Да, они видели «чудо». Но что же из этого?
Они были рождены, чтобы сражаться всю жизнь и умирать, сражаясь, с мечом в руке, против таких «чудотворцев», как пилигрим, или против кого-либо другого — это, в сущности, все равно. Не изменять же старому знамени, вождям, которых они знали столько лет, с которыми они совершили столько походов и одержали столько побед!
И потом — в душах этих людей горела страсть к бою, жажда мести за погубленных даяками товарищей. Их не надо было воодушевлять, не требовалось гнать в бой. И они не нуждались в указаниях, что кому делать.
Янес невольно промолвил про себя:
— Кажется, даякам придется поломать зубы, прежде чем они разгрызут такую твердую кость.
В ожидании начала штурма португалец и Тремаль-Наик опять взошли на сторожевую башенку. Там же оказалась и дочь индуса.
— Ну, Дарма! — обратился к ней Янес. — Тут тебе, ей-Богу, не место. Знаю, что ты отлично владеешь карабином, но отсюда тебе не уйти. Сейчас заговорят лилы и миримы даяков, осыпая стены кампонга ядрами и гранатами, и я не хочу, чтобы ты без нужды подвергалась опасности.
— Вы все-таки предполагаете, что даяки пойдут на приступ? — спросила девушка.
— Видишь ли, — ответил, улыбаясь, португалец, безмятежно раскуривая свежую сигару и кольцами выпуская ароматный дым. — Видишь ли, дитя, таков свет. Нет на свете теперь благодарности…
— Что такое? — удивилась Дарма.
— Ну да! — продолжал Янес, покуривая. — Я ведь швырнул пилигриму в награду за его искусство ходить по огню, не сжигая подошвы, перстень, которому цена не меньше тысячи дукатов. Всякий комедиант был бы сверх меры доволен, получив такую щедрую плату. А эта скотина недовольна и, вместо изъявления признательности, собирается устроить здесь новый скандал.
— Ах, сеньор Янес! — невольно засмеялась мужественная девушка. — Вы неисправимы. Я думаю, вы будете шутить и тогда, когда вам придется отправляться в страну теней.
— Может быть, — ответил Янес. — Но я должен тебе сказать, что и ты молодчина, девушка. И ты смеешься, хотя понимаешь, что нам всем, не исключая и тебя, грозит смерть.
— Рядом с отцом и с вами, сеньор Янес, я не боюсь ничего, — ответила серьезным тоном Дарма.
Грохот пушечного выстрела прервал разговор: даяки пустили в ход один из миримов. Но ядро со свистом перелетело через кампонг и упало, не причинив защитникам никакого вреда.
— Уходи, Дарма! — настойчиво потребовал Тремаль-Наик. — Сейчас твое присутствие тут совершенно бесполезно. Но обещаю, если нам понадобится лишний карабин, я прикажу позвать тебя. А пока оставайся внизу. Там тебе не будет грозить опасность.
Опять прогрохотали пушки. На этот раз, кроме тяжелых миримов, заговорили еще и маленькие лилы, громя стену, защищавшую кампонг.
— Иди, иди, Дарма, — понукал индус свою дочь спуститься в нижний этаж павильона. — Кстати, посмотри на кухне, чтобы не были загашены огни.
— Ты посылаешь ее на кухню? — удивился Янес, обращаясь к индусу, в то время как Дарма медленно спускалась по воздушной лесенке, не обращая внимания на проносящиеся над кампонгом ядра. — Разве ты, Тремаль-Наик, готовишь завтрак для милейших даяков?
— Да, да, — ответил индус. — Угощение. Но особого рода. Адское кушанье, которое заставит получивших его выть, как проклятых. Кстати, когда-то ты был первоклассным артиллеристом, Янес.
— Когда-то, когда-то любил я жизнь солдата, — засмеялся Янес. — Но теперь — стал я стар, стал я слаб… А впрочем, попробуем.
И он, швырнув в сторону окурок сигары, взялся за тонкую и длинную спингарду, стоявшую на подвижном лафете, которая могла обстреливать равнину по всем направлениям.
Должно быть, даяки получили и усвоили наставления таинственного пилигрима: они не бежали, как обычно, на приступ толпами, а, напротив, сформировав четыре боевые колонны, в каждой из которых насчитывалось от семидесяти до восьмидесяти человек, шли уверенно и в полном порядке, прикрываясь громадными квадратными щитами. Все воины этих четырех колонн были вооружены только парангами.
Зато пятая колонна в количестве около ста человек, поголовно вооруженных мушкетами, прикрывала нападающих: она растянулась цепью по опушке леса и оттуда осыпала осажденный кампонг пулями. Под прикрытием этих стрелков держались и артиллеристы даяков с их лилами и миримами, в свою очередь поддерживавшими беспрерывную канонаду по кампонгу Тремаль-Наика.
— Сразу видно, что наш друг, комедиант и пилигрим, потомок Магомета и шарлатан, сознаюсь, недурно показывающий фокусы, в то же время неплохой солдат в современном смысле этого слова, — сказал португалец, наблюдая за маневрами даяков. — Но вес экс сомневаюсь, чтобы он имел особый успех и заслужил общее одобрение почтеннейшей публики. Ведь остальные артисты никуда не годятся. Сейчас идут стройно. А как начнется приступ — поддадутся своим инстинктам, и тогда — пиши пропало. Но музыка начинается. Боже, какая какофония!
В самом деле, «музыка» гремела: трещали мушкеты, коротко и сердито рявкали пушки.
— Самбильонг взялся за работу, — проворчал Янес, видя, как старый боец направил дуло своей спингарды на колонну, спешившую к подъемному мосту.
— Есть! — сказал он через секунду, когда ядро из пушки, поставленной Самбильонгом, врезалось в самую гущу даяков.
Пушки кампонга не могли состязаться в силе и дальнобойности с артиллерией даяков. Но зато, во-первых, кампонг был отлично защищен палисадами из тикового дерева, крепкого, как железо, а, во-вторых, все внутреннее пространство за палисадами было покрыто большими деревьями, ветви и густая листва которых представляли отличное убежище для отборных стрелков. Поэтому с первого же момента приступа, направив все свои пушки на приближающиеся штурмовые колонны, защитники кампонга поддерживали непрерывный огонь, нанося даякам огромный урон и расстраивая их ряды. Не молчали, конечно, и карабины, пули которых соперничали с небольшими ядрами и бомбами спингард в дальности полета.
Янес не терял ни секунды. Пока канониры заряжали спингарду, сам он стрелял по даякам из карабина. Бросив карабин кому-нибудь для перезарядки, он брался за спингарду, а потом, разрядив пушку, опять прицеливался из карабина. И буквально каждый его выстрел сваливал по меньшей мере одного из осаждавших.
Каждый удачный выстрел португальца вызывал крики восторга со стороны осажденных и злобные вопли со стороны даяков.
Последние не особенно полагались на собственную артиллерию, которой недоставало хороших наводчиков, и на стрелков, которые оказались более привычными к метанию стрел, чем к упражнениям с ружьями, поэтому старались как можно быстрее перебежать подвергавшееся обстрелу поле до стен кампонга. При этом они подбадривали самих себя свирепыми, воинственными криками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74