Вот этого-то Шико, который вдруг таинственным образом исчез, и взял себе за образец Мовпен.
Конечно, ему было еще далеко до остроумного Шико, в этом не сомневался и сам Мовпен, но он рассчитывал, во-первых, на нетребовательность .короля, а во-вторых, на то, что с течением времени разовьется навык к этому почтенному ремеслу. К тому же Мовпен был очень неглуп от природы, так что ему удалось с первых же шагов добиться порядочных результатов.
Прежде всего, когда поезд двинулся в путь, Мовпен без всяких церемоний залез в экипаж к королю. Генрих рассмеялся на эту дерзость шута, но не стал протестовать. Он был даже рад этому, так как мог по пути отвести душу в беседе с ним.
Конечно, эта беседа первым делом коснулась событий этого утра.
— Боже мой, боже мой! — стал жаловаться Генрих. — Если брат действительно умер, то кто будет наследовать мне? Мовпен без церемонии расхохотался и ответил:
— Вот это мне нравится! Ведь вам, государь, нет и тридцати лет еще!
— Да, но… у королевы нет детей!
— Нет, так будут!
— Как знать?
— А если даже и не будет, то во всяком случае лучше царствовать, не имея наследника, чем жить под вечным страхом, что тебя в один прекрасный день спихнут с трона.
— Что ты хочешь сказать этим?
— Гм… гм… герцог Анжуйский всегда отличался непомерным честолюбием!
Генрих III нахмурился и припомнил, что лет семь — восемь тому назад королева-мать открыла ему заговор, составленный герцогом Франсуа с Гизами и направленный против него, Генриха. Те несколько минут, в течение которых он молчал, показали Мовпену, что он попал в цель.
— Хорошо, допустим, что мне тридцать лет и что меня ждет долгое царствование. Но так или иначе, а наследника мне нужно. Корона не может оставаться без владыки, трон не должен быть под угрозой остаться вакантным!
— По этому поводу я мог бы многое сказать вашему величеству, — заметил Мовпен.
— Ну, так говори!
— Долгое время вы, государь, были окружены дурными людьми.
— Ты думаешь?
— Вы дали себя завлечь безнравственным людям, сбившим вас с пути и склонившим ваши вкусы в нехорошую сторону. Так и случилось, что королева-супруга осталась в пренебрежении.
Правда, вы посвящали немалое время покаянию, бичевали себя, постились, молились, но не этого ждал от вас Господь.
— А чего-же Он ждал от меня, по-твоему?
— Чтобы ее величество Луиза Савойская, королева Франции и ваша супруга, не оставалась в пренебрежении!
— Гм… гм…
— Вот уже восемь лет как я вступил на службу к вашему величеству. Я был при вашей особе, государь, две недели, когда вы отправились в Блуа на открытие генеральных штатов. Я помню, как накануне этого открытия вы изволили высказать ряд соображений, из которых явствовало, что женщина — исчадие ада, орудие сатаны и источник всех бедствий…
— А разве это не так?
— Рискуя навлечь на себя гнев вашего величества, осмелюсь заявить, что это неправда. С того времени как свет существует, женщина только и делала, что поправляла зло, содеянное мужчиной!
— Что за чушь! А история Адама и Евы?
— Ну а что эта история? Вспомните, ведь Адам ходил совсем голым; значит, зимой он мерз от холода, а летом страдал от жары. Благодаря Еве он получил одежду… Король невольно расхохотался. Мовпен продолжал:
— Я не буду говорить вашему величеству о Дидоне, Семирамиде, Клеопатре и прочих знаменитых женщинах древности.
Но я сошлюсь на Агнессу Сорель и Жанну д'Арк, спасших монархию, а в самое последнее время достаточно указать на
Екатерину Медичи, которая не дала Франции погрязнуть в ереси! Что было бы вовсе нетрудно благодаря слабости…
— Постой, да к чему ты хочешь прийти? — перебил шута король с недовольной гримасой.
— К тому, что вы, ваше величество, очень много выиграли бы, если бы соблаговолили приблизиться к королеве-супруге!
— Вот еще!
— Во-первых, вы получили бы полное удовольствие от общества прелестного, ласкового существа.
— Будто бы!
— А новые заботы, возникшие от этого общения, отвлекли бы ваше величество от черных дум.
— Это что за заботы?
— Заботы о наследнике, ваше величество!
Король погрузился в задумчивость. Мовпен, заметив, что его слова произвели свое действие, молчал. Так они въехали в Париж и направились прямо ко дворцу Босежур.
Когда они подъехали к воротам дворца, король, выглянув в окно своего экипажа, вздрогнул: у подъезда стояли два придворных во всем черном.
— Что это значит? — крикнул он. Один из пажей подскочил к экипажу и доложил:
— Это траур по его высочеству герцогу Анжуйскому.
— Значит, брат все-таки умер? — простонал Генрих. К экипажу подошел старик-шталмейстер и с низким поклоном доложил:
— Его высочество испустил последний вздох прошлой ночью в Шато-Тьерри.
Король дрожащей рукой провел по лбу и пробормотал: «Значит, человек в маске все-таки сказал правду!» — а затем громко спросил:
— А где матушка?
— Ее величество отправилась в Шато-Тьерри. Король подумал и сказал:
— Значит, и мне тоже надо отправиться туда, но только не сейчас: теперь чересчур жарко, и я чувствую себя очень плохо. Мы остановимся пока здесь! — и король направился во дворец.
XIV
Да, герцог Франсуа умер, в этом уже не могло быть сомнений! Не в силах короля было воскресить его, но зато он мог почтить память покойного, устроив ему пышные похороны. За выработку церемониала их и принялся на следующее утро король.
Для этого он потребовал к себе настоятеля женовефинцев. Монахи ордена Святой Женевьевы были немногими из черноризцев, еще державшихся короля. Доминиканцы, например, были лигистами, открыто проповедовавшими, что король — еретик, что власть должна перейти от нечестивых Валуа к Лотарингскому дому.
Но женовефинцы, в общем люди очень жизнерадостные и терпимые, известные чревоугодники и пьяницы, оставались нейтральными в гражданской розни, раздиравшей в то время Францию.
Настоятель женовефинцев, о. Василий, был еще совсем молодым человеком. Он происходил из знатной бургундской семьи, был высок ростом, красив и отличался завидным здоровьем. Среди своих собратьев он был известен за самого неутомимого гуляку и порядочного шалуна. Кружка, которую ему подавали в монастыре за трапезой, вмещала добрых три бутылки вина, причем он опоражнивал ее в два глотка. Что же касается Латинского квартала, этого царства школяров и нестрогих женщин, то там о.
Василий славился любезностью и составлял изрядную конкуренцию студентам. Говорили, что однажды ревнивый школяр даже ткнул о. Василия кинжалом в грудь, но осторожный монах носил под власяницей кольчугу, так что кинжал сломался без вреда для любезного настоятеля. Однако, отбросив в сторону его мирские делишки, мы должны отметить, что он был отличным администратором и превосходно вел свой монастырь, а процессии монахов Святой Женевьевы были истинной радостью верующих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Конечно, ему было еще далеко до остроумного Шико, в этом не сомневался и сам Мовпен, но он рассчитывал, во-первых, на нетребовательность .короля, а во-вторых, на то, что с течением времени разовьется навык к этому почтенному ремеслу. К тому же Мовпен был очень неглуп от природы, так что ему удалось с первых же шагов добиться порядочных результатов.
Прежде всего, когда поезд двинулся в путь, Мовпен без всяких церемоний залез в экипаж к королю. Генрих рассмеялся на эту дерзость шута, но не стал протестовать. Он был даже рад этому, так как мог по пути отвести душу в беседе с ним.
Конечно, эта беседа первым делом коснулась событий этого утра.
— Боже мой, боже мой! — стал жаловаться Генрих. — Если брат действительно умер, то кто будет наследовать мне? Мовпен без церемонии расхохотался и ответил:
— Вот это мне нравится! Ведь вам, государь, нет и тридцати лет еще!
— Да, но… у королевы нет детей!
— Нет, так будут!
— Как знать?
— А если даже и не будет, то во всяком случае лучше царствовать, не имея наследника, чем жить под вечным страхом, что тебя в один прекрасный день спихнут с трона.
— Что ты хочешь сказать этим?
— Гм… гм… герцог Анжуйский всегда отличался непомерным честолюбием!
Генрих III нахмурился и припомнил, что лет семь — восемь тому назад королева-мать открыла ему заговор, составленный герцогом Франсуа с Гизами и направленный против него, Генриха. Те несколько минут, в течение которых он молчал, показали Мовпену, что он попал в цель.
— Хорошо, допустим, что мне тридцать лет и что меня ждет долгое царствование. Но так или иначе, а наследника мне нужно. Корона не может оставаться без владыки, трон не должен быть под угрозой остаться вакантным!
— По этому поводу я мог бы многое сказать вашему величеству, — заметил Мовпен.
— Ну, так говори!
— Долгое время вы, государь, были окружены дурными людьми.
— Ты думаешь?
— Вы дали себя завлечь безнравственным людям, сбившим вас с пути и склонившим ваши вкусы в нехорошую сторону. Так и случилось, что королева-супруга осталась в пренебрежении.
Правда, вы посвящали немалое время покаянию, бичевали себя, постились, молились, но не этого ждал от вас Господь.
— А чего-же Он ждал от меня, по-твоему?
— Чтобы ее величество Луиза Савойская, королева Франции и ваша супруга, не оставалась в пренебрежении!
— Гм… гм…
— Вот уже восемь лет как я вступил на службу к вашему величеству. Я был при вашей особе, государь, две недели, когда вы отправились в Блуа на открытие генеральных штатов. Я помню, как накануне этого открытия вы изволили высказать ряд соображений, из которых явствовало, что женщина — исчадие ада, орудие сатаны и источник всех бедствий…
— А разве это не так?
— Рискуя навлечь на себя гнев вашего величества, осмелюсь заявить, что это неправда. С того времени как свет существует, женщина только и делала, что поправляла зло, содеянное мужчиной!
— Что за чушь! А история Адама и Евы?
— Ну а что эта история? Вспомните, ведь Адам ходил совсем голым; значит, зимой он мерз от холода, а летом страдал от жары. Благодаря Еве он получил одежду… Король невольно расхохотался. Мовпен продолжал:
— Я не буду говорить вашему величеству о Дидоне, Семирамиде, Клеопатре и прочих знаменитых женщинах древности.
Но я сошлюсь на Агнессу Сорель и Жанну д'Арк, спасших монархию, а в самое последнее время достаточно указать на
Екатерину Медичи, которая не дала Франции погрязнуть в ереси! Что было бы вовсе нетрудно благодаря слабости…
— Постой, да к чему ты хочешь прийти? — перебил шута король с недовольной гримасой.
— К тому, что вы, ваше величество, очень много выиграли бы, если бы соблаговолили приблизиться к королеве-супруге!
— Вот еще!
— Во-первых, вы получили бы полное удовольствие от общества прелестного, ласкового существа.
— Будто бы!
— А новые заботы, возникшие от этого общения, отвлекли бы ваше величество от черных дум.
— Это что за заботы?
— Заботы о наследнике, ваше величество!
Король погрузился в задумчивость. Мовпен, заметив, что его слова произвели свое действие, молчал. Так они въехали в Париж и направились прямо ко дворцу Босежур.
Когда они подъехали к воротам дворца, король, выглянув в окно своего экипажа, вздрогнул: у подъезда стояли два придворных во всем черном.
— Что это значит? — крикнул он. Один из пажей подскочил к экипажу и доложил:
— Это траур по его высочеству герцогу Анжуйскому.
— Значит, брат все-таки умер? — простонал Генрих. К экипажу подошел старик-шталмейстер и с низким поклоном доложил:
— Его высочество испустил последний вздох прошлой ночью в Шато-Тьерри.
Король дрожащей рукой провел по лбу и пробормотал: «Значит, человек в маске все-таки сказал правду!» — а затем громко спросил:
— А где матушка?
— Ее величество отправилась в Шато-Тьерри. Король подумал и сказал:
— Значит, и мне тоже надо отправиться туда, но только не сейчас: теперь чересчур жарко, и я чувствую себя очень плохо. Мы остановимся пока здесь! — и король направился во дворец.
XIV
Да, герцог Франсуа умер, в этом уже не могло быть сомнений! Не в силах короля было воскресить его, но зато он мог почтить память покойного, устроив ему пышные похороны. За выработку церемониала их и принялся на следующее утро король.
Для этого он потребовал к себе настоятеля женовефинцев. Монахи ордена Святой Женевьевы были немногими из черноризцев, еще державшихся короля. Доминиканцы, например, были лигистами, открыто проповедовавшими, что король — еретик, что власть должна перейти от нечестивых Валуа к Лотарингскому дому.
Но женовефинцы, в общем люди очень жизнерадостные и терпимые, известные чревоугодники и пьяницы, оставались нейтральными в гражданской розни, раздиравшей в то время Францию.
Настоятель женовефинцев, о. Василий, был еще совсем молодым человеком. Он происходил из знатной бургундской семьи, был высок ростом, красив и отличался завидным здоровьем. Среди своих собратьев он был известен за самого неутомимого гуляку и порядочного шалуна. Кружка, которую ему подавали в монастыре за трапезой, вмещала добрых три бутылки вина, причем он опоражнивал ее в два глотка. Что же касается Латинского квартала, этого царства школяров и нестрогих женщин, то там о.
Василий славился любезностью и составлял изрядную конкуренцию студентам. Говорили, что однажды ревнивый школяр даже ткнул о. Василия кинжалом в грудь, но осторожный монах носил под власяницей кольчугу, так что кинжал сломался без вреда для любезного настоятеля. Однако, отбросив в сторону его мирские делишки, мы должны отметить, что он был отличным администратором и превосходно вел свой монастырь, а процессии монахов Святой Женевьевы были истинной радостью верующих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18