ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 



Аннотация
Книга «Хунны в Китае» (Три века войны Китая со степными народами. III-VI вв.) посвящена сложному периоду в истории Китая и кочевых народов Азии. Автор рассматривает в неразрывной связи исторические и этнографические процессы, подчеркивая важную роль, которую сыграли кочевые народы, противодействовавшие китайской экспансии.
Лев Гумилев
ХУННУ В КИТАЕ
Пролог
СТЕПЬ И КИТАЙ
Сама природа разделила Восточную Азию на две части: теплую, влажную и изобильную, с многочисленным оседлым населением — Китай, и холодную, сухую, пустынную, с редким кочевым населением — ее мы будем называть Великая степь. На рубеже нашей эры ее населяли хунны.
Четыре века стремились династии Хань доставить Китаю господство над Азией. Подобно тому, как в Средиземноморье возникла Pax Romana, на Дальнем Востоке чуть было не была создана Pax Sinica. Свободу народов Великой степи отстояли только хунны. Они сражались в соотношении 1:20, против них были двинуты не только армии, но и дипломатия, и экономика, и обольщения культуры.
В I веке н.э. внутренние процессы раскололи державу хуннов. Часть их подчинилась Китаю, другая часть отступила с боями на запад, где, смешавшись с уграми и сарматами, превратилась в гуннов.
Зафиксирован только один переход хуннов в 155-158 гг. Кучка разбитых хуннов, теряя обозы и женщин, оторвалась от преследователя и добралась до Волго-уральского междуречья. На адаптацию потребовалось около 200 лет, после чего гунны (так их принято называть в отличие от азиатских хуннов) действительно превратились в грозную силу, но ведь это произошло уже на местной основе и роль миграции здесь ничтожна.
Переходы других племен из степей Западного Казахстана не могли иметь значения, ибо находящиеся там суглинистые степи бесплоднее песчаных и густого населения там не было никогда, тогда как в Причерноморье степи обильны, воды много и народы воинственны. Скорее можно было бы ожидать вторжений с Дона на Иргиз, если бы западные кочевники сочли восточные степи достойными завоевания. Следовательно, причины смены народов надо искать на месте и, поскольку историческая наука удовлетворительных решений не предлагает, обратиться к смежным наукам-географии и палеоэтнографии.
Полоса степей между Днепром и Уралом, ограниченная с севера полосой лиственного леса, с юга Черным и Каспийским морями, с запада Карпатами и с востока полупустыней, всегда рассматривалась как целостность и в смысле природных условий, так и в аспекте культуры народов, ее населявших. Однако наряду со степным ландшафтом там имеет место азональный ландшафт речных долин Дона, Терека, Волги. В новых географических условиях хунны превратились в новый этнос-гуннов. Но в Азии победителями хуннов стали не сами китайцы, а народ, ныне не существующий, известный только под китайским названием «сяньби». Это название звучало в древности как Sarbi, Sirbi, Sirvi.
Однако название «сяньбийцы» вошло в обиход научной литературы как условный этноним.
Сяньбийцы во второй половине II века остановили китайскую агрессию и оттеснили китайцев за линию Великой стены. С этого времени начался упадок древнего Китая, ставший причиной событий, о которых рассказано в этой книге. И тут меняется традиционное отношение к подбору сведений. Если в рассказах о степных кочевниках китайские историки обычно сухи и немногословны, то, когда дело идет об их собственной стране, приводится огромное количество эпизодов, деталей, а главное имен, что не помогает, а мешает восприятию. Получается не стройное повествование, а калейдоскоп без тени системы. Запомнить все приводимые сведения невозможно, да и не нужно, потому что большая часть этих фактов на ход событий не влияла. Следовательно, нужно делать отбор фактов, имеющих историческое значение, и давать обобщения. Впрочем, сами китайцы при составлении истории IV века, пользуясь принципом этнологической классификации, объединили 29 племен в 5 племенных групп: хунны, цзелу (кулы), сяньби, тангуты (ди) и тибетцы-цян (кян).
Но для нашего читателя этого обобщения недостаточно. Названия племенных групп, привычные китайскому уху, для европейца экзотичны и не вызывают каких-либо ассоциаций. Значит, надо сопоставить трагедию, разыгравшуюся в Северном Китае в IV-V веках, с событиями всемирной истории, дабы обнаружить соответствия между локальным и глобальным процессами. Это несложно, ибо разгадка лежит на поверхности. Основное содержание событий можно сформулировать так: Великое переселение народов в Восточной Азии.
Хотя описываемые события развертывались на территории нынешнего Китая, да и почти все источники написаны на китайском языке, относить историю «пяти племен и шестнадцати царств» только к синологии нельзя. Если бы нас интересовала проблема крушения древнекитайского общества или утраты и возвращения Китаем Срединной равнины, как в те времена именовался бассейн Хуанхэ, то наша проблема была бы только китаеведческой. Но ведь в поле нашего зрения лежит вопрос о смене хуннов, коренного населения восточной части Великой степи, в течение минувшего тысячелетия табгачами и тюрками, а также о приобретении кочевниками новой родины на берегах Мутно-желтой (Яшиль-огюз) реки. В таком ракурсе весь огромный Китай для нашей проблемы только фон, и мы останемся в рамках номадистики.
Существовало мнение, что кочевая и китайская культуры несоизмеримы, что кочевники были дикарями, вторгавшимися в цивилизованный Китай, что Великая степь-китайская периферия, а «проблема хуннов-это проблема Китая». Против этого мнения говорит все доподлинно известное об истории Центральной Азии, и все-таки такое мнение существовало и не всегда встречало возражения. Почему? XIX век оставил нам в наследство концепцию, согласно которой только оседлые народы создали прогрессивную цивилизацию, а в Центральной Азии будто бы царили либо застой, либо варварство и дикость. Самое плохое в этой концепции было не то, что она неправильна, а то, что она предлагалась как достижение науки, не подлежащее критике. В этом-опасность любого предвзятого мнения.
Чтобы заставить рутинеров задуматься, нужен был аргумент сильный, бесспорный и наглядный. Таким оказались предметы искусства из алтайских и монгольских курганов. Все попытки усмотреть в них вариации китайского, иранского или эллинского искусства оказались тщетными. Культура кочевников I тысячелетия до н.э. была самобытна. И, более того, она была высока, гораздо выше, чем культура кочевников XVIII-XIX веков, изученная многими этнографами досконально. А это значит, что самобытная степная культура кочевников, подобно европейской, индийской или китайской, переживала подъемы и упадки, т.е. находилась в развитии, а не в застое, как молчаливо предполагали некоторые европейские ученые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62