Я так не смогу.
—Спешат? — пробормотал Лафайет. — Как покойники в морге.
—Посуди сам, — продолжала Свайнхильда. — Глубокая ночь, а таверна открыта. Никогда такого не видывала.
—Послушай, сейчас десять вечера, — резонно возразил Лафайет. — Совсем не…
—И к тому же мне надо выйти, а поблизости ни одного куста.
—Для этого существует специальное помещение, — торопливо объяснил Лафайет. — Видишь, написано «ЛЕДИ».
—Внутри?!
—Конечно. Ведь мы в городе, Свайнхильда. Придется тебе привыкать…
—Ладно, неважно. Я быстренько сбегаю за угол…
—Свайнхильда! Немедленно в туалет!
—Тогда пойдем со мной.
—Не могу, он для женщин. Для мужчин рядом.
—Надо же! — Свайнхильда неодобрительно покачала головой.
—Иди скорее, через несколько минут принесут суп.
—Пожелай мне ни пуха ни пера.
Она встала со стула и неуверенно пошла вперед. Лафайет вздохнул, подвернул намокшие кружевные манжеты рубашки, вытер влажное лицо салфеткой, лежавшей рядом с тарелкой, и принюхался к восхитительным ароматам жарящегося цыпленка и лука, доносившимся с кухни. При мысли об ужине рот его наполнился слюной. Кроме нескольких кусочков салями и сомнительных сосисок, приготовленных Свайнхильдой, он с утра ничего не ел…
Утро, — десять часов и миллион лет тому назад. Резной столик на террасе, белоснежная скатерть, начищенное серебро, безупречный дворецкий, наливающий легкое вино из замороженной и обернутой полотенцем бутылки, ломтики ветчины со специями, пшеничный хлеб, взбитые сливки, тоненькая, как папиросная бумага, фарфоровая чашечка с черным кофе..
—Эй, ты! — загремел с другого конца комнаты грубый голос, нарушая сладостные мечты O'Лири.
Решив, что в таверну забрел бродяга, которого собираются немедленно выставить за дверь, Лафайет обернулся. У входа стояли двое мужчин в треугольных шляпах, голубых мундирах, обшитых золотом, и белых бриджах до колен. Они смотрели на него в упор.
—Точно, он, — заявил один из них, хватаясь за эфес шпаги.
— Ух ты, целую неделю за ним гонялись. Теперь награда наша. Все денежки получим сполна. Смотри, Заскок, только не упусти. — Шпага со свистом вылетела из ножен и замелькала перед глазами O'Лири. — Лицом ко мне, руки на стол, приятель. Замри. Мы тебя арестуем именем герцога.
Второй стражник вытащил из-за пояса обрез и направил дуло на голову Лафайета.
—Сам пойдешь, мерзавец, или подстрелить тебя при попытке к бегству?
—Послушайте, — раздраженно сказал O'Лири, — вы меня спутали с каким-то другим мерзавцем. Я только что появился в вашем городе и еще не успел нарушить законов; или у вас есть закон, по которому запрещено дышать?
—Пока еще нет, но все впереди. — Острие шпаги кольнуло O'Лири в плечо. — Смотри, какой умник выискался.
—Давай по-хорошему, приятель, — посоветовал Заскок. — Нам с Простофлем платят за живого, как за мертвого.
—Я своими глазами видел, как ты отчебучил моих друзей, которые всего только хотели тебя арестовать, — добавил Простофль. — У меня руки чешутся с тобой посчитаться.
Заскок взвел курки обреза.
—С ума вы все посходили, что ли! — вскричал Лафайет. — Я никогда в жизни не был в этой богом забытой дыре!
—Сказки рассказывай герцогу Родольфо! — Шпага еще раз кольнула его в плечо. — Ну-ка, лапки кверху, приятель! Не бойся, идти недалеко.
Вставая со стула, Лафайет бросил красноречивый взгляд на хозяина таверны, потом на дверь женского туалета. Хозяин моргнул, перекрестился и уставился в пол, яростно протирая хрустальные фужеры.
—Вы совершаете непоправимую ошибку, господа! — сказал Лафайет, подгоняемый острием шпаги на улицу. — Хватаете невиновного, в то время, как преступник разгуливает на свободе. Ваш начальник будет недоволен.
—Нам все равно, за кого получать деньги, приятель. А теперь заткнись.
Несколько случайных прохожих испуганно посмотрели вслед стражникам, ведущим Лафайета по узкой мощеной улице в направлении угрюмой высокой башни. Они миновали железные ворота, охраняемые часовыми в той же форме, что у Заскока и Простофля, пересекли большой двор и подошли к двери, над которой горел красный фонарь. За дверью находилась ярко освещенная комната, до потолка увешанная плакатами: ИХ РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ. Посередине стояли деревянная скамья и стол, заваленный грудами пыльных бумаг.
—Гляди-ка, кто к нам пожаловал, — сказал сидящий за столом мужчина, обращаясь к Лафайету. Взяв гусиное перо, он придвинул к себе чистый бланк. — Неумно. Крайне неумно. Ты сделал большую ошибку, вернувшись в Миазмы.
—Я не…
Резкий удар в спину положил конец возражениям O'Лири. Его схватили под руки, втолкнули в длинный коридор через обитую железом дверь, свели вниз по лестнице. Пахло, как в обезьяннике Сэнт— Лу.
—Ох, нет, — взмолился O'Лири. — Только не туда!
—Туда, туда, — охотно отозвался'Простофль. — Прощай, шут гороховый!
И удар ногой в то место, на котором сидят, швырнул Лафайета вниз. Пролетев некоторое расстояние по воздуху, он свалился в камеру с низким потолком, освещенную светом одной-единственной свечи. По стенам камеры стояли клетки, из которых на него смотрели заключенные, напоминавшие обликом зверей. Между клетками сидел человек, поперек себя шире, и, раскачиваясь на трехногом табурете, чистил ногти огромным кинжалом.
—Нашего полку прибыло, — сказал он голосом, похожим на скрежет тупой мясорубки, мелющей мясо вместе с костями. — Тебе повезло, что есть свободное место.
Лафайет, не дослушав, бросился вверх по ступенькам, но не успел пробежать и трех шагов, как железная решетка с грохотом рухнула, чуть было не раздробив ему пальцы на ноге.
—Эх, опять промахнулся! — сказал надзиратель. — Вечно мне не везет. Дюймом дальше, и пришлось бы отскребать тебя от пола.
—Что все это значит? — дрожащим голосом спросил Лафайет.
—Попался — терпи. Второй раз тебе не удастся улизнуть.
—Я требую адвоката. Не знаю, в чем меня обвиняют, но в чем бы меня ни обвиняли, обвинять меня не в чем!
—Да ну? — осведомился надзиратель, поднимая бровь в притворном изумлении. — Ты никогда ни с кем не дрался?
—Ах, вот оно что. Но я…
—Никогда ничего не крал?
—Без злого умысла. Плоскодонка…
—Никогда никого не соблазнял? Не пробирался по ошибке в чужую постель?
—Но я могу объяснить! — вскричал Лафайет.
—Можешь не стараться. — Надзиратель зевнул, перебирая связку ключей. — Твое дело слушалось в суде, и ты признан виновным по всем статьям уголовного кодекса. Советую как следует выспаться, ведь завтра твоя премьера.
—Завтра? Какая премьера?
—Да ты не волнуйся. — Надзиратель схватил Лафайета за воротник окончательно пришедшего в негодность пиджака и втолкнул в клетку. — Маленькое отрубание головы на заре. Ты — в главной роли.
* * *
Лафайет забился в угол клетки, стараясь не обращать внимания на боль и ломоту во всем теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
—Спешат? — пробормотал Лафайет. — Как покойники в морге.
—Посуди сам, — продолжала Свайнхильда. — Глубокая ночь, а таверна открыта. Никогда такого не видывала.
—Послушай, сейчас десять вечера, — резонно возразил Лафайет. — Совсем не…
—И к тому же мне надо выйти, а поблизости ни одного куста.
—Для этого существует специальное помещение, — торопливо объяснил Лафайет. — Видишь, написано «ЛЕДИ».
—Внутри?!
—Конечно. Ведь мы в городе, Свайнхильда. Придется тебе привыкать…
—Ладно, неважно. Я быстренько сбегаю за угол…
—Свайнхильда! Немедленно в туалет!
—Тогда пойдем со мной.
—Не могу, он для женщин. Для мужчин рядом.
—Надо же! — Свайнхильда неодобрительно покачала головой.
—Иди скорее, через несколько минут принесут суп.
—Пожелай мне ни пуха ни пера.
Она встала со стула и неуверенно пошла вперед. Лафайет вздохнул, подвернул намокшие кружевные манжеты рубашки, вытер влажное лицо салфеткой, лежавшей рядом с тарелкой, и принюхался к восхитительным ароматам жарящегося цыпленка и лука, доносившимся с кухни. При мысли об ужине рот его наполнился слюной. Кроме нескольких кусочков салями и сомнительных сосисок, приготовленных Свайнхильдой, он с утра ничего не ел…
Утро, — десять часов и миллион лет тому назад. Резной столик на террасе, белоснежная скатерть, начищенное серебро, безупречный дворецкий, наливающий легкое вино из замороженной и обернутой полотенцем бутылки, ломтики ветчины со специями, пшеничный хлеб, взбитые сливки, тоненькая, как папиросная бумага, фарфоровая чашечка с черным кофе..
—Эй, ты! — загремел с другого конца комнаты грубый голос, нарушая сладостные мечты O'Лири.
Решив, что в таверну забрел бродяга, которого собираются немедленно выставить за дверь, Лафайет обернулся. У входа стояли двое мужчин в треугольных шляпах, голубых мундирах, обшитых золотом, и белых бриджах до колен. Они смотрели на него в упор.
—Точно, он, — заявил один из них, хватаясь за эфес шпаги.
— Ух ты, целую неделю за ним гонялись. Теперь награда наша. Все денежки получим сполна. Смотри, Заскок, только не упусти. — Шпага со свистом вылетела из ножен и замелькала перед глазами O'Лири. — Лицом ко мне, руки на стол, приятель. Замри. Мы тебя арестуем именем герцога.
Второй стражник вытащил из-за пояса обрез и направил дуло на голову Лафайета.
—Сам пойдешь, мерзавец, или подстрелить тебя при попытке к бегству?
—Послушайте, — раздраженно сказал O'Лири, — вы меня спутали с каким-то другим мерзавцем. Я только что появился в вашем городе и еще не успел нарушить законов; или у вас есть закон, по которому запрещено дышать?
—Пока еще нет, но все впереди. — Острие шпаги кольнуло O'Лири в плечо. — Смотри, какой умник выискался.
—Давай по-хорошему, приятель, — посоветовал Заскок. — Нам с Простофлем платят за живого, как за мертвого.
—Я своими глазами видел, как ты отчебучил моих друзей, которые всего только хотели тебя арестовать, — добавил Простофль. — У меня руки чешутся с тобой посчитаться.
Заскок взвел курки обреза.
—С ума вы все посходили, что ли! — вскричал Лафайет. — Я никогда в жизни не был в этой богом забытой дыре!
—Сказки рассказывай герцогу Родольфо! — Шпага еще раз кольнула его в плечо. — Ну-ка, лапки кверху, приятель! Не бойся, идти недалеко.
Вставая со стула, Лафайет бросил красноречивый взгляд на хозяина таверны, потом на дверь женского туалета. Хозяин моргнул, перекрестился и уставился в пол, яростно протирая хрустальные фужеры.
—Вы совершаете непоправимую ошибку, господа! — сказал Лафайет, подгоняемый острием шпаги на улицу. — Хватаете невиновного, в то время, как преступник разгуливает на свободе. Ваш начальник будет недоволен.
—Нам все равно, за кого получать деньги, приятель. А теперь заткнись.
Несколько случайных прохожих испуганно посмотрели вслед стражникам, ведущим Лафайета по узкой мощеной улице в направлении угрюмой высокой башни. Они миновали железные ворота, охраняемые часовыми в той же форме, что у Заскока и Простофля, пересекли большой двор и подошли к двери, над которой горел красный фонарь. За дверью находилась ярко освещенная комната, до потолка увешанная плакатами: ИХ РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ. Посередине стояли деревянная скамья и стол, заваленный грудами пыльных бумаг.
—Гляди-ка, кто к нам пожаловал, — сказал сидящий за столом мужчина, обращаясь к Лафайету. Взяв гусиное перо, он придвинул к себе чистый бланк. — Неумно. Крайне неумно. Ты сделал большую ошибку, вернувшись в Миазмы.
—Я не…
Резкий удар в спину положил конец возражениям O'Лири. Его схватили под руки, втолкнули в длинный коридор через обитую железом дверь, свели вниз по лестнице. Пахло, как в обезьяннике Сэнт— Лу.
—Ох, нет, — взмолился O'Лири. — Только не туда!
—Туда, туда, — охотно отозвался'Простофль. — Прощай, шут гороховый!
И удар ногой в то место, на котором сидят, швырнул Лафайета вниз. Пролетев некоторое расстояние по воздуху, он свалился в камеру с низким потолком, освещенную светом одной-единственной свечи. По стенам камеры стояли клетки, из которых на него смотрели заключенные, напоминавшие обликом зверей. Между клетками сидел человек, поперек себя шире, и, раскачиваясь на трехногом табурете, чистил ногти огромным кинжалом.
—Нашего полку прибыло, — сказал он голосом, похожим на скрежет тупой мясорубки, мелющей мясо вместе с костями. — Тебе повезло, что есть свободное место.
Лафайет, не дослушав, бросился вверх по ступенькам, но не успел пробежать и трех шагов, как железная решетка с грохотом рухнула, чуть было не раздробив ему пальцы на ноге.
—Эх, опять промахнулся! — сказал надзиратель. — Вечно мне не везет. Дюймом дальше, и пришлось бы отскребать тебя от пола.
—Что все это значит? — дрожащим голосом спросил Лафайет.
—Попался — терпи. Второй раз тебе не удастся улизнуть.
—Я требую адвоката. Не знаю, в чем меня обвиняют, но в чем бы меня ни обвиняли, обвинять меня не в чем!
—Да ну? — осведомился надзиратель, поднимая бровь в притворном изумлении. — Ты никогда ни с кем не дрался?
—Ах, вот оно что. Но я…
—Никогда ничего не крал?
—Без злого умысла. Плоскодонка…
—Никогда никого не соблазнял? Не пробирался по ошибке в чужую постель?
—Но я могу объяснить! — вскричал Лафайет.
—Можешь не стараться. — Надзиратель зевнул, перебирая связку ключей. — Твое дело слушалось в суде, и ты признан виновным по всем статьям уголовного кодекса. Советую как следует выспаться, ведь завтра твоя премьера.
—Завтра? Какая премьера?
—Да ты не волнуйся. — Надзиратель схватил Лафайета за воротник окончательно пришедшего в негодность пиджака и втолкнул в клетку. — Маленькое отрубание головы на заре. Ты — в главной роли.
* * *
Лафайет забился в угол клетки, стараясь не обращать внимания на боль и ломоту во всем теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46