совсем, как он говорил бы в какой-нибудь гостиной, у госпожи Терриан или даже у самой госпожи Дакс.
И барышня Дакс, онемевшая от волнения, позволяет ему взять ее руку.
– Очень мило, что вы пришли, – продолжает Фужер. – Очень мило. Вам удалось уйти одной из дому, не вызвав никаких криков? Ваша вылазка не была слишком опасной?
Барышня Дакс начинает улыбаться, но еще не находит слов.
– Я уже отчаивался увидеть вас сегодня. Вы понимаете: остаться с носом позавчера, остаться с носом вчера. И я не решался написать вам еще раз: почта до востребования для вас, должно быть, доступна не более, чем парк Золотой Головы. Кроме того письма, это все равно что ничего – как следует объясняться можно только в разговоре.
Долгое молчание. Они расхаживают в почти непроницаемой тени больших деревьев. Барышня Дакс прячет обе руки в муфте и смотрит в землю.
– Вы, вы думаете… – Теперь Фужер на мгновение останавливается: нелегко болтать с немой! – Вообразите, я получил ваше письмо в Монте-Карло. В прошлую среду. Поздно вечером. Так поздно, что даже не сразу прочел его. Я дождался следующего утра. Тем не менее я выехал с первым же поездом, который уходил в то утро.
При слове «Монте-Карло» барышня Дакс споткнулась о камень. И вот наконец она заговорила немного хриплым голосом:
– Вы оставили мадемуазель де Ретц в Монте-Карло?
– Да, конечно. То есть нет. Кармен де Ретц раньше меня покинула Монте-Карло.
– Раньше вас…
Смуглые щеки барышни Дакс стали пурпурными.
– Раньше вас. Так, значит, вы уже были… были не вместе?
– Нет, нет. Конечно, нет. Все было кончено. Вы помните… Я сказал вам в Сен-Серге: прихоть. Это была прихоть, и ничего больше.
Барышня Дакс поднимает глаза. Она снова опускает их и лепечет:
– И все же… Она очень красива, Кармен де Ретц.
– Ба!.. – произносит Фужер.
Снова молчание, на этот раз менее долгое, чем прежде. Фужер прекрасно понимает, что лучше не допускать, чтобы Кармен де Ретц сделалась предметом разговора.
– Итак, видите: я сразу же примчался из Монте-Карло в Лион. И вот я здесь, готов дать вам совет, помочь вам. Но только… Что могу я сделать для вас?
Он взглядывает на нее. Мало-помалу кровь, которая сделала совсем темными ее смуглые щеки, отлила неведомо куда. Теперь барышня Дакс совсем бледна. И голос ее стал еще более хриплым, когда она говорит:
– Не знаю.
Так она очень красива, охваченная смущением и страхом. Когда она медленно идет, в ее движениях нет неловкости и резкости. И мгла сумерек делает ее более мягкой и тонкой, придает ей женственное очарование, которого у нее нет на ярком свету. Она красива. И Фужер приближается к ней и берет ее руку, чтоб продолжать прогулку:
– Вы не знаете… Подумаем немного. Подумаем вместе.
Как бы случайно они свернули с аллеи на боковую дорожку, более уединенную и более интимную.
– Скажите, объясните мне сначала: ваше замужество расстроилось, вы писали. Это уже дело решенное?
– Да.
– Вы с тех пор не видали вашего жениха?
– Нет.
– Я знаю, что разрыв произошел по вашему желанию. Как он принял этот разрыв?
– Не знаю.
Барышня Дакс раздумывает несколько мгновений, потом объясняет по мере сил и возможности:
– Я думаю, что он ищет в другом месте. Вначале он обиделся, оттого что папа не хотел предупредить его, надеясь, что я изменю свое решение. Тогда он пришел к нам, как обычно. Но я не вышла из своей комнаты. И пришлось сказать ему все. Он поссорился с папой и наконец ушел, хлопнув дверью.
– Превосходно! Ситуация ясна. Вы?
– Я…
Барышня Дакс грустно поникла головой. Фужер тронут и кладет руку на муфту, которая вздрагивает, и через мягкий мех он пожимает спрятанные руки.
– Вы!.. Вы маленькая девочка, перед вами еще вся ваша жизнь, и, благодарение Господу, ничто еще не испорчено в ней, оттого что вы избавились от этого глупого брака. Сколько вам лет? Двадцать? Двадцать лет – и такие глаза, такие черные и такие чистые. У ваших дверей будет толпиться целая вереница женихов, и вам останется только выбирать.
Барышня Дакс снова качает головой:
– Вам прекрасно известно… Вам прекрасно известно то, что я вам сказала: я никого не знаю. Я никогда не бываю в свете.
– Свет придет к вам! Неужели вы думаете, что вы можете пройти по улице без того, чтоб вас не заметили?
– Заметили. Быть может. Но не искали. Не любили!.. Любят только красивых женщин.
– Ну так что? Я полагаю, вы сами знаете, что вы красивы?
– Я?
Барышня Дакс сразу остановилась в изумлении. Фужер тоже останавливается:
– Вы не знаете этого? Вот как! Значит, у вас дома нет ни одного зеркала?
Она не произносит ни слова. Она не улыбается. Она испытующе смотрит на него, боязливо трепеща.
– Вы не знаете, что вы красивы? Больше чем красивы – прекрасны, привлекательны, очаровательны, с вашим чувственным ртом, детскими щеками и чистым лбом? Вы не знаете этого? Никто еще вам не говорил, что ваш стан строен и ваша грудь кругла и что мужчины грезят о вас, раз увидев вас? Маленькая девочка, ребенок! Неужели я первый говорю вам о том, какую власть вы имеете над нами? О! Не отнимайте вашей руки! Вам нечего бояться, и нигде вы не будете окружены большим почтением, чем здесь, под моей охраной. Но вы должны понять меня, вы должны поверить мне! Вы должны верить в жизнь, верить в любовь. Вы должны научиться без страха и без печали ждать вашего будущего жениха, жениха, который уже стучится в ставень вашего оконца. И вы должны найти в себе смелость принять его, несмотря ни на какую враждебную волю, так же, как вы имели смелость оттолкнуть того, другого, который не любил вас и которого вы не любили.
Барышня Дакс побледнела еще больше. Леденящая дрожь охватывает ее всю, и побелевшие губы с громадным усилием лепечут:
– Придет ли он на самом деле, тот, кто будет любить меня и кого я полюблю?
Она неподвижна посреди темной тропинки. Она стоит совсем прямо, только голова наклонена вперед, как бы готовая принять сильный удар, смертельный удар. Но смертельного удара нет. Ласковая рука внезапно обнимает дрожащие плечи, и теплый голос шепчет:
– Кто сказал вам, что он не пришел уже? Теперь ночь следует за сумерками. Властная тишина воцарилась над парком, оттого что даже птицы умолкли, и холодный ветер, который гонит в вышине дождевые облака, не опускается до неподвижных и немых листьев.
Медленными шагами барышня Дакс возвращается на главную аллею, и Фужер нежно обнимает ее стан, который нисколько не сопротивляется.
– О! – вскрикивает вдруг девушка. – Уже совсем темно. Который час теперь?
Она ищет за корсажем часики. Фужер достает из жилетного кармана свои часы:
– Половина шестого. Разве уже так поздно?
– Да. Нет… Это не важно. Не беспокойтесь, я как-нибудь выпутаюсь. Одной сценой больше, одной меньше – не все ли мне равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
И барышня Дакс, онемевшая от волнения, позволяет ему взять ее руку.
– Очень мило, что вы пришли, – продолжает Фужер. – Очень мило. Вам удалось уйти одной из дому, не вызвав никаких криков? Ваша вылазка не была слишком опасной?
Барышня Дакс начинает улыбаться, но еще не находит слов.
– Я уже отчаивался увидеть вас сегодня. Вы понимаете: остаться с носом позавчера, остаться с носом вчера. И я не решался написать вам еще раз: почта до востребования для вас, должно быть, доступна не более, чем парк Золотой Головы. Кроме того письма, это все равно что ничего – как следует объясняться можно только в разговоре.
Долгое молчание. Они расхаживают в почти непроницаемой тени больших деревьев. Барышня Дакс прячет обе руки в муфте и смотрит в землю.
– Вы, вы думаете… – Теперь Фужер на мгновение останавливается: нелегко болтать с немой! – Вообразите, я получил ваше письмо в Монте-Карло. В прошлую среду. Поздно вечером. Так поздно, что даже не сразу прочел его. Я дождался следующего утра. Тем не менее я выехал с первым же поездом, который уходил в то утро.
При слове «Монте-Карло» барышня Дакс споткнулась о камень. И вот наконец она заговорила немного хриплым голосом:
– Вы оставили мадемуазель де Ретц в Монте-Карло?
– Да, конечно. То есть нет. Кармен де Ретц раньше меня покинула Монте-Карло.
– Раньше вас…
Смуглые щеки барышни Дакс стали пурпурными.
– Раньше вас. Так, значит, вы уже были… были не вместе?
– Нет, нет. Конечно, нет. Все было кончено. Вы помните… Я сказал вам в Сен-Серге: прихоть. Это была прихоть, и ничего больше.
Барышня Дакс поднимает глаза. Она снова опускает их и лепечет:
– И все же… Она очень красива, Кармен де Ретц.
– Ба!.. – произносит Фужер.
Снова молчание, на этот раз менее долгое, чем прежде. Фужер прекрасно понимает, что лучше не допускать, чтобы Кармен де Ретц сделалась предметом разговора.
– Итак, видите: я сразу же примчался из Монте-Карло в Лион. И вот я здесь, готов дать вам совет, помочь вам. Но только… Что могу я сделать для вас?
Он взглядывает на нее. Мало-помалу кровь, которая сделала совсем темными ее смуглые щеки, отлила неведомо куда. Теперь барышня Дакс совсем бледна. И голос ее стал еще более хриплым, когда она говорит:
– Не знаю.
Так она очень красива, охваченная смущением и страхом. Когда она медленно идет, в ее движениях нет неловкости и резкости. И мгла сумерек делает ее более мягкой и тонкой, придает ей женственное очарование, которого у нее нет на ярком свету. Она красива. И Фужер приближается к ней и берет ее руку, чтоб продолжать прогулку:
– Вы не знаете… Подумаем немного. Подумаем вместе.
Как бы случайно они свернули с аллеи на боковую дорожку, более уединенную и более интимную.
– Скажите, объясните мне сначала: ваше замужество расстроилось, вы писали. Это уже дело решенное?
– Да.
– Вы с тех пор не видали вашего жениха?
– Нет.
– Я знаю, что разрыв произошел по вашему желанию. Как он принял этот разрыв?
– Не знаю.
Барышня Дакс раздумывает несколько мгновений, потом объясняет по мере сил и возможности:
– Я думаю, что он ищет в другом месте. Вначале он обиделся, оттого что папа не хотел предупредить его, надеясь, что я изменю свое решение. Тогда он пришел к нам, как обычно. Но я не вышла из своей комнаты. И пришлось сказать ему все. Он поссорился с папой и наконец ушел, хлопнув дверью.
– Превосходно! Ситуация ясна. Вы?
– Я…
Барышня Дакс грустно поникла головой. Фужер тронут и кладет руку на муфту, которая вздрагивает, и через мягкий мех он пожимает спрятанные руки.
– Вы!.. Вы маленькая девочка, перед вами еще вся ваша жизнь, и, благодарение Господу, ничто еще не испорчено в ней, оттого что вы избавились от этого глупого брака. Сколько вам лет? Двадцать? Двадцать лет – и такие глаза, такие черные и такие чистые. У ваших дверей будет толпиться целая вереница женихов, и вам останется только выбирать.
Барышня Дакс снова качает головой:
– Вам прекрасно известно… Вам прекрасно известно то, что я вам сказала: я никого не знаю. Я никогда не бываю в свете.
– Свет придет к вам! Неужели вы думаете, что вы можете пройти по улице без того, чтоб вас не заметили?
– Заметили. Быть может. Но не искали. Не любили!.. Любят только красивых женщин.
– Ну так что? Я полагаю, вы сами знаете, что вы красивы?
– Я?
Барышня Дакс сразу остановилась в изумлении. Фужер тоже останавливается:
– Вы не знаете этого? Вот как! Значит, у вас дома нет ни одного зеркала?
Она не произносит ни слова. Она не улыбается. Она испытующе смотрит на него, боязливо трепеща.
– Вы не знаете, что вы красивы? Больше чем красивы – прекрасны, привлекательны, очаровательны, с вашим чувственным ртом, детскими щеками и чистым лбом? Вы не знаете этого? Никто еще вам не говорил, что ваш стан строен и ваша грудь кругла и что мужчины грезят о вас, раз увидев вас? Маленькая девочка, ребенок! Неужели я первый говорю вам о том, какую власть вы имеете над нами? О! Не отнимайте вашей руки! Вам нечего бояться, и нигде вы не будете окружены большим почтением, чем здесь, под моей охраной. Но вы должны понять меня, вы должны поверить мне! Вы должны верить в жизнь, верить в любовь. Вы должны научиться без страха и без печали ждать вашего будущего жениха, жениха, который уже стучится в ставень вашего оконца. И вы должны найти в себе смелость принять его, несмотря ни на какую враждебную волю, так же, как вы имели смелость оттолкнуть того, другого, который не любил вас и которого вы не любили.
Барышня Дакс побледнела еще больше. Леденящая дрожь охватывает ее всю, и побелевшие губы с громадным усилием лепечут:
– Придет ли он на самом деле, тот, кто будет любить меня и кого я полюблю?
Она неподвижна посреди темной тропинки. Она стоит совсем прямо, только голова наклонена вперед, как бы готовая принять сильный удар, смертельный удар. Но смертельного удара нет. Ласковая рука внезапно обнимает дрожащие плечи, и теплый голос шепчет:
– Кто сказал вам, что он не пришел уже? Теперь ночь следует за сумерками. Властная тишина воцарилась над парком, оттого что даже птицы умолкли, и холодный ветер, который гонит в вышине дождевые облака, не опускается до неподвижных и немых листьев.
Медленными шагами барышня Дакс возвращается на главную аллею, и Фужер нежно обнимает ее стан, который нисколько не сопротивляется.
– О! – вскрикивает вдруг девушка. – Уже совсем темно. Который час теперь?
Она ищет за корсажем часики. Фужер достает из жилетного кармана свои часы:
– Половина шестого. Разве уже так поздно?
– Да. Нет… Это не важно. Не беспокойтесь, я как-нибудь выпутаюсь. Одной сценой больше, одной меньше – не все ли мне равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43