Мне трудно было представить, как можно всю жизнь проработать в таком пекле.
– Я занимаюсь этим двенадцать лет. Руки чувствуют жар, но волдырями не покрываются. – Она вновь погрузила тряпку в холодную воду и положила мне на лоб, заменив ту, которая уже нагрелась. – Вы труднее переносите жару, потому что вы рыжая. Вздремните чуток. Я вернусь через три четверти часа.
Заметив большие круглые часы, висевшие на стене, я быстренько вычислила время, когда она должна вернуться. Мне хотелось, чтобы это произошло не слишком скоро – во всяком случае, не раньше, чем мне удастся ответить на некоторые вопросы, неожиданно возникшие у меня.
Палящий жар полотенец начал наконец спадать, постепенно становясь мягким успокаивающим теплом, и тогда я подумала, что реплика Хасси о моих волосах напоминает мне о чем-то. Я попробовала вспомнить, о чем именно, но появилось только смутное ощущение, что здесь как-то замешан Шиа. Шутил ли он по поводу цвета моих волос?
Я перебирала в памяти те дни, когда он, сидя возле моей кровати, рассказывал всякие истории так, как если бы я в любой момент могла очнуться и ответить ему. Я думала о том, насколько он был добр ко мне, но – странное дело! – какая-то часть моего существа протестовала против этой мысли, против той эмоциональной связи, которая, как казалось, возникла между нами за эти дни. Он был тонким лучиком света во мраке душевных терзаний, его сильный, ласковый голос помогал мне выжить в мире, заполненном кошмарными, болезненными снами, – мире, из которого так хотелось вырваться. Но что он сказал о моих волосах?..
Мне никогда не нравились мои волосы,я слегка комплексовала по этому поводу: люди всегда обращали на них внимание, независимо от того, нравились они им или нет.
Мои мысли лениво текли вспять во времени через туманное море воспоминаний, пока не добрались, наконец, до детства. Я полностью отключилась от окружающего, поэтому воспоминание было пронзительно ярким, будто все произошло только вчера.
Я увидела маленькую девочку, терпеливо смотрящую на дверь. Она ждала кого-то. Это ее шестой день рождения, и отец обещал, что обязательно приедет домой и привезет подарок. На ней новое платье нежного синего цвета. Сидя на большом стуле с жесткой спинкой, она поклялась себе, что не откроет ни одного подарка и не попробует ни кусочка пирога, пока не появится папа. Солнечный свет струится сквозь стекла окна, и они сверкают, как алмазы, а комната подернута лучистой рябью. И даже когда стало темнеть и симпатичные алмазики потускнели, она не двинулась с места. Она будет ждать всю ночь.
Подарки остались нераскрытыми, пирог не съеденным, а маленькая девочка так и не перестала ждать.
Вскоре фотографии Адмирала исчезли с крошечного столика, где они покоились на любовно вышитой салфетке. Каждый раз, когда раздавался стук в дверь, девочка нервно вскакивала, думая, что это отец. Черты его лица постепенно начали расплываться в памяти ребенка, но она навсегда запомнила его улыбку, которая проникала в душу и словно говорила: «Я вернусь . Я люблю тебя . Я не оставлю тебя» .
Однажды днем, когда девочка играла на улице, милая, ласковая женщина – это сразу почувствовала девочка, потому что ее собственная мама была очень сдержанной и строгой, – подошла к ней и погладила ее по головке. Девочке строго-настрого запрещалось разговаривать на улице с незнакомыми людьми, но эта леди смотрела на нее так, как когда-то ее отец как будто она была единственным ребенком в мире.
– Ты знаешь, почему твои волосы такого цвета? – спросила добрая леди.
Девочка ненавидела свои волосы, которые ей казались оранжевыми, как у куклы, и она сморщила нос и покачала головой.
– Ты счастливая, – сказала дама, крепко, даже слишком крепко, стиснув детские ручонки. – Очень у немногих такие рыжие волосы.
Ребенок удивленно смотрел на нее, размышляя, какое же это счастье иметь красные как морковь волосы? Но в глазах женщины было столько тепла, что ей хотелось верить. И девочка вспомнила то, о чем уже почти забыла. Ее папа тоже был рыжий.
Этот разговор должен был примирить ее с собственной внешностью, но где-то в глубине души девочка считала, что эта леди могла ошибаться. У этой доброй леди были голубые глаза и прекрасные светлые волосы, и ей трудно было понять страдания маленькой рыжей дурнушки! Время, когда отец был рядом, – единственное, когда девочка чувствовала себя счастливой.
А теперь, когда у нее нет даже этого, она никогда больше не будет праздновать свой день рождения – до тех пор, пока не пройдет это страстное до болезненности желание почувствовать на своих плечах ласковые сильные руки отца.
– Пора немного охладиться! – кричала Хасси, теребя меня за плечо.
Пока она разматывала меня, я тупо наблюдала, как стрелка на стенных часах с раздражающей точностью отсчитывает секунды. Я все жду, жду почти всю жизнь своего отца, чей образ терзает меня во сне и наяву – в минуты, когда я менее всего ожидаю этого.
Понемногу я начала приходить в себя, сны и воспоминания бледнели, по мере того как исчезал горячий кокон, обволакивающий меня.
Мыслями я вновь вернулась к воспоминаниям об Адмирале и о запахах, которые обычно сопровождали его появление. Соленый запах моря, смешанный с табачным дымом. Как ни старалась, за всю жизнь я так и не смогла вспомнить его лицо. Оно было чистым листом бумаги, подернутым туманной дымкой, – листом, который я никак не могла заполнить.
И сейчас я твердо знала: я должна прекратить это пассивное ожидание и, приложив усилия, найти своего отца. Время неумолимо уходит.
Я присела на краешек стола и неожиданно почувствовала головокружение. Когда это состояние прошло, я открыла глаза и увидела многочисленные солнечные блики, преломляющиеся в клубах пара. Подобно этому бесформенному туману, время отделило меня от собственной эпохи, заманив в ловушку прошлого без надежд на спасение. Я увидела крошечную радугу, упорно пробивавшуюся сквозь туман. Таггарты всегда слыли везунчиками. Ныне я, как никогда, нуждаюсь в частице этого фамильного счастья.
На следующее утро меня разбудил какой-то шум: это кровать скрипнула под тяжестью человека, который сел на ее край. Испугавшись, я повернулась на бок и почувствовала рядом с собой Дэвида. Когда наши руки соприкоснулись, я вздохнула и жадно притянула его к себе. После ужаса пережитого близость сильного тела наполнила меня блаженным покоем. Я уловила, как он отвечает на мою ласку, и расслабилась в его объятиях. Все пережитое показалось кошмарным сном, и я наконец освободилась от этого кошмара. Теперь все будет хорошо.
Сжав ладонями его голову, я вытянулась, чтобы его губам было легче найти мои. Он ответил жадным поцелуем, и тепло страсти разлилось по моему телу гораздо сильнее, чем обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Я занимаюсь этим двенадцать лет. Руки чувствуют жар, но волдырями не покрываются. – Она вновь погрузила тряпку в холодную воду и положила мне на лоб, заменив ту, которая уже нагрелась. – Вы труднее переносите жару, потому что вы рыжая. Вздремните чуток. Я вернусь через три четверти часа.
Заметив большие круглые часы, висевшие на стене, я быстренько вычислила время, когда она должна вернуться. Мне хотелось, чтобы это произошло не слишком скоро – во всяком случае, не раньше, чем мне удастся ответить на некоторые вопросы, неожиданно возникшие у меня.
Палящий жар полотенец начал наконец спадать, постепенно становясь мягким успокаивающим теплом, и тогда я подумала, что реплика Хасси о моих волосах напоминает мне о чем-то. Я попробовала вспомнить, о чем именно, но появилось только смутное ощущение, что здесь как-то замешан Шиа. Шутил ли он по поводу цвета моих волос?
Я перебирала в памяти те дни, когда он, сидя возле моей кровати, рассказывал всякие истории так, как если бы я в любой момент могла очнуться и ответить ему. Я думала о том, насколько он был добр ко мне, но – странное дело! – какая-то часть моего существа протестовала против этой мысли, против той эмоциональной связи, которая, как казалось, возникла между нами за эти дни. Он был тонким лучиком света во мраке душевных терзаний, его сильный, ласковый голос помогал мне выжить в мире, заполненном кошмарными, болезненными снами, – мире, из которого так хотелось вырваться. Но что он сказал о моих волосах?..
Мне никогда не нравились мои волосы,я слегка комплексовала по этому поводу: люди всегда обращали на них внимание, независимо от того, нравились они им или нет.
Мои мысли лениво текли вспять во времени через туманное море воспоминаний, пока не добрались, наконец, до детства. Я полностью отключилась от окружающего, поэтому воспоминание было пронзительно ярким, будто все произошло только вчера.
Я увидела маленькую девочку, терпеливо смотрящую на дверь. Она ждала кого-то. Это ее шестой день рождения, и отец обещал, что обязательно приедет домой и привезет подарок. На ней новое платье нежного синего цвета. Сидя на большом стуле с жесткой спинкой, она поклялась себе, что не откроет ни одного подарка и не попробует ни кусочка пирога, пока не появится папа. Солнечный свет струится сквозь стекла окна, и они сверкают, как алмазы, а комната подернута лучистой рябью. И даже когда стало темнеть и симпатичные алмазики потускнели, она не двинулась с места. Она будет ждать всю ночь.
Подарки остались нераскрытыми, пирог не съеденным, а маленькая девочка так и не перестала ждать.
Вскоре фотографии Адмирала исчезли с крошечного столика, где они покоились на любовно вышитой салфетке. Каждый раз, когда раздавался стук в дверь, девочка нервно вскакивала, думая, что это отец. Черты его лица постепенно начали расплываться в памяти ребенка, но она навсегда запомнила его улыбку, которая проникала в душу и словно говорила: «Я вернусь . Я люблю тебя . Я не оставлю тебя» .
Однажды днем, когда девочка играла на улице, милая, ласковая женщина – это сразу почувствовала девочка, потому что ее собственная мама была очень сдержанной и строгой, – подошла к ней и погладила ее по головке. Девочке строго-настрого запрещалось разговаривать на улице с незнакомыми людьми, но эта леди смотрела на нее так, как когда-то ее отец как будто она была единственным ребенком в мире.
– Ты знаешь, почему твои волосы такого цвета? – спросила добрая леди.
Девочка ненавидела свои волосы, которые ей казались оранжевыми, как у куклы, и она сморщила нос и покачала головой.
– Ты счастливая, – сказала дама, крепко, даже слишком крепко, стиснув детские ручонки. – Очень у немногих такие рыжие волосы.
Ребенок удивленно смотрел на нее, размышляя, какое же это счастье иметь красные как морковь волосы? Но в глазах женщины было столько тепла, что ей хотелось верить. И девочка вспомнила то, о чем уже почти забыла. Ее папа тоже был рыжий.
Этот разговор должен был примирить ее с собственной внешностью, но где-то в глубине души девочка считала, что эта леди могла ошибаться. У этой доброй леди были голубые глаза и прекрасные светлые волосы, и ей трудно было понять страдания маленькой рыжей дурнушки! Время, когда отец был рядом, – единственное, когда девочка чувствовала себя счастливой.
А теперь, когда у нее нет даже этого, она никогда больше не будет праздновать свой день рождения – до тех пор, пока не пройдет это страстное до болезненности желание почувствовать на своих плечах ласковые сильные руки отца.
– Пора немного охладиться! – кричала Хасси, теребя меня за плечо.
Пока она разматывала меня, я тупо наблюдала, как стрелка на стенных часах с раздражающей точностью отсчитывает секунды. Я все жду, жду почти всю жизнь своего отца, чей образ терзает меня во сне и наяву – в минуты, когда я менее всего ожидаю этого.
Понемногу я начала приходить в себя, сны и воспоминания бледнели, по мере того как исчезал горячий кокон, обволакивающий меня.
Мыслями я вновь вернулась к воспоминаниям об Адмирале и о запахах, которые обычно сопровождали его появление. Соленый запах моря, смешанный с табачным дымом. Как ни старалась, за всю жизнь я так и не смогла вспомнить его лицо. Оно было чистым листом бумаги, подернутым туманной дымкой, – листом, который я никак не могла заполнить.
И сейчас я твердо знала: я должна прекратить это пассивное ожидание и, приложив усилия, найти своего отца. Время неумолимо уходит.
Я присела на краешек стола и неожиданно почувствовала головокружение. Когда это состояние прошло, я открыла глаза и увидела многочисленные солнечные блики, преломляющиеся в клубах пара. Подобно этому бесформенному туману, время отделило меня от собственной эпохи, заманив в ловушку прошлого без надежд на спасение. Я увидела крошечную радугу, упорно пробивавшуюся сквозь туман. Таггарты всегда слыли везунчиками. Ныне я, как никогда, нуждаюсь в частице этого фамильного счастья.
На следующее утро меня разбудил какой-то шум: это кровать скрипнула под тяжестью человека, который сел на ее край. Испугавшись, я повернулась на бок и почувствовала рядом с собой Дэвида. Когда наши руки соприкоснулись, я вздохнула и жадно притянула его к себе. После ужаса пережитого близость сильного тела наполнила меня блаженным покоем. Я уловила, как он отвечает на мою ласку, и расслабилась в его объятиях. Все пережитое показалось кошмарным сном, и я наконец освободилась от этого кошмара. Теперь все будет хорошо.
Сжав ладонями его голову, я вытянулась, чтобы его губам было легче найти мои. Он ответил жадным поцелуем, и тепло страсти разлилось по моему телу гораздо сильнее, чем обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81