Тогда он не поверил, а через десять дней явились к нему с Пелопоннеса избежавшие мечей убийц мардаиты и таксаты и сами принесли ему эту убийственную весть. Уверившись окончательно, Адриан на полной скорости (встречные ветры при возвращений уже стали попутными) прибыл с флотом в царственный город и с мольбами о защите явился в Великий храм Бога, в коем славится имя его мудрости. Но эта великая беда жестоко терзала сердце императора и ввергала [131] в гнев и печаль без меры и края, и ни сам Божий храм, ни вступившийся за него архиерей не избавили его полностью от наказания, но освободили только от тяжелейшего, впрочем, им заслуженного, а от умеренного, необходимого для назидания окружающих, избавить не смогли. Хотя в частной жизни сей царь был умерен и сдержан, в делах государственных свой гнев не очень-то умерял.
71 . Итак, западный враг усилился и, казалось, вдохновленный удачей, вот-вот нападет на соседние земли, поэтому против него вместе с фракийцами, македонцами и отборными харсианитами и каппадокийцами был отправлен Стефан, по прозванию Максентий, стратиг лонгивардских войск. Он прибыл в страну, отданную под его власть, попытался отнять у сарацин занятый ими город Амантию, но не смог совершить ничего достойного ни памяти, ни своего войска из-за медлительности и легкомыслия, а вернее сказать, трусости и распущенности. Поэтому его лишили власти, а на его место назначили Никифора, по прозванию Фока, мужа усердного и бдительного, в бою и совете доблестного и разумного, который привел с собой большую силу из восточных архонтов, среди них небезызвестного Диаконицу — некогда помощника Хрисохира из Тефрики, а вместе с ними толпу исповедующих религию Мани. Соединившись с войском Стефана, Никифор явил множество примеров ума, воинской храбрости и доблести: сразу захватил город Амантию, учинив великую резню, обратил в бегство противников, вернул под владычество ромейской державы крепости Тропас и Святую Северину, в других боях и сражениях одолел потомков Агари и захваченной добычей насытил войско. Такие подвиги совершил этот муж при жизни славного царя Василия, а другие добавил позже, уже при его сыне, смиреннейшем и мудрейшем из всех царей Льве. Хотя в отличие от моего рассказа эти битвы и не случались одна за другой, но поскольку точное время каждого деяния неизвестно, они встали в повествовании в один ряд. Таковы воинские деяния царя Василия и его ипостратигов на суше и на море, на востоке и западе, кои дошли до моих ушей.
72 . Однако снова вернем рассказ к тому, что совершил царь сам, и поведаем, как постоянно занятый государственными делами, с головой погруженный в мирские заботы, он то разумными действиями достигал нужного, то, весь обратившись в слух, внимал историческим рассказам, политическим поучениям, нравственным наукам, святоотеческим и духовным наставлениям и увещеваниям, то упражнял руку и примеривал ее к стилу; иногда он исследовал нравы, жизнь, гражданское управление и военные баталии полководцев и самодержцев и по рассмотрении, выбрав лучшее и похвальное, старался подражать им в собственных действиях, иногда с усердием изучал жития мужей, отличавшихся благочестивой и богоугодной жизнью, и пресекал неразумные порывы души, желая прежде, чем над подданными, явить себя властителем над самим собой, и извлекал от всего этого для себя великую пользу.
Потому-то и вменил он себе в великую заботу и премного старался знакомиться, встречаться и беседовать с остававшимися еще в живых блаженными мужами, ведшими неземную жизнь в нашем земном мире [132] и на небе воздвигшими свой град. Из-за избытка благочестия он не приглашал их к себе, а, забыв о царской важности, шел к ним пешком, сподабливался их молитв, увенчивался их благословением, укреплял себя в страхе Божьем и наставлялся в заповедях Божьих. Потому непременно являла себя в нем четверица добродетелей и поражали разум в соединении с мужеством и справедливость в соединении с целомудрием, причем все шло к еще большему совершенству. Жизнь, казалось, вернулась к древнему благочинию и порядку, поскольку сам царь непрерывно заботился о благополучии подданных, чтобы никто ни от кого не терпел обид, а облеченные высокими должностями ежечасно стремились подражать благочестию господина, почтению к иереям и монахам, жалости к бедным, справедливости и беспристрастию ко всем. Ибо было для него законом и заповедью, чтобы сильный не притеснял слабого, неимущий не поносил и не бранил начальствующего, а тот как брата обнимал и любил бедного, который как общего отца и спасителя славил бы начальствующего и бесхитростно молил бы Господа о ниспослании ему благ. Ведя благообразную жизнь, сообразуя попечение свое с Божьим провидением, много полезного сподобился он узнать в ясных сновидениях. Когда обеспокоенный и мучимый государственными заботами возлежал он на ложе, то нередко видел во сне исход событий, обретал добрые надежды и унимал душевное волнение. Ничего нет удивительного в том, что черпают силу в провидении, направляются к благу и получают предсказания те, кто видят в земной власти служение, исполняют в нашем мире истинно божественную службу и в меру своих сил уподобляются высшему образцу.
73 . Ныне, когда мое повествование покончило с воинскими баталиями и воинскими рассказами, самое время описать то, мимо чего пронесся поток речи и что не позволил описать на своем месте. Говорю же я о том, как воспомнил и отблагодарил он людей, приветивших царя в низменной доле, и как не забыл их просьб, удостоившись доли высшей. А были это предстоятель монастыря святого Диомида и пелопоннесская жена Данилида, коим он воздал сверх их надежд. Великомученика Диомида он щедро украсил великих даров дарением, многих книг приношением, всяких сокровищ и роскошных одежд вручением. А монастырь его имени привел к изобилию больших владений дарением, изрядных доходов передачей и щедростью, позаботился, чтобы ни в чем он не оскудел, украсил роскошных зданий возведением, всячески вознес и обогатил.
74 . Сына же Данилиды пригласил к себе, как только овладел престолом, почтил его чином протоспафария и, по заключенному прежде духовному братству, дал ему право свободной речи. Но и его мать, уже почти старуха, возымела великое и непреодолимое желание увидеть царя и в награду за пророчества благочестивого монаха сподобиться от него уже не нужных в старости благ, а также прочих благодеяний и гостеприимства. И вот, по приказу царя, весьма торжественно, в окружении большой свиты и стражи она явилась в царственный город. Изнеженная благодаря несметным своим богатствам, она была не способна передвигаться ни в повозке, ни на коне, а потому улеглась на носилки и, отобрав три сотни юных и крепких телом слуг, велела им нести себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
71 . Итак, западный враг усилился и, казалось, вдохновленный удачей, вот-вот нападет на соседние земли, поэтому против него вместе с фракийцами, македонцами и отборными харсианитами и каппадокийцами был отправлен Стефан, по прозванию Максентий, стратиг лонгивардских войск. Он прибыл в страну, отданную под его власть, попытался отнять у сарацин занятый ими город Амантию, но не смог совершить ничего достойного ни памяти, ни своего войска из-за медлительности и легкомыслия, а вернее сказать, трусости и распущенности. Поэтому его лишили власти, а на его место назначили Никифора, по прозванию Фока, мужа усердного и бдительного, в бою и совете доблестного и разумного, который привел с собой большую силу из восточных архонтов, среди них небезызвестного Диаконицу — некогда помощника Хрисохира из Тефрики, а вместе с ними толпу исповедующих религию Мани. Соединившись с войском Стефана, Никифор явил множество примеров ума, воинской храбрости и доблести: сразу захватил город Амантию, учинив великую резню, обратил в бегство противников, вернул под владычество ромейской державы крепости Тропас и Святую Северину, в других боях и сражениях одолел потомков Агари и захваченной добычей насытил войско. Такие подвиги совершил этот муж при жизни славного царя Василия, а другие добавил позже, уже при его сыне, смиреннейшем и мудрейшем из всех царей Льве. Хотя в отличие от моего рассказа эти битвы и не случались одна за другой, но поскольку точное время каждого деяния неизвестно, они встали в повествовании в один ряд. Таковы воинские деяния царя Василия и его ипостратигов на суше и на море, на востоке и западе, кои дошли до моих ушей.
72 . Однако снова вернем рассказ к тому, что совершил царь сам, и поведаем, как постоянно занятый государственными делами, с головой погруженный в мирские заботы, он то разумными действиями достигал нужного, то, весь обратившись в слух, внимал историческим рассказам, политическим поучениям, нравственным наукам, святоотеческим и духовным наставлениям и увещеваниям, то упражнял руку и примеривал ее к стилу; иногда он исследовал нравы, жизнь, гражданское управление и военные баталии полководцев и самодержцев и по рассмотрении, выбрав лучшее и похвальное, старался подражать им в собственных действиях, иногда с усердием изучал жития мужей, отличавшихся благочестивой и богоугодной жизнью, и пресекал неразумные порывы души, желая прежде, чем над подданными, явить себя властителем над самим собой, и извлекал от всего этого для себя великую пользу.
Потому-то и вменил он себе в великую заботу и премного старался знакомиться, встречаться и беседовать с остававшимися еще в живых блаженными мужами, ведшими неземную жизнь в нашем земном мире [132] и на небе воздвигшими свой град. Из-за избытка благочестия он не приглашал их к себе, а, забыв о царской важности, шел к ним пешком, сподабливался их молитв, увенчивался их благословением, укреплял себя в страхе Божьем и наставлялся в заповедях Божьих. Потому непременно являла себя в нем четверица добродетелей и поражали разум в соединении с мужеством и справедливость в соединении с целомудрием, причем все шло к еще большему совершенству. Жизнь, казалось, вернулась к древнему благочинию и порядку, поскольку сам царь непрерывно заботился о благополучии подданных, чтобы никто ни от кого не терпел обид, а облеченные высокими должностями ежечасно стремились подражать благочестию господина, почтению к иереям и монахам, жалости к бедным, справедливости и беспристрастию ко всем. Ибо было для него законом и заповедью, чтобы сильный не притеснял слабого, неимущий не поносил и не бранил начальствующего, а тот как брата обнимал и любил бедного, который как общего отца и спасителя славил бы начальствующего и бесхитростно молил бы Господа о ниспослании ему благ. Ведя благообразную жизнь, сообразуя попечение свое с Божьим провидением, много полезного сподобился он узнать в ясных сновидениях. Когда обеспокоенный и мучимый государственными заботами возлежал он на ложе, то нередко видел во сне исход событий, обретал добрые надежды и унимал душевное волнение. Ничего нет удивительного в том, что черпают силу в провидении, направляются к благу и получают предсказания те, кто видят в земной власти служение, исполняют в нашем мире истинно божественную службу и в меру своих сил уподобляются высшему образцу.
73 . Ныне, когда мое повествование покончило с воинскими баталиями и воинскими рассказами, самое время описать то, мимо чего пронесся поток речи и что не позволил описать на своем месте. Говорю же я о том, как воспомнил и отблагодарил он людей, приветивших царя в низменной доле, и как не забыл их просьб, удостоившись доли высшей. А были это предстоятель монастыря святого Диомида и пелопоннесская жена Данилида, коим он воздал сверх их надежд. Великомученика Диомида он щедро украсил великих даров дарением, многих книг приношением, всяких сокровищ и роскошных одежд вручением. А монастырь его имени привел к изобилию больших владений дарением, изрядных доходов передачей и щедростью, позаботился, чтобы ни в чем он не оскудел, украсил роскошных зданий возведением, всячески вознес и обогатил.
74 . Сына же Данилиды пригласил к себе, как только овладел престолом, почтил его чином протоспафария и, по заключенному прежде духовному братству, дал ему право свободной речи. Но и его мать, уже почти старуха, возымела великое и непреодолимое желание увидеть царя и в награду за пророчества благочестивого монаха сподобиться от него уже не нужных в старости благ, а также прочих благодеяний и гостеприимства. И вот, по приказу царя, весьма торжественно, в окружении большой свиты и стражи она явилась в царственный город. Изнеженная благодаря несметным своим богатствам, она была не способна передвигаться ни в повозке, ни на коне, а потому улеглась на носилки и, отобрав три сотни юных и крепких телом слуг, велела им нести себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83