Как бы подтверждая ее слова, на площадку пришла гренадерша Луиза, подошла к мужской компании, отхлебнула из бутылки и позвала:
— Любка, иди сюда!
Люба, которая сидела к Луизе боком, на призыв среагировала странно. Вместо того, чтобы повернуть голову, как это обычно делают, она развернулась к Луизе всем телом, оставляя голову в неподвижности, потом осторожно встала, будто поднимая до краев налитый сосуд, и зашаркала к противоположной скамейке, словно боясь отрывать ноги от земли.
— Видала, видала? — кивнула на Любу Леночка.
— Видала. Пойдем у пруда посидим! — Шурочка увидела, как к компании Любы и Луизы подошла Оксана и начала со смехом что-то им рассказывать. Наверное, как Борюсик ее замуж звал. Значит, свободно бревнышко!
— Не, не хочу. Сейчас мальчишки музыку вынесут, опять танцы будут, — отказалась Леночка. Шурочка взяла у нее еще горсть орехов и пошла к пруду.
У пруда, вдали от фонаря, было совсем темно. Луна еще не взошла, подул легкий ветер, и Шурочка угадывала, что темная вода в метре от ее ног колышется мелкой рябью.
«Интересно, вода теплая? — подумала Шурочка, вспомнив свой недавний сон. Что ей там шипела Нюрка-гусыня? Кыш, гулящая? — Так, все, покончили с этим. Ничего непоправимого в моей жизни не случилось. Ну, потеряла девственность. Сейчас не средние века, никто окровавленными простынями не размахивает. Вон, в некоторых племенах специальные жрецы работают в первую брачную ночь, чтобы женихи сами не мучались. Вот и пусть Васятка будет такой жрец-дефлоратор. И слава богу, что он меня послал. А то ведь, дура, так бы и вышла за него замуж. Доярка, блин. Свинарка-скотница».
— Привет, я тебя искал, — рядом с Шурой на бревнышке примостился пьяный Борюсик. — Слушай, — он схватил Шурочкину руку и прижал ее к своей груди: — выходи за меня замуж!
— Борь, а как меня зовут? — Шурочке стало интересно, угадала Ира или нет, что он имени ее не знает.
— Тебя? Да не важно! Выходи, а? У меня папа, знаешь, какой начальник!
— Борь, а познакомь меня с папой!
— Зачем?
— Я за него замуж пойду!
«Идиот, испортил настроение!» — Шурочка поднялась с бревна и пошла обратно к танцплощадке. В стороне кто-то развел костер. Шурочка вспомнила про бумажный мусор в кармане — надо пойти пожечь — и подошла поближе.
— Можно к вам? — спросила она и только потом поняла, что у костра сидят двое — Женька Линев и Люба. Кажется, она помешала!
— Да, конечно, давай присаживайся! — Женька отозвался так радостно, что Шурочка даже заозиралась — может, за спиной кто стоит.
— Мы картошку будем печь. Хочешь?
— А я не помешаю?
— Нет, нет, ты как раз вовремя, — ответила Люба и стала медленно, осторожно, словно стараясь что-то не расплескать, подниматься с чурбачка, на котором сидела. — Лично я уже устала от этих примитивных разговоров. Счастливо оставаться!
— Я помешала. Извини. — Шурочке было очень неловко оттого, что она, кажется, спугнула Любу. — Я ее разозлила, да?
— Нет, это я ее разозлил. Я слишком примитивен для нее! Дурак, короче.
— Ты не похож на дурака.
— А на кого похож?
— На Джона Леннона, из «Биттлз». Слушай, а почему она двигается так странно?
— У нее остеохондроз. Спину ей продуло, тело только ниже талии двигаться может, — ответил Женька и помешал палочкой головешки. — Сейчас прогорит, и будем печь картошку!
— Ой, погоди! — вспомнила Шурочка. — Мне же мусор сжечь надо! — и бросила в костер бумажный комок из кармана. Комок от жара развернулся и показал марку, напечатанную на конверте.
— Письма жжешь? С признаниями в любви?
— С признаниями в глупости! — настроение у Шурочки испортилось окончательно.
Глава 12
«И на фига он мне сдался?» — Шурочка открыла глаза и первое, что вспомнила, — Женьку Линева. По привычке примерила на него корону принца — нет, не то. Вчера они долго жгли угли, потом пекли картошку, потом ее ели и разжигали новый костер. Благо, за дровами далеко не надо ходить — студенты на костры изводили поленницу соседнего Дома быта. Женька все время рассказывал что-то про Колыму, про золото Матросова, про какие-то драги и старателей. Он, оказывается, в Томск приехал учиться с севера. Вырос там в каком-то поселке, судя по его рассказу, самом райском месте на земле: «Талая называется. Он как город, только маленький, на две тысячи человек. И там курорт построили на источниках. Налимы там в речке водятся, знаешь какие! В двенадцать лет такого на жерлянку поймал — на плече нес, хвост по земле волочился. Жимолости, смородины, брусники — море, за два часа ведро собрать можно. А грибы какие! Аж над березами и осинами торчат. Потому что деревья — карликовые!»
Шурочка слушала Женьку вполуха и смотрела на языки пламени, как бы сжигая вслед за письмом все, что с ней приключилось за последнюю неделю. Шурочка посидела у костра часа полтора, потом Женька окончательно утомил ее своей пьяноватой болтовней — тоже ведь отхлебнул из общей бутылки, — и она отправилась спать. У танцплощадки наткнулась на девчонок, и Элька ей сказала: «Шурочка, ты просто становишься роковой женщиной. Вон, Линева у Любы отбила». А Ира Зинченко добавила: «Это он спьяну отбился. А назавтра, как Борюсик, имени Шуркиного не вспомнит». Язва!
* * *
Утром Шурочка вышла на улицу. Под липой чистил зубы Женька.
— Привет! — сказала Шурочка, и он неопределенно кивнул.
«Так! Это что же, права Ирка, получается? И этот теперь еле здоровается? Я что, действительно, только пьяных интересую?» Шурочка разозлилась. В конце концов, она тут вторая красавица, ясно! И не позволит так с собой обращаться!
— Жень, а ты знаешь, как меня зовут?
— Знаю. Александра. — Женька смотрел на нее с легким удивлением и выглядел комично из-за пасты, размазанной по подбородку и щекам. — А что?
— Так, — дернула плечом Шурочка и, гордо держа спину, пошагала к сортиру.
— Слушай, — сказал Женька, когда она вернулась под липу, — а ты почему сегодня не в столовке?
— А у меня выходной!
— Вот здорово, и у меня тоже! Пошли после завтрака по деревне гулять!
* * *
Какая она красивая-то, эта Гореловка! Шурочка впервые за те десять дней, что она здесь, обошла деревню от края до края. Длинная главная улица одним концом упиралась в небольшой луг перед лесом, вторым — в заросший травой овражек, за которым простирались совхозные поля. В промежутке помещались деревенская школа, библиотека, клуб, правление, столовая, амбулатория, детский сад и штук пятьдесят домов разной степени «новости». Попадались и слегка посеревшие, не так давно поставленные избушки, и уже совсем темные срубы, вырастившие в своих стенах как минимум одно поколение гореловчан. Две параллельные улицы были покороче. Женька с Шурочкой шли к овражку по второй улице, она красовалась новостройками, в том числе и такими новенькими коттеджами, в каком жила Лизавета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26