ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Правильно? Потому что есть мужчина, который любит её до безумия, который мстит за нее, и которому она дороже всего на свете. Не какое-то мелкое говно, которое то ли потонуло, то ли всплыло и сбежало, а мужчина, благородный рыцарь! Зорро! Робин Гуд!.. Она ведь теперь счастливая женщина? Я не прав?
- Марина?! - пробуя имя на язык, в каком-то суеверном ужасе проговорила я, но ещё прежде чем до конца поняла, что несу неимоверную чушь, что все, на самом деле, гораздо проще и логичнее, Говоров устало произнес:
- Ольга Григорьевна Луцик. "Добрейшая тетя Оля"...
И все... И мы не попадали со стульев, не замерли с вытаращенными глазами и раскрытыми ртами. Наверное, потому что это, и правда, было очень просто и логично. И объясняло все с начала и до конца. Почти все.
- Вы, наверное, когда ехали сюда, хотели пожать руку благородному Айвенго? - Андрей, словно скинув с плеч тяжкий груз, потянулся к остывшему кофе и сделал несколько мелких, быстрых глотков. - А вышло вон как! Только знаете, ребята, когда речь идет о подрасстрельной статье, не больно-то рыцаря из себя поизображаешь. Молчите?.. Ну, и не надо ничего говорить. И осуждать меня тоже не надо. Ни к чему. Я для себя все решил. Пусть я сволочь, но я живу так, как сам себе приказал. И меня все устраивает... Марину, конечно, жаль. И Иришку. Но им без меня лучше. Тем более без такого - меня. У Марины другой "Андрей" есть - тот который убивает её мучителей направо и налево! Всем так лучше.
- Значит, Ольга Григорьевна специально сделала все так, чтобы подумали на вас? - я расстегнула два верхних крючка на полушубке. - Чтобы Марина подумала на вас?
- Вот именно, "чтобы Марина"... Не думаю, что бы "тетя Оля" хотела подвести меня под "вышку". Она, вообще, странная тетка, я в ней сильно ошибался... Конечно, рано или поздно выйдут на меня, начнут проверять, убедятся, что есть алиби. Мать почти наверняка скажет Марине, что я - не просто сволочь и подонок, но ещё и убийца, что я просто выкрутился. Она её убедит. Ольга Григорьевна всегда умела убеждать... Надо же! Чего только не сделаешь ради счастья любимой дочери?! Даже над ненавистным зятем ореол святости собственноручно подрисуешь!
- Ольга Григорьевна умерла, - глухо проговорил Митрошкин. - Надо надеяться, что она умерла. Она ушла из больницы, из онкологии, и пропала. Ей оставалось жить несколько недель, а потом погибла эта девушка - Катя, и женщина в профилактории. Последнюю женщину задушили в профилактории...
- Вон оно значит как? - Говоров, казалось, нисколько не удивился. Онкология... Ну что ж, это многое объясняет. Значит, она, наверняка, знала, что умрет, когда все это делала. Знала, что ей хватит оставшейся жизни ровно на то, чтобы убить этих людей и постараться сделать счастливой Марину... А я, кстати, понял, что она серьезно больна. Сразу же, как только увидел её возле корпуса. Белки глаз, цвет лица, худоба ненормальная. И ещё взгляд...
... Он сразу же понял, что она серьезно больна. Белки глаз, цвет лица, худоба ненормальная. И ещё взгляд. Она смотрела на проходящих мимо людей с тоскливой завистью и странным, затаенным страхом. Вот мужчина с женщиной выходят из роддома с кулечком, обмотанным голубой лентой, в руках. Вот старушка прогуливается под руку с молодой женщиной - наверное, дочерью. Вот молодая медсестра перебегает из корпуса в корпус прямо в халате и тапочках... Ольга Григорьевна пока ещё его не видела, и он вполне мог зайти обратно, выйти через вторую дверь, через приемный покой, в конце концов. Но Андрей почему-то стоял на месте, как приклеенный, и по-идиотски улыбался, не в силах согнать с лица эту нелепую ухмылку. В голове у него вертелся бородатый анекдот про зятя, который со словами: "Я - добрый! Я тебя отпускаю", отпустил любимую тещу вниз головой с седьмого этажа.
В конце концов, она обернулась. Она должна была обернуться. Смерила его своим обычным, презрительным взглядом и обыденно сообщила:
- А я всегда знала, что ты не утонул. Любящая жена вот поверила в то, что тебя нет, а я знала, что ты живой. И не ошиблась... Мне однокурсник твой твои координаты дал.
"Соловьев!" - подумал он с бессильной злобой. - "Или Болдырев... Черт, да теперь уже, наверное, половина выпуска знает. Надо было ожидать, что меня, в конце концов, найдут. Хорошо хоть она, а не Марина".
- Пойдем, поговорим, что ли? - предложила "тетя Оля", переложив старую некрасивую кожаную сумку из правой руки в левую. - Найдешь для меня полчаса? Больше мне не надо.
- Вы хотите, чтобы я вас к себе домой пригласил?
- А у тебя и дом теперь в Москве есть?.. Видишь, все получилось, как ты хотел: Москва, квартира, карьера. Жена, наверное, есть? Какая-нибудь генеральская дочка?
Жены у Андрея не было. Как, впрочем, и квартиры. Была комната в общежитии типа "малосемейки" и женщина с двухкомнатной на Соколе. Женщине нравилось, когда он подходит к ней на кухне и опускает её лицом на стол. А ещё когда в окне дома напротив в этот момент появляются соседи. Всего этого теще он, понятное дело, говорить не стал.
- Какая вам разница? Если бы мы были с Мариной в официальном разводе, вы бы стали лезть в мою жизнь со своими расспросами?.. Впрочем, вы бы, наверное, стали. Давайте! Я вас слушаю!
Ему уже почти удалось успокоиться. Что, собственно, произошло? Да, ничего! Ну, выследила теща, ну, расскажет бывшей жене, и что дальше? Марина - интеллигентный человек, она поймет. Ей многое можно объяснить, ничего не объясняя - просто посмотреть в глаза. А те люди?.. Они тоже поймут, даже если что-то и узнают. Они поймут, что прошло три года, и раз он сидел все эти три года, как суслик в норе, значит, уже не опасен.
Интересно, это только у "тети Оли" такая достойная восхищения интуиция, или они тоже обо всем догадались ещё три года назад? Наверное, да... Это только Маринка поверила - святая душа. (При такой внешности, такое чистое детское сердечко!)... Когда Андрей шел к тому мостику в новых ботинках из нубука и черной вязаной шапке, держа в руках пакет со старой "ондатрой" и старыми ботинками, он представлял, как все это увидит она... Толстый слой снега. Серый лед, у проруби кажущийся голубоватым. Острые края, сколки. Руки, изрезанные в кровь. Это ведь инстинкт. Нормальный инстинкт самосохранения. Прыгнуть в реку добровольно, чтобы потом с захлебывающимся, судорожным стоном вынырнуть из воды, ломая пальцы, сдирая кожу и кроша вокруг себя лед, как огромный старый сухарь... У Маринки пронзительное воображение. Она представит и прилипшие к его лбу волосы, и закатывающиеся глаза, и искривленный судорогой рот. Только бы, чего доброго, не подумала, что его убили (Зря, идиот, столько на эту тему говорил!). Подымет шум, поставит на уши милицию. Найдут, вернут. И что дальше?..
Он присел на корточки, положил на мост шапку, рядом поставил ботинки. Носком правого придавал записку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100