– Уэллер, почему вы не рассказали мне, что были когда-то на службе в полиции?
Мистер Уэллер избегал взгляда Штрома. Он посмотрел на меня усталыми глазами.
Миссис Уэллер также полоснула меня взглядом Но в её глазах была ненависть.
– Мне следовало бы знать, что она проболтается, – проговорил Уэллер как бы про себя. – И я ведь знал это, с тех пор, как она мне призналась, что миссис Гэр говорила ей об этом.
– Конечно, вы знали это. И поэтому пытались убить ее! – прогремел голос Штрома.
Мистер Уэллер отрицательно покачал головой.
– Нет, это неправда.
– А ваша жена купила для вас этот пятновыводитель.
– Нет, это тоже не так.
– Но вы пользуетесь этим средством!
– Только для чистки одежды!
– Вы вернулись домой после судебного расследования и подождали, пока все успокоиться. Затем пробрались в подвал. Прежде всего вы подмели обычно неиспользуемую подвальную лестницу, затем вывернули винты из двери, ведущей в кухню миссис Дакрес, и перепилили заржавевшую задвижку. Затем на чисто подметенной лестнице стали с нетерпением ожидать возвращения миссис Гэр. Вы с вашим подлым делом ждали, пока женщина ляжет спать и будет беспомощной. Ждали там за дверью, в потемках свою новую жертву!
Чета Уэллеров дрожала, и мне тоже стало немного не по себе.
Лейтенант понизил голос и спросил ледяным тоном:
– Что вы искали в чулане?
– Клянусь Богом, я ничего такого не делал!
– Почему же вы тогда заходили туда?
– Да я вообще там не был!
В кабинете опять воцарилась мертвая тишина.
Штром прошептал:
– Я прикажу произвести у вас дома обыск!
Никакого ответа.
– Вы, по-видимому, ничего не имеете против этого, так?
Снова молчание.
– Ах, тогда, значит, в вашей комнате нечего искать? Ну, я вам помогу. Уэллер, в моем письменном столе лежит одна заметка от 8 июля 1919 года. В тот день сотрудник полиции Уолтерс вошел в комнату повесившейся и нашел там кое-что! Он нашел такое, за что миссис Гэр пообещала ему две тысячи долларов! Уолтерс, вы могли найти в той комнате только одно! Только одно, за что миссис Гэр была готова заплатить такую сумму! Этим она не могла оградить себя от всех неприятностей, что ей, пожалуй, было ясно; но это должно было защитить её в беде. Уолтерс, в течение всего процесса адвокаты Либерри пытались найти вещественные доказательства того, что мисс Либерри не добровольно оказалась у миссис Гэр и не по своему желанию решилась на самоубийство! Ничего не было найдено! Ничего! Эти доказательства пытались получить от вас, Уолтерс! Вы были первым, кто осматривал ту комнату. Почему не было ничего обнаружено – ни письма, ни объяснения? Потому что вы лгали, Уолтерс, и вас невозможно было в этом уличить! Но я знаю кое-что, чего не знали тогда адвокаты и за что несчастный отец отдал бы все свое состояние, – а именно, – то, что у вас была долговая расписка, датированная 8 июля 1919 года!
Вслед за этим в комнате опять наступила полная тишина. Слышалось лишь прерывистое дыхание супругов Уэллер.
– Уэллер, где то письмо, которое оставила после себя несчастная девушка?
Мистер Уэллер апатично посмотрел на Штрома. А затем предельно просто ответил:
– Миссис Гэр сожгла его.
Тихо, почти шепотом Штром повторил:
– Сожгла его…
Уэллер кивнул. Миссис Уэллер тоже наклонила голову.
Мне захотелось завыть! Голос Штрома прозвучал слабо и тихо, как будто он говорил в микрофон:
– Следовательно, вы нашли объяснение этого трагического самоубийства?
– Да, я нашел это письмо.
– И миссис Гэр пообещала вам две тысячи долларов за молчание?
– Да.
– Уолтерс, вы читали это письмо?
Мужчина вздохнул и прошептал:
– Лист бумаги, пожалуйста…
Штром подтолкнул ему через стол блокнот и карандаш.
Мистер Уэллер встал и начал почти автоматически, но дрожащими пальцами что-то писать. Он писал в течение нескольких минут. Затем пододвинул блокнот обратно Штрому. Лицо лейтенанта стало жестким и холодным. Я склонилась через его плечо и прочитала:
«Мама, папа, я испробовала все, что в моих силах, чтобы вырваться отсюда, но этот дом всегда заперт. То, что от меня требуют – ужасно, страшно! Простите меня, мама и папа – вы знаете, как я вас люблю. И я знаю, что вам лучше видеть меня мертвой… Ваша Роза.»
Я как зачарованная уставилась в эту бумагу. Я не могла смотреть в лицо Уэллеру. Но я слышала, как Уэллер, запинаясь, произнес:
– Может быть, теперь я смогу, наконец, забыть это! Тогда я был ещё совсем новичком в полиции. У меня были долги. Моя жена ждала своего первого ребенка. Он умер… Эта тайна почти свела нас с ума…
Штром тихо спросил:
– Так эти две тысячи долларов – не все, что вы получили?
Теперь самое трудное для Уэллера было позади, и он сказал почти с облегчением:
– Нет – она также отдала мне ещё все наличные деньги, которые были у неё дома… около трех тысяч долларов…
– О Боже!
И внезапно Уэллер опять опустился на свой стул, закрыл лицо руками и начал горько рыдать. Это были рыдания подавленного, растерянного, сломленного мужчины. Миссис Уэллер положила ему руку на плечо.
– Уэллер, вы убили миссис Гэр? – спросил Штром с угрожающей интонацией.
– Бог свидетель – нет!
– Вы пытались убить миссис Дакрес?
– Нет, нет!
Штром пожал плечами и обратился ко мне.
– Миссис Дакрес, почему бы вам не пойти домой? Я должен продолжать этот допрос, пока Уэллер не сознается во всем. Может быть, вам лучше не присутствовать при этом! Я обещаю держать вас в курсе всех дел.
Я покинула комнату, прошла по коридору и, наконец, оказалась на улице, под июньским солнцем. Мои нервы были напряжены до предела, и я была рада, что Штром меня выставил. Я не смогла бы больше смотреть, как он буквально убивает Уэллера своими вопросами. Вопросы могут быть более убийственными, чем нож или кастет. Они проникают постепенно, пока не достигнут самой слабой точки – и тогда конец!
Собственно говоря, очень странно, что я проявляла такое сострадание к Уэллерам. Непонятно, почему мне было жалко Уэллера, который доставил столько страданий родителям несчастной Розы Либерри. Конечно, были молодые девушки, по своей воле последовавшие зову зла, – но не Роза Либерри! Ее ясные, невинные, добрые глаза говорили о её порядочности.
Из телефонной кабины на углу я позвонила Ходжу Кистлеру и позже, за ужином рассказала ему все, что случилось после того, как мы с ним расстались.
– Ужасно! – трезво и объективно оценил Ходж мое сообщение. – Такое юное существо с такой ужасной судьбой. А то, что несчастных родителей заставляли поверить что эта девушка была совершенно порочной! Уэллер должен был быть расстрелян.
– Для него это было бы даже лучше, – сказала я. – Жизнь для него теперь кончена. В чем-то мне его жаль. Я не могу его ненавидеть так, как, собственно говоря, должна бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61