В малюсеньком гардеробе Сары не было ни вечернего платья, ни щипцов для завивки волос, ни украшений, ни соответствующей косметики, ни каких-либо штучек, которые, как полагает подросток, должны приличествовать такому событию, как летние танцы в Датч-Крике. Мать и дочь заявили, что они могут одолжить ей на вечер великолепное платье. Сара, предполагая склонность обеих к чему-то экстравагантному, слегка побаивалась.
– Хорошенькая у тебя экипировочка, – сказала Эдит, выплевывая изо рта булавки.
Все еще думая о склонности Либби к крупным бирюзовым драгоценностям, а Ребекки – к перекрашиванию волос, Сара не сразу сообразила, что Эдит говорила не об одежде, а о ее фургоне, на который указывала кивком головы.
– Мне он нравится, – ответила Сара, ловко прошивая первый кусочек материала.
– Всегда хотелось иметь что-нибудь такое на колесах для отдыха, – произнесла тихо Эдит.
– Правда, ма? – Либби оторвалась от машинки и взглянула на мать; ее васильковые глаза широко раскрылись. – Никогда об этом не знала.
– Да. Большое такое. С большой спутниковой антенной на крыше, которая ловила бы кучу каналов, с вращающимся креслом и с одним из тех крошечных холодильников, в которых есть малюсенькие лоточки с кубиками льда. – Ее машинка остановилась, и Эдит взглянула на грузовик. – Должно быть, это здорово – просто путешествовать по всей стране. – Ее голос замер, и через секунду материал в красную клетку снова плавно заскользил под ее руками.
Либби была так же удивлена, как и Сара, услышав подобное признание.
– Тебе бы хотелось так проводить время?
– Боже, да уже нет, больше уже нет... – Эдит поправила очки в металлической оправе, которые съехали ей на нос, и углубилась в работу.
Сара видела, что Либби заинтригована.
– Что ты имеешь в виду «больше уже нет»? Значит, ты все время мечтала путешествовать по стране?!
Какая нелепая мысль! Эдит Свенсон была всеобщей бабушкой, с ее легкими седыми кудряшками и пухлыми щечками, в строгом сером платье, доходящем ей до середины икр, обутая в твердые коричневые ортопедические ботинки. Глядя на нее, можно было сказать, что ее место исключительно на кухне, где она готовит яблочный пирог с корицей, по локоть погрузившись в тесто, а не за рулем мотоцикла и не во вращающемся кресле руководителя.
– Бывали дни, особенно когда ты, твой брат и сестренки были маленькими... – Она пожала плечами. – Просто, когда живешь на дороге, трудно преодолеть искушение попутешествовать.
Сара кивнула, с удивлением обнаружив родственную душу в жене фермера:
– Мне знакомо это чувство.
– А мне нет, – сказала Либби. – По правде говоря, Сара, я бы не смогла вести такой образ жизни, как ты.
– Это потому, что у тебя всегда был выбор, – сказала ее мать. – Я всегда заботилась, чтобы у тебя был выбор. В наше время, когда мы выходили замуж и рожали детей, у нас не было выбора, – объяснила Эдит. – Тебе это удалось. Никто и не ожидал от тебя ничего другого. Но ты... – она сделала паузу, чтобы обрезать нитку и закрепить ее около шва, – ты уехала учиться в колледж, путешествовала по Испании, годами была занята любимой работой, прежде чем выйти замуж и родить Ребекку. Все дело в том, какую свободу ты для себя выбираешь. – Она взглянула на грузовик. – И тогда тебя уже, может быть, не потянет в горы.
Женщины замолчали, и единственным звуком, нарушающим тишину, было жужжание швейных машинок. Сара задумалась над словами Эдит, пытаясь понять, какой выбор сделала она сама и был ли этот выбор правильным. Она отказывалась поверить заявлению Сайреса, что ее покойный муж в какой-то степени в ответе за то напряжение, в котором она так долго находилась. Ведь то, что Грег всегда любил чистый и опрятный дом, преступлением не назовешь. Но она не могла не сравнивать его с Маком. Как не могла и не думать о том, что, если бы не влияние Грега, она бы постепенно расслабилась, стала независимее и мягче, но вместо этого она становилась все жестче и жестче.
В конце концов, Маку не нужно крахмалить рубашки. Все расписание Мака умещалось на календаре, прикрепленном кнопкой к стене рядом с телефоном, и единственной пометкой на белых квадратиках июня была дата посещения врача для проверки зрения Якоба. Мак не разбивал клумб, на которых цветы подобраны по цвету и на фоне низкорослых флоксов обязательно должен расти более высокий львиный зев. Ей нравятся его мягкие рубашки с потертыми воротничками, и то, что вся домашняя работа выполняется не по расписанию, и то, что пестрое смешение роз, маргариток и тигровых лилий во дворе так приятно радует глаз. А что, если она посадит новые цветы, спрашивала себя Сара, как бы выступая в защиту дьявола, будет ли она все так же уверена, что рыжий цвет – это не оранжевый? И если когда-нибудь ей придется отвечать за рубашки Мака, не будет ли она настаивать на том, чтобы отделить зимние от летних, короткие рукава от длинных? Она не знала.
Сара перекусила нитку с излишней энергичностью, забыв про ножницы. Несмотря на свои протесты и заявления, что она не изменилась, не хочет меняться, что ей нравится ее образ жизни, она в течение всей недели втайне подвергала себя маленьким испытаниям. После позднего ужина оставляла в раковине грязную посуду, чтобы вымыть ее с утра. Затем шла к себе в спальню и тщательно анализировала, как она чувствует себя при том, что работа не доделана. Сара была нетерпелива в своей детской игре и в то же время, затаив дыхание, прислушивалась, не взывает ли к ней эта немытая посуда.
Работа на ранчо была тяжелой, физически намного тяжелее той, которую она выполняла в Денвере, но в ней напрочь отсутствовали та напряженная каждодневная рутина и тот стресс, который она вынесла из своей прошлой жизни. Сара понимала, что все это она навязывала себе сама, что все, чего она ждала, она ждала от самой себя, а не от других, но здесь все было совершенно иначе: другой стиль и темп жизни. Она еще не почувствовала, как внутри у нее появляется крепкий стержень вместо болезненного комка нервов. Неужели она изменилась за два года, даже не осознав этого?
Довольно, приказала себе Сара, чувствуя раздражение от таких мыслей. Это все потому, что здесь чужой дом и чья-то чужая жизнь. Вот почему ты оставила грязную посуду в раковине! Домашняя работа не так давит, когда знаешь, что можешь уехать в любой момент. Я не изменилась, твердо сказала себе Сара. Это всего лишь временное отклонение от нормы.
Черт! Она отвлеклась, ее пальцы автоматически втыкали и вытаскивали иголку, и складки постепенно расширялись. Сара схватила ножницы и начала распарывать швы, чтобы снова сделать ровные складки. Ножницы выскользнули у нее из рук, и острый металлический конец впился под ноготь большого пальца. Тут же появилась яркая капелька крови и запачкала материал, когда Сара резко отдернула руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Хорошенькая у тебя экипировочка, – сказала Эдит, выплевывая изо рта булавки.
Все еще думая о склонности Либби к крупным бирюзовым драгоценностям, а Ребекки – к перекрашиванию волос, Сара не сразу сообразила, что Эдит говорила не об одежде, а о ее фургоне, на который указывала кивком головы.
– Мне он нравится, – ответила Сара, ловко прошивая первый кусочек материала.
– Всегда хотелось иметь что-нибудь такое на колесах для отдыха, – произнесла тихо Эдит.
– Правда, ма? – Либби оторвалась от машинки и взглянула на мать; ее васильковые глаза широко раскрылись. – Никогда об этом не знала.
– Да. Большое такое. С большой спутниковой антенной на крыше, которая ловила бы кучу каналов, с вращающимся креслом и с одним из тех крошечных холодильников, в которых есть малюсенькие лоточки с кубиками льда. – Ее машинка остановилась, и Эдит взглянула на грузовик. – Должно быть, это здорово – просто путешествовать по всей стране. – Ее голос замер, и через секунду материал в красную клетку снова плавно заскользил под ее руками.
Либби была так же удивлена, как и Сара, услышав подобное признание.
– Тебе бы хотелось так проводить время?
– Боже, да уже нет, больше уже нет... – Эдит поправила очки в металлической оправе, которые съехали ей на нос, и углубилась в работу.
Сара видела, что Либби заинтригована.
– Что ты имеешь в виду «больше уже нет»? Значит, ты все время мечтала путешествовать по стране?!
Какая нелепая мысль! Эдит Свенсон была всеобщей бабушкой, с ее легкими седыми кудряшками и пухлыми щечками, в строгом сером платье, доходящем ей до середины икр, обутая в твердые коричневые ортопедические ботинки. Глядя на нее, можно было сказать, что ее место исключительно на кухне, где она готовит яблочный пирог с корицей, по локоть погрузившись в тесто, а не за рулем мотоцикла и не во вращающемся кресле руководителя.
– Бывали дни, особенно когда ты, твой брат и сестренки были маленькими... – Она пожала плечами. – Просто, когда живешь на дороге, трудно преодолеть искушение попутешествовать.
Сара кивнула, с удивлением обнаружив родственную душу в жене фермера:
– Мне знакомо это чувство.
– А мне нет, – сказала Либби. – По правде говоря, Сара, я бы не смогла вести такой образ жизни, как ты.
– Это потому, что у тебя всегда был выбор, – сказала ее мать. – Я всегда заботилась, чтобы у тебя был выбор. В наше время, когда мы выходили замуж и рожали детей, у нас не было выбора, – объяснила Эдит. – Тебе это удалось. Никто и не ожидал от тебя ничего другого. Но ты... – она сделала паузу, чтобы обрезать нитку и закрепить ее около шва, – ты уехала учиться в колледж, путешествовала по Испании, годами была занята любимой работой, прежде чем выйти замуж и родить Ребекку. Все дело в том, какую свободу ты для себя выбираешь. – Она взглянула на грузовик. – И тогда тебя уже, может быть, не потянет в горы.
Женщины замолчали, и единственным звуком, нарушающим тишину, было жужжание швейных машинок. Сара задумалась над словами Эдит, пытаясь понять, какой выбор сделала она сама и был ли этот выбор правильным. Она отказывалась поверить заявлению Сайреса, что ее покойный муж в какой-то степени в ответе за то напряжение, в котором она так долго находилась. Ведь то, что Грег всегда любил чистый и опрятный дом, преступлением не назовешь. Но она не могла не сравнивать его с Маком. Как не могла и не думать о том, что, если бы не влияние Грега, она бы постепенно расслабилась, стала независимее и мягче, но вместо этого она становилась все жестче и жестче.
В конце концов, Маку не нужно крахмалить рубашки. Все расписание Мака умещалось на календаре, прикрепленном кнопкой к стене рядом с телефоном, и единственной пометкой на белых квадратиках июня была дата посещения врача для проверки зрения Якоба. Мак не разбивал клумб, на которых цветы подобраны по цвету и на фоне низкорослых флоксов обязательно должен расти более высокий львиный зев. Ей нравятся его мягкие рубашки с потертыми воротничками, и то, что вся домашняя работа выполняется не по расписанию, и то, что пестрое смешение роз, маргариток и тигровых лилий во дворе так приятно радует глаз. А что, если она посадит новые цветы, спрашивала себя Сара, как бы выступая в защиту дьявола, будет ли она все так же уверена, что рыжий цвет – это не оранжевый? И если когда-нибудь ей придется отвечать за рубашки Мака, не будет ли она настаивать на том, чтобы отделить зимние от летних, короткие рукава от длинных? Она не знала.
Сара перекусила нитку с излишней энергичностью, забыв про ножницы. Несмотря на свои протесты и заявления, что она не изменилась, не хочет меняться, что ей нравится ее образ жизни, она в течение всей недели втайне подвергала себя маленьким испытаниям. После позднего ужина оставляла в раковине грязную посуду, чтобы вымыть ее с утра. Затем шла к себе в спальню и тщательно анализировала, как она чувствует себя при том, что работа не доделана. Сара была нетерпелива в своей детской игре и в то же время, затаив дыхание, прислушивалась, не взывает ли к ней эта немытая посуда.
Работа на ранчо была тяжелой, физически намного тяжелее той, которую она выполняла в Денвере, но в ней напрочь отсутствовали та напряженная каждодневная рутина и тот стресс, который она вынесла из своей прошлой жизни. Сара понимала, что все это она навязывала себе сама, что все, чего она ждала, она ждала от самой себя, а не от других, но здесь все было совершенно иначе: другой стиль и темп жизни. Она еще не почувствовала, как внутри у нее появляется крепкий стержень вместо болезненного комка нервов. Неужели она изменилась за два года, даже не осознав этого?
Довольно, приказала себе Сара, чувствуя раздражение от таких мыслей. Это все потому, что здесь чужой дом и чья-то чужая жизнь. Вот почему ты оставила грязную посуду в раковине! Домашняя работа не так давит, когда знаешь, что можешь уехать в любой момент. Я не изменилась, твердо сказала себе Сара. Это всего лишь временное отклонение от нормы.
Черт! Она отвлеклась, ее пальцы автоматически втыкали и вытаскивали иголку, и складки постепенно расширялись. Сара схватила ножницы и начала распарывать швы, чтобы снова сделать ровные складки. Ножницы выскользнули у нее из рук, и острый металлический конец впился под ноготь большого пальца. Тут же появилась яркая капелька крови и запачкала материал, когда Сара резко отдернула руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42