильдкнехт, – я вам дам взаймы.
Каспар с радостью взял деньги. Сегодня давали «Дон Карлоса», а он давно мечтал посмотреть эту пьесу. За исключением взбалмошной женщины, пытающейся соблазнить принца, все в ней восхищало его. А что творилось в его душе, когда маркиз говорил королю:
Напрасно
Вступили вы в жестокий бой с природой;
Свою большую царственную жизнь
Напрасно посвятили разрушенью.
Нет, человек и выше и достойней,
Чем думаете вы. Он разобьет
Оковы слишком длительного сна
И возвратит свое святое право…
Каспар приподнялся на своем кресле, жадным, горящим взором пожирая сцену и едва удерживая крик восторга. К счастью, в темноте зала никто не заметил его порыва; только сосед, желчный старикашка – канцелярский советник, дернув за полу, грубо усадил его на место.
Весь вечер Каспар отсутствовал, и учитель поспешил учинить ему допрос. Каспар признался, что был в Дворцовом театре.
– Откуда у вас деньги? – поинтересовался Квант. Юноша отвечал, что ему подарили билет.
– Кто именно подарил?
Бездумно, все еще во власти Шиллеровой драмы, Каспар назвал первое попавшееся имя. Назавтра Квант навел справки и, разумеется, выяснил, что Каспар его надул. Загнанный в тупик, тот рассказал, как это было, и Квант обо всем доложил лейтенанту полиции.
В пять часов пополудни во дворе под окном Каспара послышался знакомый свист – две мелодических триоли; так Шильдкнехт обычно возвещал о своем приходе. Каспар поспешил вниз.
– Все у нас с вами врозь пошло, – объявил Шильдкнехт, – лейтенант полиции уволил меня за то, что я дал вам денег взаймы. Придется мне опять нести службу в казарме.
Каспар поник головой.
– Так оно всегда бывает, – пробормотал он. – Они не терпят, если кто-нибудь по-хорошему со мной обходится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117