«Полубенскому, дуде, пищали, самаре, разладе, нефирю, то все дудино племя!» Дуда была инструментом скоморохов, что и определяло смысл прозвища «дудино (скоморошье) племя».
Послание Ивана IV Полубенскому не было своевременно доставлено адресату. Но, по словам гетмана, когда он предстал перед царем, тот произнес бранную речь.
Будучи в Вольмаре, Иван IV написал послания изменнику Тимофею Тетерину, беглым опричным советникам — ливонским дворянам Иоганну Таубе и Элерту Крузе и князю Андрею Курбскому.
Насмешливое письмо Курбскому всего полнее выражало те чувства, которые переполняли Грозного в походе. Хотя мои беззакония «паче числа песка морского», писал он, но надеюсь на милость Бога, который может в пучине милости своей потопить их все. Своей сединой он (царь) прошел все дали тех дальноконных городов, где Курбский искал успокоения. «И тут на покой твой, — поучал царь Курбского, — Бог нас принес, и все то мы тебе пишем не из гордости, а ради твоего исправления, чтобы ты о спасении души своей помыслил».
Десятилетия самодержавного правления и террор неизбежно вели к тому, что Иван все больше превращался в затворника Кремля, терял представление о реальном мире.
Он жил в плену превратных представлений о своем всемогуществе и поход в Ливонию оценивал, как величайший триумф. Между тем военная кампания подготовляла почву для объединения главнейших противников России.
После смерти императора Максимилиана II царь надеялся на то, что австрийские Габсбурги продолжат борьбу за польскую корону. Военный союз с Веной, по мысли царя, должен был поставить Батория на колени. Расчеты такого рода не имели под собой никакой почвы.
Успехи, достигнутые русскими в 1577 г., оказались кратковременными. Военное господство в Южной Ливонии принадлежало тому, кто владел Ригой. Как только царь вернулся в Москву, самые крупные из завоеванных им крепостей — Динабург и Венден — пали.
Попытка царя покончить с затянувшейся войной, предприняв широкие наступательные операции против шведов и литовцев, привела к неблагоприятным последствиям.
Впервые за все время Ливонской войны противники России фактически объединили свои военные усилия.
В 1578 г. царь дважды посылал полки к Вендену, чтобы вернуть этот замок. Воеводы просили его отменить приказ, ссылаясь на то, что идти к Вендену «не с кем, людей мало». Прибывшие в армию царские эмиссары получили приказ «отвести» полки к замку и «промышлять своим делом мимо воевод, а воеводам с ними». Плохо подготовленное наступление закончилось провалом. Объединенные польско-литовские и шведские отряды внезапно напали на русский лагерь под Венденом и нанесли воеводам поражение.
Многочисленные победы в Ливонии грозили обернуться поражением.
Политика «двора»
После низложения Симеона «двор» не был упразднен, а лишь подвергся новой реорганизации. В ведении «дворового» правительства остались почти все главнейшие территории «удела», включая Псков и Ростов, а также Поморье с Двинской землей. К этим землям была присоединена бывшая опричная периферия — Козельск, Вологда и Каргополь. Присоединение северного комплекса земель преследовало вполне определенную цель: увеличение доходов «дворового» ведомства. Во «дворе» функционировали такие приказы, как Двинская четверть, «дворовый» Большой приход, «дворовый» Разряд и т. д. Они располагались в Москве на «дворовой» стороне, отдельно от земских приказов. В военных ведомостях 1577-1579 гг. четко разфаничивались «дворовые» и «земские» чины. В глазах современников «двор» выглядел зловещим призраком опричнины, но эти учреждения все же существенно различались между собой. Основное различие состояло, возможно, в том, что «двор» не был связан с определенной территорией столь жестко, как опричнина или «удел». Иначе говоря, «двор» рассматривался скорее как особое войско царя, чем особые территориальные владения, в которых царь был удельным государем. Во главе «двора» стояли те же «ближние» думные чины, которые возглавляли «удел» Иванца Московского. То были думные дворяне А.Ф. Нагой, Б.Я. Бельский, а также Годуновы.
В условиях военного поражения «дворовое» правительство ввело в жизнь чрезвычайные меры с целью покрытия военных расходов и поддержания дворянского ополчения. Собор, созванный в Москве в январе 1580 г., утвердил приговор о церковных землях. Приговор воспрещал духовенству приобретать новые земли и одновременно предусматривал возможность полного отчуждения у монастырей всех княжеских вотчин, когда бы то ни было перешедших в их владение: «…а которые покупали княженецкие вотчины, и те вотчины взята на государя, а в деньгах ведает Бог да государь».
Наследие удельного времени — обломки вотчинного землевладения суздальской и прочей знати — давно было предметом вожделения казны. В годы опричнины княжеское землевладение пережило подлинную катастрофу, которая привела к неслыханному обогащению монастырей, прибравших к рукам земли опальных. «Дворовое» правительство не хотело допустить возврата земель к старым землевладельцам и с этой целью воспретило вотчинникам выкупать у церкви родовые земли. Подобная уступка духовенству носила преимущественно декларативный характер, поскольку она не распространялась на самую ценную категорию земель — княжеские вотчины, на которые претендовала казна. Антимонастырские меры, провозглашенные «дворовым» правительством, в конечном счете должны были способствовать расширению поместного фонда земель и тем самым поддержанию скудеющего дворянства.
В обстановке военного поражения власти осуществили чрезвычайные финансовые меры с целью изыскания средств на войну. Они обложили дополнительными поборами всю «землю», в особенности черносошные (государственные) земли Севера и Поморья.
Крупные суммы были взысканы с городов и купечества. Одна только английская купеческая компания должна была заплатить в несколько приемов 2000 рублей.
Описанные финансовые меры затронули все слои населения. Усиление налогового бремени оказало пагубное влияние на экономику страны, переживавшую кризис.
Истоки кризиса второй половины XVI в. обычно связывают с ростом податей, опричниной и войной, а его основные признаки усматривают в длительном и катастрофическом сокращении посевных площадей, обнищании крестьян, убыли сельского и городского населения. Предполагается, что признаки упадка накапливались постепенно на протяжении двух десятилетий, пока в начале 80-х годов наконец не наступила разруха. При таком взгляде на ход кризиса не учитывается один важный факт, ускользавший до сих пор из поля зрения исследователей.
Известно, что в начале XVII в. экономика страны была подорвана трехлетним голодом 1601-1603 гг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Послание Ивана IV Полубенскому не было своевременно доставлено адресату. Но, по словам гетмана, когда он предстал перед царем, тот произнес бранную речь.
Будучи в Вольмаре, Иван IV написал послания изменнику Тимофею Тетерину, беглым опричным советникам — ливонским дворянам Иоганну Таубе и Элерту Крузе и князю Андрею Курбскому.
Насмешливое письмо Курбскому всего полнее выражало те чувства, которые переполняли Грозного в походе. Хотя мои беззакония «паче числа песка морского», писал он, но надеюсь на милость Бога, который может в пучине милости своей потопить их все. Своей сединой он (царь) прошел все дали тех дальноконных городов, где Курбский искал успокоения. «И тут на покой твой, — поучал царь Курбского, — Бог нас принес, и все то мы тебе пишем не из гордости, а ради твоего исправления, чтобы ты о спасении души своей помыслил».
Десятилетия самодержавного правления и террор неизбежно вели к тому, что Иван все больше превращался в затворника Кремля, терял представление о реальном мире.
Он жил в плену превратных представлений о своем всемогуществе и поход в Ливонию оценивал, как величайший триумф. Между тем военная кампания подготовляла почву для объединения главнейших противников России.
После смерти императора Максимилиана II царь надеялся на то, что австрийские Габсбурги продолжат борьбу за польскую корону. Военный союз с Веной, по мысли царя, должен был поставить Батория на колени. Расчеты такого рода не имели под собой никакой почвы.
Успехи, достигнутые русскими в 1577 г., оказались кратковременными. Военное господство в Южной Ливонии принадлежало тому, кто владел Ригой. Как только царь вернулся в Москву, самые крупные из завоеванных им крепостей — Динабург и Венден — пали.
Попытка царя покончить с затянувшейся войной, предприняв широкие наступательные операции против шведов и литовцев, привела к неблагоприятным последствиям.
Впервые за все время Ливонской войны противники России фактически объединили свои военные усилия.
В 1578 г. царь дважды посылал полки к Вендену, чтобы вернуть этот замок. Воеводы просили его отменить приказ, ссылаясь на то, что идти к Вендену «не с кем, людей мало». Прибывшие в армию царские эмиссары получили приказ «отвести» полки к замку и «промышлять своим делом мимо воевод, а воеводам с ними». Плохо подготовленное наступление закончилось провалом. Объединенные польско-литовские и шведские отряды внезапно напали на русский лагерь под Венденом и нанесли воеводам поражение.
Многочисленные победы в Ливонии грозили обернуться поражением.
Политика «двора»
После низложения Симеона «двор» не был упразднен, а лишь подвергся новой реорганизации. В ведении «дворового» правительства остались почти все главнейшие территории «удела», включая Псков и Ростов, а также Поморье с Двинской землей. К этим землям была присоединена бывшая опричная периферия — Козельск, Вологда и Каргополь. Присоединение северного комплекса земель преследовало вполне определенную цель: увеличение доходов «дворового» ведомства. Во «дворе» функционировали такие приказы, как Двинская четверть, «дворовый» Большой приход, «дворовый» Разряд и т. д. Они располагались в Москве на «дворовой» стороне, отдельно от земских приказов. В военных ведомостях 1577-1579 гг. четко разфаничивались «дворовые» и «земские» чины. В глазах современников «двор» выглядел зловещим призраком опричнины, но эти учреждения все же существенно различались между собой. Основное различие состояло, возможно, в том, что «двор» не был связан с определенной территорией столь жестко, как опричнина или «удел». Иначе говоря, «двор» рассматривался скорее как особое войско царя, чем особые территориальные владения, в которых царь был удельным государем. Во главе «двора» стояли те же «ближние» думные чины, которые возглавляли «удел» Иванца Московского. То были думные дворяне А.Ф. Нагой, Б.Я. Бельский, а также Годуновы.
В условиях военного поражения «дворовое» правительство ввело в жизнь чрезвычайные меры с целью покрытия военных расходов и поддержания дворянского ополчения. Собор, созванный в Москве в январе 1580 г., утвердил приговор о церковных землях. Приговор воспрещал духовенству приобретать новые земли и одновременно предусматривал возможность полного отчуждения у монастырей всех княжеских вотчин, когда бы то ни было перешедших в их владение: «…а которые покупали княженецкие вотчины, и те вотчины взята на государя, а в деньгах ведает Бог да государь».
Наследие удельного времени — обломки вотчинного землевладения суздальской и прочей знати — давно было предметом вожделения казны. В годы опричнины княжеское землевладение пережило подлинную катастрофу, которая привела к неслыханному обогащению монастырей, прибравших к рукам земли опальных. «Дворовое» правительство не хотело допустить возврата земель к старым землевладельцам и с этой целью воспретило вотчинникам выкупать у церкви родовые земли. Подобная уступка духовенству носила преимущественно декларативный характер, поскольку она не распространялась на самую ценную категорию земель — княжеские вотчины, на которые претендовала казна. Антимонастырские меры, провозглашенные «дворовым» правительством, в конечном счете должны были способствовать расширению поместного фонда земель и тем самым поддержанию скудеющего дворянства.
В обстановке военного поражения власти осуществили чрезвычайные финансовые меры с целью изыскания средств на войну. Они обложили дополнительными поборами всю «землю», в особенности черносошные (государственные) земли Севера и Поморья.
Крупные суммы были взысканы с городов и купечества. Одна только английская купеческая компания должна была заплатить в несколько приемов 2000 рублей.
Описанные финансовые меры затронули все слои населения. Усиление налогового бремени оказало пагубное влияние на экономику страны, переживавшую кризис.
Истоки кризиса второй половины XVI в. обычно связывают с ростом податей, опричниной и войной, а его основные признаки усматривают в длительном и катастрофическом сокращении посевных площадей, обнищании крестьян, убыли сельского и городского населения. Предполагается, что признаки упадка накапливались постепенно на протяжении двух десятилетий, пока в начале 80-х годов наконец не наступила разруха. При таком взгляде на ход кризиса не учитывается один важный факт, ускользавший до сих пор из поля зрения исследователей.
Известно, что в начале XVII в. экономика страны была подорвана трехлетним голодом 1601-1603 гг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139