«Потеряете жизнь и земли, Когда придут чужестранцы и соседи:
В прежние времена была Англия».
Затем галлы переплывут морской пролив
И истребят несчастных англичан,
И те скажут, проходя тем же путем:
«В прежние времена была Англия».
Убийство Людовика Орлеанского, из-за которого разгорелась война между арманьяками и бургиньонами, изменило ход событий и привело к новому нашествию на французские земли. Генрих V Ланкастер, к которому обратились обе враждующие партии, высадился во Франции и после победы при Азенкуре предпринял методичное завоевание Нормандии, увенчавшееся в 1419 г. капитуляцией Руана. В том же году убийство Иоанна Бесстрашного на мосту в Монтеро положило конец последним бургиньонским колебаниям и окончательно толкнуло Филиппа Доброго – в то время бывшего не только хозяином Парижа, но и господином над самим королем – в объятия английского монарха. Подписанный в Труа договор лишал наследства дофина Карла, сына Карла VI, и обеспечивал Генриху V и его потомкам наследование французской короны, устанавливая «двойную монархию» к выгоде династии Ланкастеров.
Должно быть, реальность была далека от того, чтобы соответствовать этим притязаниям. Большая часть Франции – весь Лангедок, Лионне, центральные провинции – признавала власть дофина Карла, который был куда больше чем «Буржский король». Даже в самом сердце тех областей, которыми правили англичане или их бургиньонские союзники, существовали «островки верности» делу Карла VII: именно это происходило в городе Турне и в местности Барруа, на родине Жанны д'Арк.
В конечном счете спор между «королем Франции и Англии» и «Буржским королем» должно было решить оружие. Но вплоть до 1429 г. военная удача постоянно отворачивалась от арманьякской партии, которую после подписанного в Труа договора отождествили с «партией дофина». С освобождением Орлеана и победами, одержанными Жанной д'Арк, война вступила в новую стадию: отвоевания территорий, захваченных англичанами. И все же порыв начал угасать после того, как народная героиня попала в плен и была казнена, и потребовались еще долгие годы для того, чтобы окончательно «выгнать англичан из Франции». Карл VII вернулся в Париж только в 1437 г; если же говорить о Нормандии, она была окончательно освобождена лишь в 1450 г., после битвы при Форминьи. Таким образом, в течение длительного периода – более пятнадцати лет для Парижа, четверти века для Нормандии – некоторые области Франции продолжали жить под властью иностранного монарха.
Каким же было отношение к этой власти, какие изменения вызывала в повседневной жизни английская оккупация?
Важно отметить, что установление английского господства на части французской территории ни в коем случае не означало попыток присоединить ее к Англии. Генрих V притязал на корону Валуа в качестве короля Франции, чьи предки были несправедливо лишены наследства. Едва утвердившись в Руане, он тотчас приказал чеканить монеты с надписью Henricus rex Francorum («Генрих король Франков»), и договор, подписанный в Труа, подтверждал его притязания, присваивая ему титул «наследника французской короны». Ранняя смерть этого претендента на французский престол, скончавшегося на месяц раньше Карла VI, сделала его сына Генриха VI наследником обеих корон. Но в договоре предусматривалось, что оба королевства сохранят свои «права, свободы, обычаи, правила и законы». И в самом деле, герцог Бедфорд, регент, правивший Францией от имени Генриха VI, не ввел никаких изменений в административную структуру королевства. Если регент и вмешивался в управление страной, то лишь для того, чтобы осуществить реформы (например, реформу парижского Шатле), о которых давно просило население Франции. Служащие, как правило, оставались на своих местах; и даже их состав, полностью обновленный после завоевания Парижа бургиньонами в 1418 г., подозрений не возбуждал. В совете регента числились только двое англичан, не больше их было и в совете Нормандии, помогавшем герцогу Бедфорду управлять этой провинцией. Больше того, английские аристократы, которым были доверены некоторые высшие (в особенности военные) должности, не утратили памяти о своем нормандском происхождении и свободно говорили по-французски. И вряд ли суровые гасконские солдаты, которых граф Арманьяка разместил в Париже в 1414 г., говорившие на непонятном парижанам полуиспанском диалекте, в меньшей степени казались жителям столицы иностранцами, чем английские солдаты, в течение пятнадцати лет составлявшие парижский гарнизон. К тому же последние пользовались расположением большей части буржуазии, питавшей симпатии к бургиньонам. Университет, представлявший собой основную моральную власть, поддержал подписанный в Труа договор и благосклонно отнесся к решению создать двойную монархию, в которой многие духовные лица и ученые видели залог прочного мира для всех христианских стран. Что касается остального населения, здесь, скорее всего, чувства были более сложными, и выражение их мы можем найти в тексте, вышедшем из-под пера Парижского горожанина, который заметил по поводу подписания договора в Труа: «В то время арманьяки были более ожесточенными, чем всегда, они так свирепствовали и причиняли столько зла и бед, сколько ни дьявол, ни человек не может, и потому решено было договориться с английским, королем, который был давним врагом Франции, несмотря на эту вражду…» – фраза, в которой куда более явственно звучит смирение, чем энтузиазм.
И все же, каким бы скромным ни было вмешательство англичан в общественную жизнь, многие факты говорят о том, что иностранное господство было вполне реальным. Едва высадившись в Нормандии, Генрих V попытался проводить там политику «колонизации»; из Арфлера были выселены все его жители, которых заменили прибывшими из-за Ла-Манша иммигрантами. В деревнях земли, конфискованные у тех, кто отказался принести клятву верности английскому королю, были отданы колонистам, которым под страхом смертной казни запрещено было покидать их, чтобы вернуться в Англию. Присутствие иностранных гарнизонов повсюду представляется наиболее явственным признаком оккупации. Если высшие административные должности и остались в руках французов, то совсем по-другому обстояло дело, когда высокий пост был связан с армией: правителями всех нормандских городов были англичане. В Париже Бедфорд назначил «капитанами города» графа Кларенса и графа Эксетера. И, должно быть, между «штатскими» и солдатами нередко случались инциденты вроде того, о котором напоминает нам документ, датированный 1424 г. Трое английских солдат шумели в кабаке из-за того, что хозяйка отказывалась принимать у них золотой экю по указанному курсу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
В прежние времена была Англия».
Затем галлы переплывут морской пролив
И истребят несчастных англичан,
И те скажут, проходя тем же путем:
«В прежние времена была Англия».
Убийство Людовика Орлеанского, из-за которого разгорелась война между арманьяками и бургиньонами, изменило ход событий и привело к новому нашествию на французские земли. Генрих V Ланкастер, к которому обратились обе враждующие партии, высадился во Франции и после победы при Азенкуре предпринял методичное завоевание Нормандии, увенчавшееся в 1419 г. капитуляцией Руана. В том же году убийство Иоанна Бесстрашного на мосту в Монтеро положило конец последним бургиньонским колебаниям и окончательно толкнуло Филиппа Доброго – в то время бывшего не только хозяином Парижа, но и господином над самим королем – в объятия английского монарха. Подписанный в Труа договор лишал наследства дофина Карла, сына Карла VI, и обеспечивал Генриху V и его потомкам наследование французской короны, устанавливая «двойную монархию» к выгоде династии Ланкастеров.
Должно быть, реальность была далека от того, чтобы соответствовать этим притязаниям. Большая часть Франции – весь Лангедок, Лионне, центральные провинции – признавала власть дофина Карла, который был куда больше чем «Буржский король». Даже в самом сердце тех областей, которыми правили англичане или их бургиньонские союзники, существовали «островки верности» делу Карла VII: именно это происходило в городе Турне и в местности Барруа, на родине Жанны д'Арк.
В конечном счете спор между «королем Франции и Англии» и «Буржским королем» должно было решить оружие. Но вплоть до 1429 г. военная удача постоянно отворачивалась от арманьякской партии, которую после подписанного в Труа договора отождествили с «партией дофина». С освобождением Орлеана и победами, одержанными Жанной д'Арк, война вступила в новую стадию: отвоевания территорий, захваченных англичанами. И все же порыв начал угасать после того, как народная героиня попала в плен и была казнена, и потребовались еще долгие годы для того, чтобы окончательно «выгнать англичан из Франции». Карл VII вернулся в Париж только в 1437 г; если же говорить о Нормандии, она была окончательно освобождена лишь в 1450 г., после битвы при Форминьи. Таким образом, в течение длительного периода – более пятнадцати лет для Парижа, четверти века для Нормандии – некоторые области Франции продолжали жить под властью иностранного монарха.
Каким же было отношение к этой власти, какие изменения вызывала в повседневной жизни английская оккупация?
Важно отметить, что установление английского господства на части французской территории ни в коем случае не означало попыток присоединить ее к Англии. Генрих V притязал на корону Валуа в качестве короля Франции, чьи предки были несправедливо лишены наследства. Едва утвердившись в Руане, он тотчас приказал чеканить монеты с надписью Henricus rex Francorum («Генрих король Франков»), и договор, подписанный в Труа, подтверждал его притязания, присваивая ему титул «наследника французской короны». Ранняя смерть этого претендента на французский престол, скончавшегося на месяц раньше Карла VI, сделала его сына Генриха VI наследником обеих корон. Но в договоре предусматривалось, что оба королевства сохранят свои «права, свободы, обычаи, правила и законы». И в самом деле, герцог Бедфорд, регент, правивший Францией от имени Генриха VI, не ввел никаких изменений в административную структуру королевства. Если регент и вмешивался в управление страной, то лишь для того, чтобы осуществить реформы (например, реформу парижского Шатле), о которых давно просило население Франции. Служащие, как правило, оставались на своих местах; и даже их состав, полностью обновленный после завоевания Парижа бургиньонами в 1418 г., подозрений не возбуждал. В совете регента числились только двое англичан, не больше их было и в совете Нормандии, помогавшем герцогу Бедфорду управлять этой провинцией. Больше того, английские аристократы, которым были доверены некоторые высшие (в особенности военные) должности, не утратили памяти о своем нормандском происхождении и свободно говорили по-французски. И вряд ли суровые гасконские солдаты, которых граф Арманьяка разместил в Париже в 1414 г., говорившие на непонятном парижанам полуиспанском диалекте, в меньшей степени казались жителям столицы иностранцами, чем английские солдаты, в течение пятнадцати лет составлявшие парижский гарнизон. К тому же последние пользовались расположением большей части буржуазии, питавшей симпатии к бургиньонам. Университет, представлявший собой основную моральную власть, поддержал подписанный в Труа договор и благосклонно отнесся к решению создать двойную монархию, в которой многие духовные лица и ученые видели залог прочного мира для всех христианских стран. Что касается остального населения, здесь, скорее всего, чувства были более сложными, и выражение их мы можем найти в тексте, вышедшем из-под пера Парижского горожанина, который заметил по поводу подписания договора в Труа: «В то время арманьяки были более ожесточенными, чем всегда, они так свирепствовали и причиняли столько зла и бед, сколько ни дьявол, ни человек не может, и потому решено было договориться с английским, королем, который был давним врагом Франции, несмотря на эту вражду…» – фраза, в которой куда более явственно звучит смирение, чем энтузиазм.
И все же, каким бы скромным ни было вмешательство англичан в общественную жизнь, многие факты говорят о том, что иностранное господство было вполне реальным. Едва высадившись в Нормандии, Генрих V попытался проводить там политику «колонизации»; из Арфлера были выселены все его жители, которых заменили прибывшими из-за Ла-Манша иммигрантами. В деревнях земли, конфискованные у тех, кто отказался принести клятву верности английскому королю, были отданы колонистам, которым под страхом смертной казни запрещено было покидать их, чтобы вернуться в Англию. Присутствие иностранных гарнизонов повсюду представляется наиболее явственным признаком оккупации. Если высшие административные должности и остались в руках французов, то совсем по-другому обстояло дело, когда высокий пост был связан с армией: правителями всех нормандских городов были англичане. В Париже Бедфорд назначил «капитанами города» графа Кларенса и графа Эксетера. И, должно быть, между «штатскими» и солдатами нередко случались инциденты вроде того, о котором напоминает нам документ, датированный 1424 г. Трое английских солдат шумели в кабаке из-за того, что хозяйка отказывалась принимать у них золотой экю по указанному курсу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83