Нет, в любом случае он был бы достоин веревки. Но вот это, — указательный палец короля постучал по двум бумагам, — это проясняет все до конца и не оставляет места для лжи. Еще одна услуга, делающая честь господину де Норвилю.
Толстяк-канцлер покачал головой:
— Дело представлялось бы не таким серьезным, будь в нем замешан только этот негодяй де Лальер. Он — фигура мелкая. Но весьма печально, что обвинения против него затрагивают человека крупного масштаба и высокого положения…
— Вы имеете в виду де Воля? Да, ему придется объяснять весьма и весьма многое. Я с нетерпением жду встречи с мсье маркизом…
Губы короля под длинным носом скривились в усмешке.
— Даже если не касаться его неповиновения — как он мог использовать для этого предприятия де Лальера, несмотря на мое прямое предостережение? Но у меня есть некоторые вопросы к нему и насчет его разговора с мятежниками тогда, в замке Лальер. Его отчет об этом и сообщение де Норвиля несколько расходятся, не правда ли?
Дюпра скорбно вздохнул:
— Весьма расходятся, сир — увы! Я далек от того, чтобы хоть единым словом выразить сомнение в репутации господина де Воля, но пусть не успользнет от внимания вашего величества, что в том самом письме из Роана, которое содержало список мятежников, он опустил имена двоих наиболее злостных — самих де Лальеров…
— Клянусь честью! — уставился на него король. — Я этого не заметил, но так оно и есть! И в свете всего, что с тех пор произошло, нельзя не сделать вывод… Чума возьми!
— Ах… — Вздох канцлера напоминал мурлыканье кота, подбирающегося к сливкам. — Ах, как жаль! Как жаль, что человек, столь долго, как маркиз, верой и правдой служивший вашему величеству, проявил слабость в конце пути! Надеюсь лишь, что прочие обвинения де Норвиля он сможет опровергнуть — надеюсь… Эта тайная беседа между де Волем и герцогом в Мулене выглядит очень странно… Да, да! О сколь немногих можно сказать, что они окончили свой путь, сохранив верность до конца! Да будет это начертано на моем надгробии…
— Аминь, — рассеянно произнес король. И сменил тему. — А знаете, сегодня утром я получил письмо от госпожи моей матери.
У Дюпра забегали глаза:
— В самом деле?..
— Да. Она не в полной мере разделяет наше доверие к де Норвилю. Она пишет: «Предавший раз будет предавать всегда». А каково ваше мнение?
Этот вопрос заставлял быть осмотрительным. Дюпра заморгал глазами:
— Мадам регент — редкой проницательности государыня. Меньше всего мне хотелось бы оспаривать истинность её утверждений. Нет, я не могу поручиться головой за мсье де Норвиля. Вашему величеству известно о нем столько же, сколько и мне. Но, сир, в этом порочном мире приходится пользоваться теми орудиями, которыми мы располагаем. Лишь немногие из людей непоколебимо верны и честны. Никакого сомнения, что де Норвиль предаст ваше величество точно так же, как предал герцога, если ему это будет выгодно. И точно так же он будет оставаться надежным, если это даст ему наибольшие преимущества. Своя выгода — это все. Если бы он перебежал к нам, ссылаясь хоть словечком на верность или справедливость, я бы и медного гроша ему не доверил. Он сам сказал мне, что синица в руках лучше журавля в небе. Его поместье вблизи Фера ценнее для него, чем обещанное Бурбоном герцогство, и он считает, что в этой игре шансы на выигрыш у вашего величества выше, чем у мсье Бурбона. Это имеет смысл. Конечно же, за ним нужно следить во все глаза… Но за кем не нужно?
— Даже за вами? — улыбнулся король.
Дюпра неопределенно повел рукой:
— Присутствующих в виду не имеют… Но позвольте мне обратить ваше внимание ещё кое на что. До сих пор его свидетельства подтверждаются до мелочей. Наши люди в Лондоне описывают союзный договор с Англией так же, как описал он. Наши лазутчики в Пикардии и Шампани считают верными его оценки сил врага. Он заранее предупредил нас о бегстве мсье де Бурбона. Мятежники, которых он разоблачил, оказались действительно виновными… Или взять это дело с миледи Руссель.
Теперь оживились глаза у Франциска:
— Ну-ну? Что он говорит об этом?
— Сир, господин де Норвиль никоим образом не пытается смягчить обвинения против нее. Напротив, он усердствует показать, какие услуги она оказала Англии, — даже несмотря на личные чувства, склоняющие её к вашему величеству…
— И все же он просит о милосердии, — вставил король. — Где же здесь своя выгода? Он ведь лишился её приданого, перейдя к нам.
Дюпра кашлянул. Он встретился взглядом с королем, и оба отвели глаза. Здесь дело было деликатное…
— Я назвал бы это желанием доставить удовольствие вашему величеству. Он считает, что несколько ваших слов, сир, особенно после её брака, — и она станет француженкой лучшей, чем была англичанкой. Зачем же иначе она допустила, чтобы её арестовали и привезли в Лион? Ваше величество неотразимы. И доставить удовольствие вашему величеству — в эту минуту единственная выгода для де Норвиля, которую мы можем искать…
Оба собеседника вновь встретились взглядами — и отвели глаза в сторону.
— Кроме того, как он подчеркивает, ею можно будет выгодно воспользоваться при будущих переговорах с Англией, и тогда её приданое не придется терять…
— В этом есть доля правды…
Король мечтательно поднял глаза, вспоминая:
— Клянусь Богом, господин канцлер, у неё ноги стройнее, чем у любой из женщин, которых я знаю, и молва наделяет её прочими прелестями под стать им. Лакомый кусочек, даже если она враг!
— Какой женщине под силу долго оставаться врагом вашего величества? — пробормотал канцлер.
— Ладно, давайте-ка теперь взглянем на нее. Очень хотелось бы мне знать, каковы её действительные чувства к де Лальеру. Возможно, нам удастся это выяснить…
Позвонив в стоявший на столе колокольчик, Франциск приказал явившемуся церемониймейстеру ввести пленников. И прибавил, обращаясь к Дюпра:
— Так вы думаете, что опасения герцогини Ангулемской…
— Я верю, сир, что на её высочество произведут должное впечатление факты, о которых я говорил.
— Да, я считаю, что произведут.
Король рассеянно встал и посмотрелся в ручное зеркало. Провел гребнем по волосам и бороде, поправил цепь на шее, взбил складки на широких рукавах и состроил зеркалу глазки.
Дюпра улыбнулся.
Глава 36
После недели в тюремном полумраке мир показался Блезу де Лальеру странным. Контуры предметов, цвета, лица стали резкими и незнакомыми. Его ум и дух, как и его зрение, медленно, словно пробираясь на ощупь, возвращались в нормальное состояние.
Осторожно спустившись по ста двадцати ступеням, высеченным в почти отвесной скале, которая служила опорой для замка Пьер-Сиз, он сразу же попал в сутолоку перед городскими воротами, расположенными у подножия утеса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Толстяк-канцлер покачал головой:
— Дело представлялось бы не таким серьезным, будь в нем замешан только этот негодяй де Лальер. Он — фигура мелкая. Но весьма печально, что обвинения против него затрагивают человека крупного масштаба и высокого положения…
— Вы имеете в виду де Воля? Да, ему придется объяснять весьма и весьма многое. Я с нетерпением жду встречи с мсье маркизом…
Губы короля под длинным носом скривились в усмешке.
— Даже если не касаться его неповиновения — как он мог использовать для этого предприятия де Лальера, несмотря на мое прямое предостережение? Но у меня есть некоторые вопросы к нему и насчет его разговора с мятежниками тогда, в замке Лальер. Его отчет об этом и сообщение де Норвиля несколько расходятся, не правда ли?
Дюпра скорбно вздохнул:
— Весьма расходятся, сир — увы! Я далек от того, чтобы хоть единым словом выразить сомнение в репутации господина де Воля, но пусть не успользнет от внимания вашего величества, что в том самом письме из Роана, которое содержало список мятежников, он опустил имена двоих наиболее злостных — самих де Лальеров…
— Клянусь честью! — уставился на него король. — Я этого не заметил, но так оно и есть! И в свете всего, что с тех пор произошло, нельзя не сделать вывод… Чума возьми!
— Ах… — Вздох канцлера напоминал мурлыканье кота, подбирающегося к сливкам. — Ах, как жаль! Как жаль, что человек, столь долго, как маркиз, верой и правдой служивший вашему величеству, проявил слабость в конце пути! Надеюсь лишь, что прочие обвинения де Норвиля он сможет опровергнуть — надеюсь… Эта тайная беседа между де Волем и герцогом в Мулене выглядит очень странно… Да, да! О сколь немногих можно сказать, что они окончили свой путь, сохранив верность до конца! Да будет это начертано на моем надгробии…
— Аминь, — рассеянно произнес король. И сменил тему. — А знаете, сегодня утром я получил письмо от госпожи моей матери.
У Дюпра забегали глаза:
— В самом деле?..
— Да. Она не в полной мере разделяет наше доверие к де Норвилю. Она пишет: «Предавший раз будет предавать всегда». А каково ваше мнение?
Этот вопрос заставлял быть осмотрительным. Дюпра заморгал глазами:
— Мадам регент — редкой проницательности государыня. Меньше всего мне хотелось бы оспаривать истинность её утверждений. Нет, я не могу поручиться головой за мсье де Норвиля. Вашему величеству известно о нем столько же, сколько и мне. Но, сир, в этом порочном мире приходится пользоваться теми орудиями, которыми мы располагаем. Лишь немногие из людей непоколебимо верны и честны. Никакого сомнения, что де Норвиль предаст ваше величество точно так же, как предал герцога, если ему это будет выгодно. И точно так же он будет оставаться надежным, если это даст ему наибольшие преимущества. Своя выгода — это все. Если бы он перебежал к нам, ссылаясь хоть словечком на верность или справедливость, я бы и медного гроша ему не доверил. Он сам сказал мне, что синица в руках лучше журавля в небе. Его поместье вблизи Фера ценнее для него, чем обещанное Бурбоном герцогство, и он считает, что в этой игре шансы на выигрыш у вашего величества выше, чем у мсье Бурбона. Это имеет смысл. Конечно же, за ним нужно следить во все глаза… Но за кем не нужно?
— Даже за вами? — улыбнулся король.
Дюпра неопределенно повел рукой:
— Присутствующих в виду не имеют… Но позвольте мне обратить ваше внимание ещё кое на что. До сих пор его свидетельства подтверждаются до мелочей. Наши люди в Лондоне описывают союзный договор с Англией так же, как описал он. Наши лазутчики в Пикардии и Шампани считают верными его оценки сил врага. Он заранее предупредил нас о бегстве мсье де Бурбона. Мятежники, которых он разоблачил, оказались действительно виновными… Или взять это дело с миледи Руссель.
Теперь оживились глаза у Франциска:
— Ну-ну? Что он говорит об этом?
— Сир, господин де Норвиль никоим образом не пытается смягчить обвинения против нее. Напротив, он усердствует показать, какие услуги она оказала Англии, — даже несмотря на личные чувства, склоняющие её к вашему величеству…
— И все же он просит о милосердии, — вставил король. — Где же здесь своя выгода? Он ведь лишился её приданого, перейдя к нам.
Дюпра кашлянул. Он встретился взглядом с королем, и оба отвели глаза. Здесь дело было деликатное…
— Я назвал бы это желанием доставить удовольствие вашему величеству. Он считает, что несколько ваших слов, сир, особенно после её брака, — и она станет француженкой лучшей, чем была англичанкой. Зачем же иначе она допустила, чтобы её арестовали и привезли в Лион? Ваше величество неотразимы. И доставить удовольствие вашему величеству — в эту минуту единственная выгода для де Норвиля, которую мы можем искать…
Оба собеседника вновь встретились взглядами — и отвели глаза в сторону.
— Кроме того, как он подчеркивает, ею можно будет выгодно воспользоваться при будущих переговорах с Англией, и тогда её приданое не придется терять…
— В этом есть доля правды…
Король мечтательно поднял глаза, вспоминая:
— Клянусь Богом, господин канцлер, у неё ноги стройнее, чем у любой из женщин, которых я знаю, и молва наделяет её прочими прелестями под стать им. Лакомый кусочек, даже если она враг!
— Какой женщине под силу долго оставаться врагом вашего величества? — пробормотал канцлер.
— Ладно, давайте-ка теперь взглянем на нее. Очень хотелось бы мне знать, каковы её действительные чувства к де Лальеру. Возможно, нам удастся это выяснить…
Позвонив в стоявший на столе колокольчик, Франциск приказал явившемуся церемониймейстеру ввести пленников. И прибавил, обращаясь к Дюпра:
— Так вы думаете, что опасения герцогини Ангулемской…
— Я верю, сир, что на её высочество произведут должное впечатление факты, о которых я говорил.
— Да, я считаю, что произведут.
Король рассеянно встал и посмотрелся в ручное зеркало. Провел гребнем по волосам и бороде, поправил цепь на шее, взбил складки на широких рукавах и состроил зеркалу глазки.
Дюпра улыбнулся.
Глава 36
После недели в тюремном полумраке мир показался Блезу де Лальеру странным. Контуры предметов, цвета, лица стали резкими и незнакомыми. Его ум и дух, как и его зрение, медленно, словно пробираясь на ощупь, возвращались в нормальное состояние.
Осторожно спустившись по ста двадцати ступеням, высеченным в почти отвесной скале, которая служила опорой для замка Пьер-Сиз, он сразу же попал в сутолоку перед городскими воротами, расположенными у подножия утеса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136