Но ведь Бог-то учит людей прощению, милосердию и любви даже врагов наших. Как с этим-то быть нам? Тогда получается, что писатель отрицает и само служение человека Богу как нечто явно избыточное, что, понятное дело, и приводит его самого к мысли обожения человеком самого себя. Но почему вдруг так-то? А потому, что поклонение творению и ведет прямиком всякого подобного поклонника к мысли о вершине всего сотворенного – к человеку. Поэтому-то мысли А. Н. Радищева о божественном предмете, как их ни поворачивай, все равно выходят богопротивными.
В главе «Зайцово» главное действующее лицо книги встречается на почтовом дворе со своим приятелем г. Крестьянкиным. Последний сообщает путешественнику, что после военной службы нашел свой удел в суде. Однако, войдя в подробности сего дела, вынужден был его оставить по причине того, «что закон судит о деяниях, не касаясь причин, оные производивших». Тем самым А. Н. Радищев открывает новую свою обличительную речь против власти. В частности, пересказывая случай г. Крестьянкина, писатель говорит своему читателю следующее: «Человек родится в мир равен во всем другому. Все одинаковые имеем члены, все имеем разум и волю. Следственно, человек без отношения к обществу есть существо, ни от кого не зависящее в своих деяниях». Но, во-первых, человек человеку все-таки не равен во всем, так как, например, один умен, а другой – глуп или один вполне смел в решениях своих, а другой – боязлив очень. Во-вторых, человек вне общества им таковым и не становится вовсе. Иначе говоря, лишь общество позволяет человеку обрести самосознание и соответствующий ему облик. Далее. Даже наедине с самим собою человек все же отвечает перед Богом, впрочем, для автора «Путешествия» Бог есть понятие весьма отвлеченное, а значит, и ответственность сия не существенной будет. О чем еще рассуждает русский писатель в связи с затронутой темой? В частности, он излагает такие мысли: «Какие же ради вины обуздывает он свои хотения? почто поставляет над собою власть? почто, беспределен в исполнении своея воли, послушания чертою оную ограничивает? Для своея пользы. Следственно, где нет его пользы быть гражданином, там он и не гражданин. Следственно, тот, кто вос-хощет его лишить пользы гражданского звания, есть его враг. Ибо гражданин, становяся гражданином, не перестает быть человеком, коего первая обязанность, из сложения его происходящая, есть собственная сохранность, защита, благосостояние». В данном случае А. Н. Радищев попадает в «смысловую ловушку», так как для него гражданское звание есть лишь личное удобство, а вовсе не обязанность его носителя перед обществом в первую голову. То есть писатель как бы забывает, что звание сие налагает на человека не просто ограничения, но в определенных и строгих обстоятельствах жизни понуждает его даже к жертвованию собой во имя общего блага. Другими словами, гимн личной пользе от А. Н. Радищева вызывает лишь досаду и горечь. Поэтому гнев автора в адрес судей, которые вознамерились приговорить к смертной казни крепостных крестьян, убивших своего барина и его трех сыновей за учиненные ими зверства, производит впечатление лишь ложной сострадательности, а также мнимой беспристрастности. Но почему? А потому, что крестьяне, как ни крути, а волю-то барскую все-таки презрели, чем и вызвали означенные выше зверства, завершившиеся, в свою очередь, жестоким самосудом уже со стороны крестьян.
В следующей главе «Крестьцы» автор «Путешествия» сообщает, что стал свидетелем расставания отца с повзрослевшими его детьми, которое чувствительно тронуло писателя. Но что именно его умилило? А. Н. Радищев вошел в утешение от нравоучительного наставления отца детям, в частности, и от следующих суждений его: «при всяком начинании вопросите ваше сердце; оно есть благо и николи обмануть вас не может. Что вещает оно, то и творите. Следуя сердцу в юности, не ошибетеся, если сердце имеете благое». Что сказать в связи с приведенным выше поучением? А лишь то, что оно весьма выспренне и ложно. Почему? А потому, что ежели сердце хорошо, то оно и само управит, а ежели нет, то и нет. Странно сие будет. Казалось бы: дай нравственный (моральный) ориентир молодым, если, конечно, сам знаешь его вполне. Вместо этого подсовывается под видом благого нечто мутное, а значит, и лукавое. Несколько ниже по тексту выделенной главы читаем уже такое мудрствование: «Закон, каков ни худ, есть связь общества. И если бы сам государь велел тебе нарушить закон, не повинуйся ему, ибо он заблуждает себе и обществу во вред. Да уничтожит закон, яко же нарушение оного повелевает, тогда повинуйся, ибо в России государь есть источник законов. Но если бы закон, или государь, или бы какая-либо на земле власть подвизала тебя на неправду и нарушение добродетели, пребудь в оной неколебим». Как мы видим, автор книги, с одной стороны, уповает во всем на государя, с другой – на собственное понимание правды и добра. Но тогда он незаметно для себя самого попросту возводит личность свою и над царем тоже. Почему? А потому, что его правда и его добро абсолютны, тогда как государь вроде бы может и ошибаться в них. Вот что выходит из последнего наставления, ежели воспринимать его буквально или соразмерно смыслу написанного.
Что еще примечательного возможно найти в книге А. Н. Радищева? В финале главы «Вышний Волочок» читаем следующие рассуждения писателя насчет российского крепостнического земледелия, в частности, насчет хозяйства преуспевающего вполне в том помещика: «Варвар! Не достоин ты носить имя гражданина. Какая польза государству, что несколько тысяч четвертей в год более родится хлеба, если те, кои его производят, считаются наравне с волом, определенным тяжкую вздирати борозду? Или блаженство граждан в том почитаем, чтоб полны были хлеба наши житницы, а желудки пусты? чтобы один благословлял правительство, а не тысячи? Богатство сего кровопийца ему не принадлежит. Оно нажито грабежом и заслуживает строгого в законе наказания. И суть люди, которые, взирая на утучненные нивы сего палача, ставят его в пример усовершенствования в земледелии. И вы хотите называться мягкосердечными, и вы носите имена попечителей о благе общем. Вместо вашего поощрения к таковому насилию, которое вы источником государственного богатства почитаете, прострите на сего общественного злодея ваше человеколюбивое мщение. Сокрушите орудия его земледелия; сожгите его риги, овины, житницы и развейте пепл по нивам, на них же совершалося его мучительство, ознаменуйте его яко общественного татя, дабы всяк, его видя, не только его гнушался, но убегал бы его приближения, дабы не заразиться его примером». Каково, а? Сия речь и есть речь примерного (образцового) карбонария, впрочем, ныне в России разве не то же самое творится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
В главе «Зайцово» главное действующее лицо книги встречается на почтовом дворе со своим приятелем г. Крестьянкиным. Последний сообщает путешественнику, что после военной службы нашел свой удел в суде. Однако, войдя в подробности сего дела, вынужден был его оставить по причине того, «что закон судит о деяниях, не касаясь причин, оные производивших». Тем самым А. Н. Радищев открывает новую свою обличительную речь против власти. В частности, пересказывая случай г. Крестьянкина, писатель говорит своему читателю следующее: «Человек родится в мир равен во всем другому. Все одинаковые имеем члены, все имеем разум и волю. Следственно, человек без отношения к обществу есть существо, ни от кого не зависящее в своих деяниях». Но, во-первых, человек человеку все-таки не равен во всем, так как, например, один умен, а другой – глуп или один вполне смел в решениях своих, а другой – боязлив очень. Во-вторых, человек вне общества им таковым и не становится вовсе. Иначе говоря, лишь общество позволяет человеку обрести самосознание и соответствующий ему облик. Далее. Даже наедине с самим собою человек все же отвечает перед Богом, впрочем, для автора «Путешествия» Бог есть понятие весьма отвлеченное, а значит, и ответственность сия не существенной будет. О чем еще рассуждает русский писатель в связи с затронутой темой? В частности, он излагает такие мысли: «Какие же ради вины обуздывает он свои хотения? почто поставляет над собою власть? почто, беспределен в исполнении своея воли, послушания чертою оную ограничивает? Для своея пользы. Следственно, где нет его пользы быть гражданином, там он и не гражданин. Следственно, тот, кто вос-хощет его лишить пользы гражданского звания, есть его враг. Ибо гражданин, становяся гражданином, не перестает быть человеком, коего первая обязанность, из сложения его происходящая, есть собственная сохранность, защита, благосостояние». В данном случае А. Н. Радищев попадает в «смысловую ловушку», так как для него гражданское звание есть лишь личное удобство, а вовсе не обязанность его носителя перед обществом в первую голову. То есть писатель как бы забывает, что звание сие налагает на человека не просто ограничения, но в определенных и строгих обстоятельствах жизни понуждает его даже к жертвованию собой во имя общего блага. Другими словами, гимн личной пользе от А. Н. Радищева вызывает лишь досаду и горечь. Поэтому гнев автора в адрес судей, которые вознамерились приговорить к смертной казни крепостных крестьян, убивших своего барина и его трех сыновей за учиненные ими зверства, производит впечатление лишь ложной сострадательности, а также мнимой беспристрастности. Но почему? А потому, что крестьяне, как ни крути, а волю-то барскую все-таки презрели, чем и вызвали означенные выше зверства, завершившиеся, в свою очередь, жестоким самосудом уже со стороны крестьян.
В следующей главе «Крестьцы» автор «Путешествия» сообщает, что стал свидетелем расставания отца с повзрослевшими его детьми, которое чувствительно тронуло писателя. Но что именно его умилило? А. Н. Радищев вошел в утешение от нравоучительного наставления отца детям, в частности, и от следующих суждений его: «при всяком начинании вопросите ваше сердце; оно есть благо и николи обмануть вас не может. Что вещает оно, то и творите. Следуя сердцу в юности, не ошибетеся, если сердце имеете благое». Что сказать в связи с приведенным выше поучением? А лишь то, что оно весьма выспренне и ложно. Почему? А потому, что ежели сердце хорошо, то оно и само управит, а ежели нет, то и нет. Странно сие будет. Казалось бы: дай нравственный (моральный) ориентир молодым, если, конечно, сам знаешь его вполне. Вместо этого подсовывается под видом благого нечто мутное, а значит, и лукавое. Несколько ниже по тексту выделенной главы читаем уже такое мудрствование: «Закон, каков ни худ, есть связь общества. И если бы сам государь велел тебе нарушить закон, не повинуйся ему, ибо он заблуждает себе и обществу во вред. Да уничтожит закон, яко же нарушение оного повелевает, тогда повинуйся, ибо в России государь есть источник законов. Но если бы закон, или государь, или бы какая-либо на земле власть подвизала тебя на неправду и нарушение добродетели, пребудь в оной неколебим». Как мы видим, автор книги, с одной стороны, уповает во всем на государя, с другой – на собственное понимание правды и добра. Но тогда он незаметно для себя самого попросту возводит личность свою и над царем тоже. Почему? А потому, что его правда и его добро абсолютны, тогда как государь вроде бы может и ошибаться в них. Вот что выходит из последнего наставления, ежели воспринимать его буквально или соразмерно смыслу написанного.
Что еще примечательного возможно найти в книге А. Н. Радищева? В финале главы «Вышний Волочок» читаем следующие рассуждения писателя насчет российского крепостнического земледелия, в частности, насчет хозяйства преуспевающего вполне в том помещика: «Варвар! Не достоин ты носить имя гражданина. Какая польза государству, что несколько тысяч четвертей в год более родится хлеба, если те, кои его производят, считаются наравне с волом, определенным тяжкую вздирати борозду? Или блаженство граждан в том почитаем, чтоб полны были хлеба наши житницы, а желудки пусты? чтобы один благословлял правительство, а не тысячи? Богатство сего кровопийца ему не принадлежит. Оно нажито грабежом и заслуживает строгого в законе наказания. И суть люди, которые, взирая на утучненные нивы сего палача, ставят его в пример усовершенствования в земледелии. И вы хотите называться мягкосердечными, и вы носите имена попечителей о благе общем. Вместо вашего поощрения к таковому насилию, которое вы источником государственного богатства почитаете, прострите на сего общественного злодея ваше человеколюбивое мщение. Сокрушите орудия его земледелия; сожгите его риги, овины, житницы и развейте пепл по нивам, на них же совершалося его мучительство, ознаменуйте его яко общественного татя, дабы всяк, его видя, не только его гнушался, но убегал бы его приближения, дабы не заразиться его примером». Каково, а? Сия речь и есть речь примерного (образцового) карбонария, впрочем, ныне в России разве не то же самое творится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86