на византийском западе был принят золотой стандарт, на сасанидском востоке – серебряный; отношение динара к дирхаму было равно 10: 1, позднее обычно 12:1, но иногда цены на серебро падали, и тогда серебро стоило в 20, а то и в 50 раз меньше золота. Около 900 г. золотой стандарт победил; за рубежом динар неизменно котировался так же высоко, как византийский солид. Влияние исламского денежного обращения прослеживается в каролингскую эпоху; об этом свидетельствуют клады монет, найденные даже в Скандинавии. Принятие золотого стандарта нанесло известный ущерб восточным провинциям; экономически они истощались к выгоде центра, что было следствием раздробленности Халифата. В свою очередь, Багдад, сохранявший преимущества в качестве столицы империи, нес значительные расходы на содержание армии и органов управления. Однако, чем более ослабевала власть халифа, тем более эти расходы отягощали остальные провинции. Это был порочный круг: возраставшая ненадежность провинций делала необходимым увеличение армии, а изыскать для этого деньги можно было только путем повышения налогов что неизбежно усиливало сепаратизм провинций. К этому следует добавить уменьшение доходов от государственных имений и управлявшихся государством отраслей промышленности (в том числе от производства драгоценных тканей, являвшегося государственной монополией), которые имели, особенно в Египте, огромное экономическое значение; объяснялось это либо мятежами, либо тем, что провинция отдавалась в полное распоряжение военного правителя, который за это брал на себя содержание своей армии (чаще так случалось в X в.).
Горожане и куттаб были естественными союзниками в борьбе против военных. И все же трудно сказать, сколь тесно интересы этих двух групп были связаны с существованием централизованной империи. Провинциальные органы власти, как правило, представляли собой уменьшенную копию центральной администрации; они не зависели от субсидий и, более того, отправляли в Багдад излишки, остававшиеся после оплаты их собственных расходов. При всех обстоятельствах одна лишь имперская армия была в силах защищать внешние рубежи или устранять соперничество между провинциями либо в самих провинциях. Пошлины, уплачивавшиеся на все удлинявшихся границах провинций, были, само собой разумеется, обременительны для торговли и перевозки грузов, но вначале они не казались серьезной помехой для развития экономики. Сам распад империи на отдельные государства – к концу первой половины X столетия он стал совершившимся фактом – не обязательно должен был привести к упадку и нищете; губительнее всего были нестабильность и недальновидная экономическая политика чужеземной военной касты, неуклонно подрывавшей благосостояние Ирака, Южной Персии и Джазиры. Великие вазиры первой половины X столетия, прежде всего Абу-л-Хасан ибн ал-Фурат (казнен в 924 г.) и Али ибн Иса (ум. 946), высоко подняли значение своей должности: при них ее можно было уподобить посту премьер-министра или даже регента. Но в конце концов они были раздавлены, попав в тиски между армией и двором, без чьей помощи было невозможно устранить финансовые трудности, вызванные в значительной степени именно этими двумя институтами. Подлинным главой империи после 908 г. стал гвардейский генерал Мунис; он принял титул амир ал-умара, «главнокомандующий»; меньше чем через 30 лет, в 936 г., халиф наделил всей полнотой власти другого генерала, Мухаммада ибн Райка, но и он, естественно, не больше, чем его предшественники, был в состоянии делать деньги из воздуха. Положение несколько стабилизировалось, когда Бунды, авантюристы, выходцы из Дейлема, имевшие в Северо-Западном и Центральном Иране собственную армию, заняли в 945 г. Багдад и закрепили дихотомию общественной власти, оставив административные и военные функции за султаном, а духовные и правовые – халифом. То, что Бунды были шиитами, облегчало их деятельность и, наоборот, затрудняло сотрудничество с ними суннитского Халифата.
Ослабление центральной власти, а также усилившееся господство чужеземных солдат и войск, укомплектованных рабами, вызвало к жизни в городах восточных провинций любопытное явление. Его можно истолковать как закрепление в организационных формах того, что встречалось прежде, возможно как продолжение сасанидских традиций. Ничего подобного не было известно в Египте до??? в., не говоря уже о Северной Африке и Испании. С некоторого времени – точную дату пока установить невозможно – стали возникать ассоциации холостых молодых мужчин, главным образом в городах Ирака и Хорасана. Члены этих ассоциаций, именовавшиеся фитйан (ед. ч. фата – «молодой человек», «юноша»), давали обет придерживаться общественных добродетелей (быть благородными, великодушными, смелыми) и в какой-то степени отрывались от своих религиозных и социальных корней. Вряд ли в состав таких клубов (в IX в. они получили название футувва – «молодость») входило много народа, но они поддерживали между собой связь, даже если находились в городах, расположенных далеко друг от друга.
Во многих городах существовали похожие группировки; они именовались аййарун (приблизительное значение «бродяги») и состояли из представителей низших слоев общества. В неспокойные времена аййарун вымогали у богачей более или менее добровольные пожертвования. Изредка, как это, например, произошло во время осады Багдада войсками Амина, правительство вооружало их; но обычно их бойкотировали, если судить по историческим сообщениям, отличающимся злобной недостоверностью. Власти не раз нейтрализовали аййарун, создавая для них места в шурта (полиция). В IX в. фитйан и аййарун объединились (до сих пор не до конца ясно, как это произошло) и отдали себя в распоряжение более высокого по положению социального слоя, сплоченные общей неприязнью к правительству, опиравшемуся на чужеземных солдат. Их главная цель состояла в том, чтобы обеспечить себе контроль над городской администрацией, и они часто добивались успеха, особенно в XI и XII вв., в сирийских городах, где глава (раис) созданной ими городской милиции, именовавшейся ахдас, время от времени фактически делил власть с наместником. Хотя у клубов футувва отсутствовала предписанная религиозная лояльность, в самом конце X в. они начали объединяться с приобретавшими все большее влияние суфиями, «одетыми в шерсть», как именовали этих мистиков. Футувва создали модель организации, мистицизм (тасаввуф) соткал духовные узы, нежелание мириться со злоупотреблениями правителей и недовольство строгими условностями официального ислама и существующими социальными отношениями, которые тот, судя по всему, игнорировал, дали программу, за которую можно было сражаться как в битве умов, так и в уличных схватках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Горожане и куттаб были естественными союзниками в борьбе против военных. И все же трудно сказать, сколь тесно интересы этих двух групп были связаны с существованием централизованной империи. Провинциальные органы власти, как правило, представляли собой уменьшенную копию центральной администрации; они не зависели от субсидий и, более того, отправляли в Багдад излишки, остававшиеся после оплаты их собственных расходов. При всех обстоятельствах одна лишь имперская армия была в силах защищать внешние рубежи или устранять соперничество между провинциями либо в самих провинциях. Пошлины, уплачивавшиеся на все удлинявшихся границах провинций, были, само собой разумеется, обременительны для торговли и перевозки грузов, но вначале они не казались серьезной помехой для развития экономики. Сам распад империи на отдельные государства – к концу первой половины X столетия он стал совершившимся фактом – не обязательно должен был привести к упадку и нищете; губительнее всего были нестабильность и недальновидная экономическая политика чужеземной военной касты, неуклонно подрывавшей благосостояние Ирака, Южной Персии и Джазиры. Великие вазиры первой половины X столетия, прежде всего Абу-л-Хасан ибн ал-Фурат (казнен в 924 г.) и Али ибн Иса (ум. 946), высоко подняли значение своей должности: при них ее можно было уподобить посту премьер-министра или даже регента. Но в конце концов они были раздавлены, попав в тиски между армией и двором, без чьей помощи было невозможно устранить финансовые трудности, вызванные в значительной степени именно этими двумя институтами. Подлинным главой империи после 908 г. стал гвардейский генерал Мунис; он принял титул амир ал-умара, «главнокомандующий»; меньше чем через 30 лет, в 936 г., халиф наделил всей полнотой власти другого генерала, Мухаммада ибн Райка, но и он, естественно, не больше, чем его предшественники, был в состоянии делать деньги из воздуха. Положение несколько стабилизировалось, когда Бунды, авантюристы, выходцы из Дейлема, имевшие в Северо-Западном и Центральном Иране собственную армию, заняли в 945 г. Багдад и закрепили дихотомию общественной власти, оставив административные и военные функции за султаном, а духовные и правовые – халифом. То, что Бунды были шиитами, облегчало их деятельность и, наоборот, затрудняло сотрудничество с ними суннитского Халифата.
Ослабление центральной власти, а также усилившееся господство чужеземных солдат и войск, укомплектованных рабами, вызвало к жизни в городах восточных провинций любопытное явление. Его можно истолковать как закрепление в организационных формах того, что встречалось прежде, возможно как продолжение сасанидских традиций. Ничего подобного не было известно в Египте до??? в., не говоря уже о Северной Африке и Испании. С некоторого времени – точную дату пока установить невозможно – стали возникать ассоциации холостых молодых мужчин, главным образом в городах Ирака и Хорасана. Члены этих ассоциаций, именовавшиеся фитйан (ед. ч. фата – «молодой человек», «юноша»), давали обет придерживаться общественных добродетелей (быть благородными, великодушными, смелыми) и в какой-то степени отрывались от своих религиозных и социальных корней. Вряд ли в состав таких клубов (в IX в. они получили название футувва – «молодость») входило много народа, но они поддерживали между собой связь, даже если находились в городах, расположенных далеко друг от друга.
Во многих городах существовали похожие группировки; они именовались аййарун (приблизительное значение «бродяги») и состояли из представителей низших слоев общества. В неспокойные времена аййарун вымогали у богачей более или менее добровольные пожертвования. Изредка, как это, например, произошло во время осады Багдада войсками Амина, правительство вооружало их; но обычно их бойкотировали, если судить по историческим сообщениям, отличающимся злобной недостоверностью. Власти не раз нейтрализовали аййарун, создавая для них места в шурта (полиция). В IX в. фитйан и аййарун объединились (до сих пор не до конца ясно, как это произошло) и отдали себя в распоряжение более высокого по положению социального слоя, сплоченные общей неприязнью к правительству, опиравшемуся на чужеземных солдат. Их главная цель состояла в том, чтобы обеспечить себе контроль над городской администрацией, и они часто добивались успеха, особенно в XI и XII вв., в сирийских городах, где глава (раис) созданной ими городской милиции, именовавшейся ахдас, время от времени фактически делил власть с наместником. Хотя у клубов футувва отсутствовала предписанная религиозная лояльность, в самом конце X в. они начали объединяться с приобретавшими все большее влияние суфиями, «одетыми в шерсть», как именовали этих мистиков. Футувва создали модель организации, мистицизм (тасаввуф) соткал духовные узы, нежелание мириться со злоупотреблениями правителей и недовольство строгими условностями официального ислама и существующими социальными отношениями, которые тот, судя по всему, игнорировал, дали программу, за которую можно было сражаться как в битве умов, так и в уличных схватках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75