Бомж привстал с постели и притянул девушку к себе:
— Чего болтать?! Чайку бы сварганила.
Наверное, Генерал сделал Люсе больно, потому что она вскрикнула и отскочила от кровати.
— Ладно. Сейчас сварю. Лейла опять развоняется, что по ночам на кухне гремлю.
— А ты не греми. Ходи на цирлах! На цирлах!
Люся ушла.
— Азеры полквартиры снимают, — сказал Генерал. — С Черемушкинского рынка. А Лейла ихняя — натуральная ведьма. Люське шагу ступить не дает.
— Если Николай опять в ментовку попал, хорошего мало, — пустил пробный шар Фризе. Он надеялся, что бомж разоткровенничается и объяснит, что означает фраза: «Он сегодня не пустой». Но Генерал лишь вздохнул.
Хозяйка принесла небольшой эмалированный чайник. Всыпала прямо в него большую горсть заварки. Потом долго возилась у буфета, перебирая стаканы и чашки. «Что она там видит в темноте? — подумал Фризе. — Проверяет на ощупь, мытая ли посуда? Нет бы свет зажечь!»
— Люська, «красноты» не приберегла на трудный день? — поинтересовался Генерал.
— Ты ж чаю просил!
— Как-то оно так…
— Уже достала, — смилостивилась девушка. — Знаю тебя как облупленного. Ты, Володечка, красное не пьешь? — обратилась она к Фризе.
В ее тоне, в том, как был задан вопрос, заключался намек, какое-то скрытое предупреждение.
— Сегодня не могу. Печень разболелась.
— Вот насмешил! — вмешался Генерал. — Печень разболелась. Да у меня все болит. Даже дыхалка. А выпью — полегчает. Ну-ну, не хочешь — не пей. Мне больше достанется. А ты чего ждешь? — обратился он к Люсе. — Налей ему чаю — и в постель. Счас я тебя разогрею.
ЛЮСЕНДА
Фризе проснулся, почувствовал, что кто-то пытается снять с него пиджак. Он осторожно приоткрыл глаза и увидел перед собой миловидное полудетское лицо.
— Проснулся? — шепнула Люся. — Подымись чуток. Без одежды лучше выспишься.
Владимир послушно выполнил все ее требования и почувствовал небывалое облегчение, оказавшись раздетым до пояса. Но Люся не собиралась на этом останавливаться. Начала расстегивать ремень на брюках.
— Стоп. — Он осторожно отстранил ее маленькую руку и покосился на кровать.
Генерал сладко сопел на ней в полной парадной форме. Даже исчезнувшая на время красная каскетка «Труссарди» венчала опять плешивую голову.
— В отключке, — заметив взгляд Владимира, сообщила Люся. — Я Васеньке в вино снотворного натолкала.
В густой предрассветной мгле девушка напомнила Фризе привидение. А может быть, добрую фею?
— Откуда у тебя снотворное?
— А… — беспечно отозвалась Люся. — Я на городской свалке подрабатываю. Там всего навалом. Таблеток старых! Ух!
— Твой Васенька может от старых таблеток и сандалии откинуть.
— Когда-нибудь все равно умрет. Он больной. Старенький.
— Не такой уж и старенький.
— Что ты! Сорок лет!
Она попыталась вырвать руку, но Фризе держал ее крепко.
— Зачем связалась со стариком? Нашла бы помоложе. — Он был до крайности удивлен, что Василию всего сорок. А выглядел действительно стариком.
— Он меня не бьет, — доложила Люся с гордостью. — А потом вот это. — Девушка все-таки вырвала руку из его ладони и, расстегнув французскую булавку на кармашке халата, достала какую-то бумажку. Бережно развернула и помахала перед лицом Владимира. Он узнал стодолларовую купюру. Люся вернула деньги в кармашек и тщательно зашпилила его.
— Богатый у тебя друг! — сказал Фризе с восхищением. — Это что ж? Лужков бомжам такие бабки выдает?
— Скажешь! Такая халява подвернулась.
— Ну и держись за него, красавица.
— Да ты не думай — я сейчас с ним не живу. Всякий раз таблеток в «красноту» толку. А потом рассказываю, как мы здорово с ним трахались. Как он…
Фризе не дал ей продолжить. Осторожно прикрыл рот ладонью. Остановив поток откровений, не удержался, спросил:
— Верит?
— Не знаю. Может, верит, может, нет. Но ему нравится, как я рассказываю. Бывает, что повторить просит. — Теперь она сама взяла ладонь Владимира и, приложив к губам, поцеловала. — Ты знаешь, зачем они тебя в компанию взяли?
— Решили питерца пригреть?
— Держи карман шире! Хотят вместе с тобой в Питер смыться. У них там дело намечается. Этих, — Люся похлопала себя по зашпиленному карману, — у них навалом. А в Москве и бакса не разменяешь. Все у ментов под колпаком. И крутые лютуют.
— А в Питере их с оркестром встретят?
— Ну… В Питере ты поможешь. У них план — приоденут тебя и пустят по обменным пунктам.
— Чудаки.
— Только, знаешь, мил друг, поберегись. Потом они тебя замочат. — Девушка сообщила ему эту новость таким спокойным, обыденным голосом, что у Владимира мурашки по спине пробежали. — Свидетель-то им зачем?
— А тебя не замочат?
— Да в любую минуту могут. Жизнь такая. Но я мало знаю. Считают, что ничего. — Она попыталась изобразить загадочную улыбку, а получилось совсем по-детски: «А я знаю, где мама прячет от меня конфеты». — В Питере и ты услышишь кое-что.
— Что я в Питере забыл? Только что слинял оттуда.
— Уговорят. — Она вдруг задумалась. — Только одному Боженьке известно, как теперь дела пойдут. Если Колю Колизея замочили… Или менты его с бабками загребли…
— С баксами? — уточнил Фризе.
Но Люся не ответила. Распахнула халатик и крепко прижалась грудью к его груди.
— Ты и на бомжа-то не похож, Володенька.
Она стала гладить его щеку. Потом рука проворно скользнула вниз под одеяло.
— Люсенда! — Фризе опять перехватил ее руку и прижал к дивану. — Мы так не договаривались.
Его раздирали противоречия. Не хватало еще связаться с такой сыроежкой! Владимир предполагал, что девушке не больше пятнадцати. Вот только развитая грудь… Впрочем, все они, акселератки, такие. А эта к тому же подруга бомжа. Шугануть ее немедленно! Правда, сыроежка в призрачных отсветах мигающей рекламы, в распахнутом халатике, теплая, податливая, с мягкими пухлыми губами, казалась такой привлекательной… И похоже, могла о многом рассказать. Что ж, кинуться в омут?
Он отверг и то и другое. Победила холодная расчетливость.
— Люсенда, у нас все впереди, — шепнул он и не удержался, нежно поцеловал девчонку в губы. Потом застегнул ее халатик. Кивнул на спящего. — Пока он здесь — ни-ни!
— Да ты что-о? Он же…
— Сейчас не могу. Давай встретимся завтра.
— Завтра уже наступило. — Люся дернула полы халата так, что отлетели пуговицы. Взяла груди в ладони. — Целуй!
Фризе осторожно прикоснулся губами к длинным твердым соскам. Решительно, но не грубо запахнул халат. Положил между собой и Люсей жесткий диванный валик.
— Не будем ссориться, малышка. При нем — любовь не состоится.
— Я не малышка. Мне девятнадцать.
— Ври больше. От силы — пятнадцать.
Люся усмехнулась. На этот раз совсем не по-детски. Улыбкой многоопытной женщины, знающей цену словам. Особенно мужским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58