И даже тетя Франсуаза смекнула, что в наступившие непонятные времена иметь дома «своего» покорителя Бастилии не так уж плохо. Положа руку на сердце, она не могла бы сказать, на чьей она стороне и согласна ли с тем, что убили де Лоне — коменданта, которого на эту должность поставил сам король. В то же время, как и почти все жители их квартала, она была рада, что перед ее глазами не будет больше стоять грозным призраком крепость.
Сестры почти не оставляли Жака, которому доктор рекомендовал посидеть дня два-три дома с вытянутой ногой. Девушки были полны сочувствия к пострадавшему и наперебой засыпали его расспросами. Как все произошло, как убили де Лоне, как Жак получил ранение, неужели он и в самом деле вместе с Шарлем участвовал в разрушении крепости? Все хотелось им узнать. И Жак, который был скуп на слова, когда дело касалось его собственного поведения во время штурма, не жалел красок, когда описывал мужество Шарля и его стойкость.
Несмотря на неожиданно ласковую встречу дома и заботы о нем всех трех сестер, Жаку было не по себе. Прошло уже несколько дней, а ему все не удавалось остаться наедине с Бабеттой и поговорить с ней по душам, а ему так этого хотелось! К тому же после всего, что он видел там, на площади Бастилии, уютная квартирка тети Франсуазы, где все блестело чистотой, озабоченные домашними делами девушки, горка книг, которую он оставил неразобранной в столовой и которая словно ждала его возвращения, — все говорило о ничем не нарушаемой мирной жизни. Неужели все осталось так, как было? И буря, пронесшаяся над Бастилией, не коснулась этого дома и других? Ведь сегодня все должно не походить на то, что было вчера, а завтра — на то, что было сегодня. И эта улица, и дом, и квартира, и люди, живущие в ней…
Как-то вечером, когда Жак сидел у окна в столовой, ему удалось наконец остаться с Бабеттой наедине. Виолетта почему-то решила, что Жака следует напоить липовым чаем, и исчезла в кухню. Но разговор, которого так жаждал Жак, как-то не клеился.
Ему больше всего хотелось в эту минуту узнать, кто была та девушка с кувшином холодной воды. Если б это и в самом деле была Бабетта! И, словно угадав его мысли, Бабетта робко сказала:
— Матушка не выпускала нас из дома все эти дни. Они тянулись без тебя так долго. Но все-таки один раз я выбежала и…
— Это была ты, Бабетта, с кувшином? — перебил ее Жак.
Девушка заулыбалась, счастливая, что он угадал. Она полуоткрыла рот, желая что-то сказать, но не успела: Виолетта внесла чашку липового чая, от которой поднимался душистый пар.
«Милая! Милая!» — подумал Жак, но не о той, кто так заботливо поила его сейчас чаем, а о той, которая на улице поила водой разрушителей Бастилии.
Бабетта наклонилась к нему и ласково спросила:
— Братец, что бы тебе еще сделать приятное?
— Дай мне светильник со свечой, я буду ночью писать бабушке.
И, не зная, что бабушки уже нет в живых, Жак написал ей длинное письмо. Он сообщал ей, что теперь уже, наверное, Генеральные штаты, которые превратились сначала в Национальное, а затем и в Учредительное собрание, примут во внимание не только наказ Маргариты Пежо, но и все другие наказы из городов и деревень. Он сообщал ей и о том, что разрушена ненавистная крепость Бастилия, умолчав при этом о своем участии в этом деле. Жак не сомневался, что нашел такие слова, которые вдохнут надежду в старое сердце бабушки.
Ну, а вот отцу Полю он ничего радостного рассказать не мог. Жак старался как умел смягчить рассказ о страшном виде, в каком предстал перед ним замученный тюрьмой Фирмен. Но скрыть от отца Поля правду Жак не хотел и не имел права. Он не знал, послужит ли его наставнику утешением весть о смерти Робера. Сам Жак теперь больше чем когда-либо был убежден, что свой бесславный конец Пуайе заслужил.
С 14 июля прошло немного времени, и Постоянный комитет вынес постановление: срыть до основания то, что было крепостью, и превратить место, которое Бастилия занимала, в городскую площадь.
Жак дешево отделался. После того как его ушибло камнем, он только слегка прихрамывал, что не мешало ему свободно передвигаться. Узнав о постановлении, он вместе с Шарлем и десятками других парижан отправился на площадь. Вооруженные ломами и лопатами, они с песнями и шутками крушили развалины крепости.
Жак был немало удивлен, увидев среди зевак знакомую фигуру господина Горана. Ну уж он-то совсем не был похож на ротозея. Как же он здесь очутился? Увидев Жака, господин Горан с ним предупредительно раскланялся: ведь теперь в Сент-Антуанском квартале стало известно, что Жак был в числе тех, кто брал Бастилию.
— Каким ветром вас сюда занесло, господин Горан? — с любопытством спросил Жак.
Он оперся о лопату, на лбу и щеках блестели капли пота, ворот синей рабочей блузы был широко распахнут. Ветерок играл его длинными волосами. Утомительная работа не казалась трудной в этот радостный для парижан день.
— А я, мой юный друг, высматриваю, какие из камешков или железных украшений смогут пригодиться впоследствии. Пройдет немного времени, от Бастилии не останется и следа, и каждому будет приятно получить на память вот, например, такую вещицу.
Горан сначала подтолкнул ногой, а затем и поднял кусок разбитого бронзового канделябра.
— Обточить, подправить, вставить свечу — и получится чудесный подсвечник! А главную ценность ему придаст надпись: «Сделан из канделябра, найденного при разрушении Бастилии».
Жак искренне рассмеялся. Каков коммерсант! Ни самому Жаку, да, пожалуй, никому из его товарищей не пришло бы в голову назавтра после разрушения крепости пытаться сохранить на память что-нибудь из ее обломков. «Ну, за таким мужем Жанетта не пропадет!»
Однако желание смеяться тотчас исчезло у Жака. Ему вспомнились слова художника, который умер за то, чтобы Бастилию срыли с лица земли. Его последним желанием было, чтобы люди всей Франции топтали ногами камни, из которых была сложена Бастилия. А Горан даже из этих камней хочет извлечь наживу.
Между тем Горан, несколько задетый смехом Жака, продолжал:
— Вы, молодые люди, всегда считаете себя умнее других, а еще посмотрим, кто окажется прав.
Жак молчал. Почувствовав в его молчании скрытое неодобрение, Горан решил переменить тему:
— Мне пришла в голову хорошая мысль. Ведь, когда сроют Бастилию, в Париже станет одной площадью больше. Что, если на этой площади воздвигнуть колонну. А на ней написать: «Королю Людовику XVI, восстановившему свободу для народа!» Каково?! Я думаю обратиться с этим предложением в Постоянный комитет.
— Что ж, предложите! — сдержанно ответил Жак.
Он и не заметил, как к нему подошел Леблан, высокий мужчина в рабочей блузе и картузе. Жак видел за эти дни многих дравшихся вместе с ним у стен Бастилии, но Леблана запомнил особенно хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Сестры почти не оставляли Жака, которому доктор рекомендовал посидеть дня два-три дома с вытянутой ногой. Девушки были полны сочувствия к пострадавшему и наперебой засыпали его расспросами. Как все произошло, как убили де Лоне, как Жак получил ранение, неужели он и в самом деле вместе с Шарлем участвовал в разрушении крепости? Все хотелось им узнать. И Жак, который был скуп на слова, когда дело касалось его собственного поведения во время штурма, не жалел красок, когда описывал мужество Шарля и его стойкость.
Несмотря на неожиданно ласковую встречу дома и заботы о нем всех трех сестер, Жаку было не по себе. Прошло уже несколько дней, а ему все не удавалось остаться наедине с Бабеттой и поговорить с ней по душам, а ему так этого хотелось! К тому же после всего, что он видел там, на площади Бастилии, уютная квартирка тети Франсуазы, где все блестело чистотой, озабоченные домашними делами девушки, горка книг, которую он оставил неразобранной в столовой и которая словно ждала его возвращения, — все говорило о ничем не нарушаемой мирной жизни. Неужели все осталось так, как было? И буря, пронесшаяся над Бастилией, не коснулась этого дома и других? Ведь сегодня все должно не походить на то, что было вчера, а завтра — на то, что было сегодня. И эта улица, и дом, и квартира, и люди, живущие в ней…
Как-то вечером, когда Жак сидел у окна в столовой, ему удалось наконец остаться с Бабеттой наедине. Виолетта почему-то решила, что Жака следует напоить липовым чаем, и исчезла в кухню. Но разговор, которого так жаждал Жак, как-то не клеился.
Ему больше всего хотелось в эту минуту узнать, кто была та девушка с кувшином холодной воды. Если б это и в самом деле была Бабетта! И, словно угадав его мысли, Бабетта робко сказала:
— Матушка не выпускала нас из дома все эти дни. Они тянулись без тебя так долго. Но все-таки один раз я выбежала и…
— Это была ты, Бабетта, с кувшином? — перебил ее Жак.
Девушка заулыбалась, счастливая, что он угадал. Она полуоткрыла рот, желая что-то сказать, но не успела: Виолетта внесла чашку липового чая, от которой поднимался душистый пар.
«Милая! Милая!» — подумал Жак, но не о той, кто так заботливо поила его сейчас чаем, а о той, которая на улице поила водой разрушителей Бастилии.
Бабетта наклонилась к нему и ласково спросила:
— Братец, что бы тебе еще сделать приятное?
— Дай мне светильник со свечой, я буду ночью писать бабушке.
И, не зная, что бабушки уже нет в живых, Жак написал ей длинное письмо. Он сообщал ей, что теперь уже, наверное, Генеральные штаты, которые превратились сначала в Национальное, а затем и в Учредительное собрание, примут во внимание не только наказ Маргариты Пежо, но и все другие наказы из городов и деревень. Он сообщал ей и о том, что разрушена ненавистная крепость Бастилия, умолчав при этом о своем участии в этом деле. Жак не сомневался, что нашел такие слова, которые вдохнут надежду в старое сердце бабушки.
Ну, а вот отцу Полю он ничего радостного рассказать не мог. Жак старался как умел смягчить рассказ о страшном виде, в каком предстал перед ним замученный тюрьмой Фирмен. Но скрыть от отца Поля правду Жак не хотел и не имел права. Он не знал, послужит ли его наставнику утешением весть о смерти Робера. Сам Жак теперь больше чем когда-либо был убежден, что свой бесславный конец Пуайе заслужил.
С 14 июля прошло немного времени, и Постоянный комитет вынес постановление: срыть до основания то, что было крепостью, и превратить место, которое Бастилия занимала, в городскую площадь.
Жак дешево отделался. После того как его ушибло камнем, он только слегка прихрамывал, что не мешало ему свободно передвигаться. Узнав о постановлении, он вместе с Шарлем и десятками других парижан отправился на площадь. Вооруженные ломами и лопатами, они с песнями и шутками крушили развалины крепости.
Жак был немало удивлен, увидев среди зевак знакомую фигуру господина Горана. Ну уж он-то совсем не был похож на ротозея. Как же он здесь очутился? Увидев Жака, господин Горан с ним предупредительно раскланялся: ведь теперь в Сент-Антуанском квартале стало известно, что Жак был в числе тех, кто брал Бастилию.
— Каким ветром вас сюда занесло, господин Горан? — с любопытством спросил Жак.
Он оперся о лопату, на лбу и щеках блестели капли пота, ворот синей рабочей блузы был широко распахнут. Ветерок играл его длинными волосами. Утомительная работа не казалась трудной в этот радостный для парижан день.
— А я, мой юный друг, высматриваю, какие из камешков или железных украшений смогут пригодиться впоследствии. Пройдет немного времени, от Бастилии не останется и следа, и каждому будет приятно получить на память вот, например, такую вещицу.
Горан сначала подтолкнул ногой, а затем и поднял кусок разбитого бронзового канделябра.
— Обточить, подправить, вставить свечу — и получится чудесный подсвечник! А главную ценность ему придаст надпись: «Сделан из канделябра, найденного при разрушении Бастилии».
Жак искренне рассмеялся. Каков коммерсант! Ни самому Жаку, да, пожалуй, никому из его товарищей не пришло бы в голову назавтра после разрушения крепости пытаться сохранить на память что-нибудь из ее обломков. «Ну, за таким мужем Жанетта не пропадет!»
Однако желание смеяться тотчас исчезло у Жака. Ему вспомнились слова художника, который умер за то, чтобы Бастилию срыли с лица земли. Его последним желанием было, чтобы люди всей Франции топтали ногами камни, из которых была сложена Бастилия. А Горан даже из этих камней хочет извлечь наживу.
Между тем Горан, несколько задетый смехом Жака, продолжал:
— Вы, молодые люди, всегда считаете себя умнее других, а еще посмотрим, кто окажется прав.
Жак молчал. Почувствовав в его молчании скрытое неодобрение, Горан решил переменить тему:
— Мне пришла в голову хорошая мысль. Ведь, когда сроют Бастилию, в Париже станет одной площадью больше. Что, если на этой площади воздвигнуть колонну. А на ней написать: «Королю Людовику XVI, восстановившему свободу для народа!» Каково?! Я думаю обратиться с этим предложением в Постоянный комитет.
— Что ж, предложите! — сдержанно ответил Жак.
Он и не заметил, как к нему подошел Леблан, высокий мужчина в рабочей блузе и картузе. Жак видел за эти дни многих дравшихся вместе с ним у стен Бастилии, но Леблана запомнил особенно хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56