ваши диспетчеры организуют мне воздушный коридор и ведут туда, куда я скажу. это понятно?
- я должен доложить начальству.
- нет.
- почему?
- разговор окончен.
- я ведь не торгуюсь. без санкции штаба округа я не смогу ничего сделать. я объясню им, что происходит, и они согласятся. мне нужно всего полчаса.
- ладно. докладывайте. но через десять минут я нажимаю на гашетку, и от здания с вашими семьями остается только облачко пара. еще через десять минут я нажимаю на гашетку второй раз - и в облачко превращаетесь уже вы сами.
- дайте мне полчаса...
- нет. десять минут. время пошло.
он отключил связь и откинулся в кресле. кресло в самолете было удобным. когда лампочка связи замигала снова, часы показывали, что прошло ровно восемь с половиной минут.
- алло! пятьдесят восьмой! вы меня слышите?
- да.
- ваши требования принимаются. куда вы собираетесь лететь?
- я скажу после того, как поднимусь в воздух.
- если вы собираетесь лететь за границу, мне понадобится связаться с иностранными диспетчерами.
- нет. не за границу.
- вы представляете какую-нибудь организацию?
- зачем вам это?
- меня просили узнать те, с кем я советовался.
он помолчал.
- да, представляю. я представляю боевую группу политического движения "прямое действие".
- погодите, не так быстро. политического... как вы сказали?
- заправщик должен подъехать справа. ехать медленно, остановиться за белой разделительной полосой. делать он все должен медленно. если что будет не так... вы меня понимаете...
- понимаю.
- если вы надумаете залить мне какое-нибудь не то горючее, или начнете мудрить с воздушным коридором, или еще что-нибудь хитрое придумаете, то... у меня на коленях лежит карта. на карте значится, что вон за тем леском расположен городок нижнереченск. сколько бы горючего у меня ни было, взлететь мне хватит и до городка я дотяну. и скорее всего, успею расстрелять все четыре ракеты. и уж только затем свалюсь на самой оживленной нижнереченской улице. я внятно излагаю? да? давайте обойдемся без экспромтов, хорошо?
- хорошо.
желтый заправщик медленно выехал из-за ангаров. машина подползла к разграничительной линии, и из кабины вылез действительно один-единственный техник. если что-то и должно было начать происходить, то именно сейчас. но все обошлось.
индикаторы показали, что баки полны. заправщик так же медленно уполз обратно.
- все о'кей? - поинтересовался динамик.
- да.
- вы собираетесь выходить на полосу?
- собираюсь.
- погодите, тут с вами хотят поговорить.
в динамике пощелкало. потом даниил узнал голос:
- даниил владимирович? вы меня слышите?
- да, майор, я вас слышу.
- что происходит, даниил владимирович? мне сказали, вы захватили базу?
- захватил.
- я не понимаю: вы в одиночку захватили целую базу?
- да.
- зачем?
- давайте вкратце, я очень занят. что вы хотели мне сказать?
майор говорил о том, что даниил поступает странно, очень странно... он подводит лично его, майора, который, между прочим, ходатайствовал за него, ручался и содействовал его досрочному освобождению... а теперь такое начинает происходить... и в этот раз помочь ему будет невозможно...
даниил не слушал. он обеими руками держал штурвал и не торопясь разворачивал самолет на исходную позицию.
подъехав к жирной белой черте с надписью START, он проговорил в микрофон:
- давайте не будем тянуть время. я не передумаю.
повисла долгая пауза. посланные майором головорезы в любом случае не успевали подъехать до того момента, как шасси самолета оторвутся от земли.
- куда вы хоть собрались-то?
- я собрался в москву. все четыре ракеты я собираюсь выпустить по кремлю.
- по кремлю?!
- да.
- почему по кремлю? это же паранойя! зачем вам это надо?!
- я знаю, что это паранойя.
- и все равно делаете?!
- у меня мало времени. попросите командира базы переключиться на связь со мной.
- даниил владимирович, что вы делаете, а? вы же понимаете, что у вас нет ни единого шанса добраться до москвы!
- понимаю.
- и все равно пытаетесь? вас собьют в воздухе. собьют сразу же, как только вы взлетите.
- я знаю.
- тогда зачем вам взлетать, я не понимаю?! все ПВО северо-запада уже предупреждены. вам осталось жить от силы двадцать минут!
- майор, вы зря тратите время.
он потянул руль на себя. перед ним лежала бесконечная, ровная и чистая взлетная полоса.
двадцать минут? ну что ж, пусть двадцать... это будет очень интересная жизнь. не очень длинная, и получаса не наберется, но - настоящая жизнь.
взлетная полоса упиралась в прекрасное восходящее солнце.)
Ночь кончилась. Начинался день.
ИЛЬЯ СТОГОFF КАК ЗЕРКАЛО
РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ СЕЙЧАС
Тероризм - устращивание, устрашенье смертными казнями, убийствами и всеми ужасами неистовства.
Словарь Даля
Тут у нас старичок один... научился преотличные гранатки из консервных банок мастерить. Вот дать кое-кому из наших по такой самодельной гранатке, да в день открытия и угостить ими как следует всех гостей.
Борис Полевой,
"Мы - советские люди"
Первое издание этого романа появилось почти четыре года назад.
Тираж его давно распродан, гонорар пропит, а корректуры сданы в макулатуру.
За два года изменилось многое. Прежде всего изменился сам Стогоff. В одночасье из популярного журналиста и преуспевающего беллетриста нежданно-негаданно он превратился в "культового писателя" (если выражаться словами его бывших братьев по профессии), любимца шестнадцатилетних girls и столь же шестнадцатилетних boys. Его портреты, напечатанные на обложках глянцевых журналов, снисходительно смотрят со стеклянных стен киосков. Знакомством с ним гордятся глашатаи современного книжного рынка Александр Гаврилов и Лев Данилкин. О нем пишет Белинский наших дней Андрей Семенович Немзер. Его цитируют новостные сайты. Его читают, ругают, хвалят, а главное - покупают.
Что же касается мира - то он тоже изменился. Он стал еще больше похож на свой портрет в романе.
Мир - изменился. Люди же - нет.
Как полтора века назад некий молодой романтик призвал Русь к топору, так эхо этого призыва до сих пор разносится "от Москвы до самых до окраин". На него откликаются все новые и новые люди, убежденные, говоря словами Бакунина, что "никакое государство, а тем паче Всероссийское, без подлости и без зверства ни существовать, ни даже год продержаться не может".
По сути, террор как был, так и остается краеугольным камнем общественных отношений государства Российского, как бы оно ни называлось и какую бы территорию ни занимало. Государство терроризировало своих граждан, граждане иногда отвечали тем же. Не было для холопа слаще мысли, чем мысль о том, как бы подпалить барское имущество, изнасиловать барскую дочь, а самого барина - топором и в омут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
- я должен доложить начальству.
- нет.
- почему?
- разговор окончен.
- я ведь не торгуюсь. без санкции штаба округа я не смогу ничего сделать. я объясню им, что происходит, и они согласятся. мне нужно всего полчаса.
- ладно. докладывайте. но через десять минут я нажимаю на гашетку, и от здания с вашими семьями остается только облачко пара. еще через десять минут я нажимаю на гашетку второй раз - и в облачко превращаетесь уже вы сами.
- дайте мне полчаса...
- нет. десять минут. время пошло.
он отключил связь и откинулся в кресле. кресло в самолете было удобным. когда лампочка связи замигала снова, часы показывали, что прошло ровно восемь с половиной минут.
- алло! пятьдесят восьмой! вы меня слышите?
- да.
- ваши требования принимаются. куда вы собираетесь лететь?
- я скажу после того, как поднимусь в воздух.
- если вы собираетесь лететь за границу, мне понадобится связаться с иностранными диспетчерами.
- нет. не за границу.
- вы представляете какую-нибудь организацию?
- зачем вам это?
- меня просили узнать те, с кем я советовался.
он помолчал.
- да, представляю. я представляю боевую группу политического движения "прямое действие".
- погодите, не так быстро. политического... как вы сказали?
- заправщик должен подъехать справа. ехать медленно, остановиться за белой разделительной полосой. делать он все должен медленно. если что будет не так... вы меня понимаете...
- понимаю.
- если вы надумаете залить мне какое-нибудь не то горючее, или начнете мудрить с воздушным коридором, или еще что-нибудь хитрое придумаете, то... у меня на коленях лежит карта. на карте значится, что вон за тем леском расположен городок нижнереченск. сколько бы горючего у меня ни было, взлететь мне хватит и до городка я дотяну. и скорее всего, успею расстрелять все четыре ракеты. и уж только затем свалюсь на самой оживленной нижнереченской улице. я внятно излагаю? да? давайте обойдемся без экспромтов, хорошо?
- хорошо.
желтый заправщик медленно выехал из-за ангаров. машина подползла к разграничительной линии, и из кабины вылез действительно один-единственный техник. если что-то и должно было начать происходить, то именно сейчас. но все обошлось.
индикаторы показали, что баки полны. заправщик так же медленно уполз обратно.
- все о'кей? - поинтересовался динамик.
- да.
- вы собираетесь выходить на полосу?
- собираюсь.
- погодите, тут с вами хотят поговорить.
в динамике пощелкало. потом даниил узнал голос:
- даниил владимирович? вы меня слышите?
- да, майор, я вас слышу.
- что происходит, даниил владимирович? мне сказали, вы захватили базу?
- захватил.
- я не понимаю: вы в одиночку захватили целую базу?
- да.
- зачем?
- давайте вкратце, я очень занят. что вы хотели мне сказать?
майор говорил о том, что даниил поступает странно, очень странно... он подводит лично его, майора, который, между прочим, ходатайствовал за него, ручался и содействовал его досрочному освобождению... а теперь такое начинает происходить... и в этот раз помочь ему будет невозможно...
даниил не слушал. он обеими руками держал штурвал и не торопясь разворачивал самолет на исходную позицию.
подъехав к жирной белой черте с надписью START, он проговорил в микрофон:
- давайте не будем тянуть время. я не передумаю.
повисла долгая пауза. посланные майором головорезы в любом случае не успевали подъехать до того момента, как шасси самолета оторвутся от земли.
- куда вы хоть собрались-то?
- я собрался в москву. все четыре ракеты я собираюсь выпустить по кремлю.
- по кремлю?!
- да.
- почему по кремлю? это же паранойя! зачем вам это надо?!
- я знаю, что это паранойя.
- и все равно делаете?!
- у меня мало времени. попросите командира базы переключиться на связь со мной.
- даниил владимирович, что вы делаете, а? вы же понимаете, что у вас нет ни единого шанса добраться до москвы!
- понимаю.
- и все равно пытаетесь? вас собьют в воздухе. собьют сразу же, как только вы взлетите.
- я знаю.
- тогда зачем вам взлетать, я не понимаю?! все ПВО северо-запада уже предупреждены. вам осталось жить от силы двадцать минут!
- майор, вы зря тратите время.
он потянул руль на себя. перед ним лежала бесконечная, ровная и чистая взлетная полоса.
двадцать минут? ну что ж, пусть двадцать... это будет очень интересная жизнь. не очень длинная, и получаса не наберется, но - настоящая жизнь.
взлетная полоса упиралась в прекрасное восходящее солнце.)
Ночь кончилась. Начинался день.
ИЛЬЯ СТОГОFF КАК ЗЕРКАЛО
РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ СЕЙЧАС
Тероризм - устращивание, устрашенье смертными казнями, убийствами и всеми ужасами неистовства.
Словарь Даля
Тут у нас старичок один... научился преотличные гранатки из консервных банок мастерить. Вот дать кое-кому из наших по такой самодельной гранатке, да в день открытия и угостить ими как следует всех гостей.
Борис Полевой,
"Мы - советские люди"
Первое издание этого романа появилось почти четыре года назад.
Тираж его давно распродан, гонорар пропит, а корректуры сданы в макулатуру.
За два года изменилось многое. Прежде всего изменился сам Стогоff. В одночасье из популярного журналиста и преуспевающего беллетриста нежданно-негаданно он превратился в "культового писателя" (если выражаться словами его бывших братьев по профессии), любимца шестнадцатилетних girls и столь же шестнадцатилетних boys. Его портреты, напечатанные на обложках глянцевых журналов, снисходительно смотрят со стеклянных стен киосков. Знакомством с ним гордятся глашатаи современного книжного рынка Александр Гаврилов и Лев Данилкин. О нем пишет Белинский наших дней Андрей Семенович Немзер. Его цитируют новостные сайты. Его читают, ругают, хвалят, а главное - покупают.
Что же касается мира - то он тоже изменился. Он стал еще больше похож на свой портрет в романе.
Мир - изменился. Люди же - нет.
Как полтора века назад некий молодой романтик призвал Русь к топору, так эхо этого призыва до сих пор разносится "от Москвы до самых до окраин". На него откликаются все новые и новые люди, убежденные, говоря словами Бакунина, что "никакое государство, а тем паче Всероссийское, без подлости и без зверства ни существовать, ни даже год продержаться не может".
По сути, террор как был, так и остается краеугольным камнем общественных отношений государства Российского, как бы оно ни называлось и какую бы территорию ни занимало. Государство терроризировало своих граждан, граждане иногда отвечали тем же. Не было для холопа слаще мысли, чем мысль о том, как бы подпалить барское имущество, изнасиловать барскую дочь, а самого барина - топором и в омут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45