Рассевшись на Лешкиной койке, Бушуев терпеливо учил:
— Не зарывайся, не зарывайся, миляга. Карты горячих не любят. Будешь или нет прикупать?… Будешь. Даю… Смотри ты, и тут взял. Говорил, что тебе фартить станет поначалу…
Лешке шли карты, он розовел от возбуждения. Подошел Иван Ступнин, помигал желтыми ресницами, покачал головой.
— Греховное дело… Сколько в банке? Восемьдесят копеек всего-то! Ну-ко, для любопытства дай карту, ударю по ним.
Взял, с сомнением вгляделся, протянул:
— Пе-ри-пе-етия! Сразу две давай. Ага!… Ну-ко, бери себе… Моя!
Потянулись другие, с соседних коек, плотно обсели. Егор Петухов, провожая глазами карты, сердито сводил губы:
— По гривеннику, по гривеннику — глядишь, и вылетит в красный рублик. Век за эти карты не брался.
— И не берись, — поддакнул Бушуев. — Игра скупых не любит.
Часам к десяти «простучали» последний «банк». Подсчитали: Лешка выиграл двадцать рублей. Иван Ступнин и остальные проиграли и выиграли по мелочи. Бушуев расплачивался.
— Фарт — великое дело, браточки. — Заглянув в лицо Лешке своими прозрачными глазами, с чуть приметной насмешечкой добавил: — Только за мной, мой мальчик, не гонись — могу до косточек обглодать. Видишь?
Он показал Лешке карту. Тот, смущенный тем, что пришлось взять у Бушуева деньги, еще не остывший от удачи, подавленно кивнул головой: «Вижу».
— Запомнил карту? Хорошо запомнил?… Учти, я в нее не заглядывал. Клади ее в колоду. Тасуй!… Да шибче, душечка. Эк у тебя руки — что грабли,… Перетасовал? Подсними. Еще раз подсними… А теперь давай всю колоду сюда.
Небольшие, ловкие, с плоскими белыми ногтями, со свежими ссадинами, полученными во время окатки, руки Бушуева быстро перебирали карты, один глаз насмешливо прищурился.
— Эта?…
У Лешки удивленно отвалилась челюсть.
— Эт-та.
Все кругом, ухмыляясь, закачали головами.
— Мастак…
— То-то, — закончил Бушуев, — я карты наскрозь вижу. Со мной не садись.
11
И все— таки на следующий вечер сели играть на бушуевской койке -чтоб убить время, не всерьез — пять человек: Лешка, Иван Ступнин, сам Бушуев и еще двое — долговязый Харитон Козлов и рыжий Петр Саватеев. Вокруг встали любопытные, среди них Егор Петухов, которого всегда волновало, когда деньги переходили из одного кармана в другой.
Ставки были маленькие, копеечное счастье приходило то к одному, то к другому. Снова заметно везло Лешке. Он сорвал банк. Егор Петухов крякнул:
— Бывают же такие везучие!
Иван Ступнин вздыхал:
— Перипетия… Ну-коcь, кто по гривенничку, а я на все стукну. Удача небось рисковых любит.
Мало— помалу игра стала расти, на смятом одеяле зашуршали не только рублевки, а десятки, четвертные, даже сотни.
Выигрывал Лешка, выигрывал Иван Ступнин. Бушуев спокойно вынимал из кармана деньги, небрежно бросал.
— Это что!… Разве ж игра?… Помню, деточки, по десяти тысяч в банке стояло.
Начали подсаживаться и другие. На днях выдали зарплату, все были при деньгах, каждый считал, что можно позволить себе удовольствие — проиграть или выиграть по мелочи.
Один только Егор Петухов, поджав скопчески губы, следил за картами, провожал глазами руки, прячущие деньги в карманы, осуждающе качал головой, но от играющих не отходил. Никто не обращал на него внимания.
После того как распаренно-красный, торжествующий Иван Ступнин наложил свою широкую лапу на банк, Егор подтолкнул в бок Лешку:
— Ну-ко, подвинься. У меня ноги не железные.
— Уж не сыграть ли хочешь? — спросил Бушуев.
— А что, я хуже тебя?
— Прогоришь. Карты скупых не любят.
Еще долго Егор не решался, сидел, смотрел, поджимал губы, наконец не выдержал.
— Подбрось, что ли, и мне карту.
Но Бушуев, показывая щербатинку в зубах, насмешливо оскалился в лицо.
— Положь на кон шкурку.
Егор вскипел.
— Шпана безродная! Не доверяет! Уж кому бы не верить, то тебе.
— Зачем лезешь, коль не веришь?
— Дай карту! Побогаче тебя, урка приблудная, расплачусь, коль проиграю.
— Деньги на кон или катись!
— У-у, висельник! Плевал я на твою игру. Тьфу!
Егор поднялся, прошел на свою койку, лег.
— Ты зря человека обижаешь, — упрекнул Бушуева Иван Ступнин. — У нас промеж собой пакости не водится. Проиграет — отдаст.
— Отдаст? Я, браток, знаю таких живодеров. Удавится. Достается им, когда попадают в холодные места. Требуху-то быстро из них вышибают.
— Я б твою требуху пощупал, да рук пачкать не хочется, — проворчал Егор, не поднимая головы.
— Иль схлестнемся? У тебя же кулаки пудовые, чего робеешь?
— Хватит вам, дети малые! Ты глянь, нe перебрал ли? Четвертую карту тянешь.
— Перебрал, долбани его петух в зад…
Шла игра, раздавались голоса, то сдержанно-выжидающие, то настороженные, то удивленные. Шла игра, доносился шелест денег. Егор слез с койки, вытащил свой чемодан, отпер замок.
Расправив плечи, с выражением какого-то кислого пренебрежения на лице, подошел к играющим.
— Вот, приблудный, не лист с веника — деньги. Дай карту.
Бушу ев хохотнул:
— Вот так отломил! Сколько же ты на этот пятерик червончиков собрать хочешь?
— Поскалься, у меня, поскалься! Сколько хочу, столько и выкладываю. Давай карту.
— На всю бумажку?
— Рубь ставлю.
— Не мельчись, все равно прогоришь.
— Рубль ставлю, — со злым упрямством повторил Егор.
— Эх, расчетлива девка, да принесла в подоле.
Бушуев принялся ловко раздавать карты.
Карта, брошенная Егору, утонула в его красной, с обломанными ногтями ручище, глаза остро уставились в ладонь, губы свело, казалось — вот-вот Егор изумленно свистнет. Бушуев с издевочкой щурил свои порочно-чистые глаза, показывал щербатину в плотных зубах.
Как только Егор сел, игра сразу же изменилась. До сих пор шутили, перекидывались незначительными замечаниями, похохатывали, проигрывали легко, чувствовалось, что, несмотря на поднявшиеся ставки, играют для удовольствия. С появлением Егора ставки не возросли, а, наоборот, уменьшились, но шутки как-то сразу увяли, все вдруг стали серьезны, на скомканные деньги глядели не прямо, а как-то стыдливо, искоса.
Бушуев все еще ухмылялся, но нет-нет да прикусывал нижнюю губу, и тогда на худощавом, вытянутом, с плоским подбородком лице появлялось что-то стремительное, острое, напоминающее выражение кошки перед прыжком на воробья.
Егор Петухов, напряженно приподняв плечи, стал метать банк. Но как-то быстро этот банк у него разобрали. Бушуев, пригребая к себе кучу мятых бумажек, бросил взгляд на Егора.
— Отчаливай. Кончилась твоя пятерка.
Те пять рублей, с которыми вошел в игру Егор Петухов, проиграны были незаметно, без особой боли. Осталось только ощущение неухваченного счастья.
Сердито посопев, Егор встал.
— Обождите, не начинайте.
Снова вытащил чемодан, погремел замком, выложил на койку бумажку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109